Госпожа

– Дамы и господа! – заплетающимся языком прокричал он. – Встречайте! Траховики!

Толпа честно попыталась изобразить восторг, приветствуя подъезжающие джипы поднятыми вверх кулаками, машины сигналили. В каждой машине на сиденьях стояло по шесть или семь девушек в бикини, они изо всех сил крутили бедрами, стараясь не вывалиться на дорогу. Шталь обернулся к гостям, музыка тут же затихла, и он стал медленно изображать, что расстегивает ширинку и готовится к введению члена в воображаемый рот.

– Мальчики и девочки, веселье начинается! Все за мноооооой!

Он спрыгнул с балюстрады и пошел в сторону бассейна, откуда уже доносился стук шпилек по ступенькам. Вообще, мне несвойственно жалеть о содеянном, но, уныло идя вслед за ним, я испытывала отвращение оттого, что вписалась в такую безвкусицу. О чем я вообще думала? Слава богу, что мы с ним хотя бы предохранялись!

– Ну что, повеселимся? – схватил меня за платье неизвестно откуда появившийся Элвин.

Я резко дернула ткань на себя, но он держал крепко, и я побоялась тянуть сильнее, чтобы не порвать.

– Не уверена, что настолько готова к Ибице.

Он выпустил мое платье:

– А я слышал про тебя другое, Элизабет!

– Наверное, ослышался!

Повернувшись к нему спиной, я прошла мимо всеми покинутого стола и проскользнула в свою комнату на первом этаже, прихватив с собой блюдо с салатом из киноа и граната и лепешку. Окна спальни выходили на холмы за домом, поэтому здесь, слава богу, не было слышно музыки. Закурив, я достала телефон и залезла в «Фейсбук». Как я и подозревала, на аватаре у Элвина стояло стильно оформленное фото «Давида» Микеланджело. Мы были «друзьями» уже около месяца. На его страницу я раньше не заходила, а теперь решила просмотреть последние посты и фотографии: Элвин в галерее «Белый куб» в Лондоне, Элвин уплетает кебаб в Далстоне, Элвин с трехдневной щетиной в пляжных шортах стоит рядом с куда более ухоженной женской версией себя на пляже в Хэмптонсе. Рядом с фотографией подпись заглавными буквами: «Поздравляю, старшая сестренка ☺!!!!» Сестренка показывает палец с помолвочным кольцом, а рядом с ней, видимо, жених, судя по цвету кожи и мятой розовой рубашке, не заправленной в шорты, – англичанин. Рядом с женихом, искусно выставив напоказ красивые бедра в бикини, стояла Анджелика Бельвуар. Я сразу же почувствовала, что появление Элвина – плохой знак, так почему же я проигнорировала интуицию, которая еще вчера пыталась подсказать мне, что вся эта поездка – плохая, жуткая, ужасная идея?! Когда я уже наконец смирюсь с тем, что тусовки не моя история? Выбросив из окна окурок, я прикурила следующую сигарету.

Анджелика Бельвуар, вот дрянь! Та самая «золотая девочка», которая заняла мое место, когда меня уволили из лондонского аукционного дома. Как раз в тот момент, когда я узнала, что мой бывший босс замешан в подделке картин, и имела глупость сунуть нос не в свое дело. Еще до того, как все началось.

До того, как я поняла, что все, чему меня учили насчет упорной работы, таланта и заслуг, – бесполезная куча дерьма. До того, как я стала невольной сообщницей системы, которую презирала. До того, как я уехала из Лондона на Ривьеру, до крови и мертвых тел, до того, как я стала твердой и непреклонной, питаясь лишь злостью и гневом. До Джеймса и Кэмерона, до Лианны и Жюльена, до Рено. Я зашла очень далеко. Мне казалось, что Элизабет Тирлинк не имеет к этому никакого отношения, но прошлое продолжало преследовать меня, как запах лилий в тихой комнате, их руки продолжали цепляться за меня и утаскивать под воды прошлого, неумолимо смыкающиеся над моей головой.

Я встряхнулась. Сейчас не время ностальгировать! Неужели Элвин зафрендил меня из‑за Анджелики? Она меня узнала? Просмотрев список друзей Элвина, ничего интересного я не нашла: у нас было пять общих друзей, все из мира искусства, никого из них, кроме Таге Шталя, я не знала лично. Надо срочно валить с этого чертова острова и убраться подальше от Элвина – желательно на расстояние одной‑двух стран. Мне совершенно не хотелось видеть свое лицо на знаменитых фото папарацци с Ибицы, если есть шанс, что они могут попасться на глаза Анджелике. Я слишком расслабилась, и вот результат! Стоило на мгновение почувствовать себя счастливой, и вот пожалуйста!

Я принялась бесцельно расхаживать по комнате, стены дрожали от звуков вечеринки, и вдруг я ощутила себя как зверь, задыхающийся в тесной клетке. Успокойся, Джудит! Все в порядке! Может ли Элвин быть опасен? Он, конечно, мерзкий тип, похотливый, но не особо умный. Парень наверняка безвреден, однако вызывал у меня ощущение, которого уже давно не бывало, и я надеялась, что и не будет: клаустрофобический выброс адреналина от настоящего страха. Нечто иррациональное. Никто не должен этого заметить. Элизабет Тирлинк, в отличие от Джудит Рэшли, нечего скрывать. Надо вести себя на вечеринке как ни в чем не бывало, держаться от него подальше, а с утра быстро валить отсюда. Не такая уж и сложная задача.

Когда я вернулась на террасу, вечеринка Шталя успела превратиться из обычной пошлости в настоящий гротеск. Круглые белые кровати вокруг бассейна заполнили дергающиеся в синкопированном ритме тела, рядом с каждым мужчиной извивалось по два‑три женских тела. Шлюхи выполняли свою работу с воодушевлением и энтузиазмом, достойным танцоров на полотнах Иеронима Босха: резко поднимались вверх и размахивали руками в такт музыке, а потом так же резко бросались вниз, чтобы вставить язык или палец в сгорающее от желания тело. Гости женского пола исполняли более сложные с психологической точки зрения маневры, их застывшие под действием кислоты лица пытались изобразить одновременно «дикое возбуждение» и «о нет, я выше этого!». Из самой гущи событий появился Шталь, подошел ко мне и обнял за талию:

– Веселишься, дорогая?

– Не совсем.

– Погоди, сейчас начнется самое интересное!

Официантки все еще ходили по террасе, меняя пепельницы и наполняя бокалы шампанским. Как же им, наверное, нас жалко, подумала я. Шталь хлопнул в ладоши, и музыка затихла.

– Мальчики и девочки! Возьмите себя в руки и перестаньте на пару минут трахать друг другу мозг и не только его!

Женщины с подозрительной готовностью оторвались от своего занятия и заворочались в кроватях, словно косяк загорелых сардин. Шталь порылся в кармане кафтана, а затем продолжил:

– Во‑первых, аплодисменты нашим милым дамам, которые приехали развлечь нас сегодня вечером! А теперь конкурс, которого все вы так ждали… – Господи Иисусе, да что с ним такое? Шталь вытащил из кармана туго скрученную пачку знакомых розовых банкнот. – Десять тысяч евро! Десять штук наличкой девушке за лучшую пародию! На кого?