Госпожа

3

Как выяснилось, времени на дополнительные занятия у меня оставалось предостаточно, поскольку приготовления к оценке коллекции Ермолова заняли чуть больше месяца. Для богатых людей время скалярно – так говорил мой друг Стив, успешный игрок на бирже, на чьей яхте «Мандарин» я нашла не только временное убежище, но и стартовую площадку для моей галереи. Богатые люди вообще не воспринимают всерьез то, что им говорят нижестоящие, а календарь всегда можно изменить и адаптировать к их потребностям. Доктор Казбич дал мне номер некой мадам Пулазан, личной ассистентки Ермолова, которая разговаривала со мной довольно сурово, назначила встречу, а потом перенесла ее на другой день, и так несколько раз в течение последовавших недель. Я с облегчением узнала от нее, что в моем распоряжении будет частный самолет, но дважды съездила в аэропорт на водном такси напрасно – оба раза Ермолов отменил встречу. Он был то в Сан‑Паолу, то в Нью‑Йорке, то на срочной встрече в Лондоне, то просто занят.

Постоянные отсрочки дали мне время оценить потенциальную коллекцию, записать последние данные о продажах картин, предположительно принадлежавших Ермолову, сравнить цены по «Артпрайс индекс» и добавить к этому информацию о перемещении картин, появившихся на рынке за последние десять лет. Когда наконец настал час икс, я чувствовала, что сделала все возможное для подготовки к встрече. В процессе своих изысканий я узнала, что Ермолову принадлежат четыре самолета, а его «Дассо» был уникальным даже по меркам аэропорта Марко Поло, и вовсе не благодаря приятному, неяркому синему цвету, а потому что у трапа меня встречали четверо членов экипажа, как будто я прибыла с официальным визитом на государственном уровне. Две стюардессы все время поправляли свои изящные пилотки, которые норовил сорвать ветер.

На взлете я отказалась от водки, шампанского, блинов с икрой, капустного сока холодного отжима и, слегка поморщившись, приняла бутылку воды «Армани». Пока мы поднимались над облаками, я наблюдала за розовыми скалами Доломитов, разглядывая покрытые первым снегом вершины, а потом вернулась к просмотру записей касательно босса неутомимых стюардесс. Ермолова знали все, но мне удалось узнать лишь то, что на самом деле никто не знал о нем ничего конкретного. Он был типичным олигархом новой школы: сначала подготовка в органах, ранее известных как КГБ, обширные интересы в сфере полезных ископаемых и промышленной агрономии, хорошие связи в правительстве, официально гражданин Российской Федерации, но имеет недвижимость во Франции, Лондоне, Ангилье и Швейцарии. В одной из статей журнала «Архитектурный дайджест», посвященной дизайнеру Таис Бин, была фотография люстры, которую она создала для альпийского домика Ермолова. Я с удивлением узнала, что, помимо всего прочего, он занимался политикой и являлся губернатором одной из кавказских республик, откуда и сам был родом, однако, немного почитав о других губернаторах, я поняла, что все это общепринятый способ демонстрации преданности старушке России. Из журналов «Форбс», «Спирс», «Файненшиал таймс» ничего интересного мне узнать не удалось. Я попробовала почитать номера «Российской газеты» и русского финансового журнала «Ведомости», но, несмотря на все старания Маши, моего русского для этих задач было недостаточно. Ермолов, как ему и полагалось по статусу, посещал благотворительные вечера с участием разных популярных умников, светился в Давосе и на Йерба‑Буэна, разумеется, фотографировался с Элтоном Джоном и Боно, но по сравнению с его предшественниками из последнего поколения постсоветских ковбоев не был особо колоритной фигурой. Его состояние было достойно уважения и сомнений не вызывало. Коллекция, конечно, оставалась загадкой, но, поскольку Ермолов не посещал крупных биеннале и не был замечен папарацци на междусобойчике в «Гараже» в Москве, мне пришлось прийти к выводу, что, возможно, он и правда любит искусство.

Мы приземлились в Ницце, и стюардессы проводили меня к ожидавшему там «майбаху», такого же синего цвета, как и самолет. Рядом с автомобилем меня встречал стандартный Шрек‑в‑Костюме, с кобурой на поясе и бычьей шеей. Я оценила его дружелюбный настрой: казалось, мы старые друзья, но даже не знаю, по‑моему, телохранитель и личный водитель – это уже перебор. Громила сидел впереди, машина неслась по автобану в сторону Тулона, свернула сразу за Сен‑Тропе, потом остановилась перед воротами, водитель ввел код доступа, и мы снова поехали по платановой аллее, листва уже золотилась осенними красками. Дорога все время шла то вверх, то вниз, а далеко впереди призывно мерцало Средиземное море. Вскоре мы уперлись еще в одни ворота, но на этот раз водитель свернул с дороги, проехал по бетонной аппарели, дверь гаража тут же поднялась, и мы въехали внутрь. Машина двинулась дальше, окруженная неожиданным голубоватым светом, затем поднялась еще одна дверь, и мы очутились в тесной бетонной коробке с низким потолком. Водитель открыл дверь и показал мне на круглую стеклянную будку в небольшой нише прямо в стене:

– Будьте любезны, мадам, зайдите сюда. Это всего на секунду.

Изогнутая дверь кабины медленно закрылась, на потолке загорелись какие‑то лампочки, раздалось жужжание – видимо, рентген? Потом меня выпустили, и водитель с олимпийским спокойствием подверг той же процедуре мой багаж, после чего отнес сумки к лифту у противоположной стены. Втроем мы молча поднялись наверх, а когда двери открылись, я увидела такой вид, что даже засмеялась от восторга.

Мы стояли на вершине пологого холма, гравийная дорожка вела прямо к вилле Ермолова, утопавшей среди сосен и тополей, внизу плескалось море. Сам дом XIX века был бледно‑розового цвета, вычурный и фривольный, словно свадебный торт, подходящее жилище для куртизанки из романа Колетт, идеальное место для свиданий в кустах жасмина и на чужих постелях. Такой дом когда‑то был изображен на оборотной стороне карточки посетителей казино Монте‑Карло. После слегка зловещей процедуры досмотра под землей от этой милой картины веяло тонким, изысканным ароматом мира грез безвозвратно уходящего fin de siècle. Когда мы подошли к двойным дверям из светлого известняка, украшенным массивной львиной головой, с обеих сторон дорожки включился фонтан, и мы как будто бы прошли прямо под радугой. Еще немного – и заиграет вальс, подумала я. Иногда вульгарность – чертовски приятная штука!

В меру внушительных размеров дворецкий проводил мисс Тирлинк в приготовленную для нее комнату на втором этаже. Распахнулись очередные двойные двери, и я очутилась в небольшой восьмиугольной прихожей, отделанной панелями из розового дерева. По одну руку находился балкон, по другую – спальня. Однако я практически ничего не видела – меня, будто волной, накрыло тяжелым ароматом лилий, я с трудом пробормотала «спасибо» и рухнула на кровать. На мгновение я как будто бы очутилась в другой комнате из прошлого, в комнате, где я сидела рядом с огромным жирным телом, которое после смерти казалось таким уязвимым. Как и тогда, мне пришлось подождать, пока кровь не перестанет шуметь у меня в ушах.