Китти снова выпрямилась, напрягшись всем телом:
– А Якоб?..
– Твой приятель? Он тоже здесь.
– С ним все в порядке?
– Просто постарайся отдохнуть.
И то ли от убаюкивающего движения машины, то ли от накопившейся усталости, но Китти и в самом деле вскоре уснула, а проснулась уже в больнице, где обнаружила, что санитарки срезают с нее одежду. Вся передняя часть ее футболки и шортов обуглилась и рассыпалась от малейшего прикосновения, точно клочки сгоревшей газеты. Китти переодели в легкую белую рубашку, и на время она очутилась в центре внимания: доктора кружили возле нее, как осы над вареньем, проверяли пульс, дыхание и температуру. А потом внезапно все куда‑то делись и Китти осталась лежать одна в пустой палате.
Прошло довольно много времени, прежде чем к ней заглянула медсестра.
– Мы сообщили твоим родителям, – сказала она. – Они сейчас приедут и заберут тебя домой.
Китти смотрела на нее непонимающим взглядом. Женщина задержалась, чтобы объяснить:
– Ты вполне цела и невредима. По всей видимости, Черная Молотилка пощадила тебя, зацепила только краем. Тебе чрезвычайно повезло.
До Китти дошло не сразу.
– А с Якобом тоже все в порядке?
– Боюсь, ему повезло меньше.
Китти охватил ужас.
– То есть как? Где Якоб?!
– Он в соседней палате. У него врачи.
Китти расплакалась.
– Но как же так? Он же стоял рядом со мной! С ним тоже все должно быть в порядке!
– Я тебе сейчас принесу поесть, дорогая. Тебе станет лучше. Может, попробуешь что‑нибудь почитать, чтобы отвлечься? Вон на столике журналы.
Китти не стала читать журналов. Когда медсестра ушла, она соскользнула с койки и, пошатываясь, встала на ноги. Пол был деревянный и прохладный. Шаг за шагом, потихоньку обретая уверенность в своих силах, девочка пересекла тихую палату, миновав теплые квадраты солнечного света, падавшего из высокого, сводчатого окна, и вышла в коридор.
Напротив была еще одна дверь, и окошечко в ней было задернуто изнутри занавеской. Китти поспешно оглянулась по сторонам, беззвучно, словно призрак, перебежала коридор и ухватилась за ручку двери. Она прислушалась – но за дверью все было тихо. Китти повернула ручку и вошла.
За дверью оказалась палата, небольшая, но светлая, в ней стояла одна койка, окно смотрело на крыши южного Лондона. Косые лучи солнца падали на койку косым ромбом, деля ее ровно пополам. Верхняя часть койки оставалась в тени, как и лицо человека, который на ней спал.
Воздух в палате был пропитан обычными больничными запахами – пахло лекарствами, йодом, антисептиками, – но все это перешибал иной запах, запах гари.
Китти затворила за собой дверь и на цыпочках подкралась к койке. Она посмотрела на Якоба – и на глаза снова навернулись слезы.
Сперва она рассердилась на докторов за то, что ему сбрили все волосы. На фига было брить его наголо? Теперь тыщу лет не отрастет – а ведь миссис Гирнек так гордилась его черными кудрями! Якоб выглядел так странно – особенно сейчас, когда на его лицо падали эти необычные тени… И только тут до Китти дошло, что это были не тени.
Там, где кожу Якоба защищали волосы, она сохранила свой обычный смугловатый цвет. А все остальное, от основания шеи до линии волос, было исчерчено вертикальными извилистыми полосами, черно‑серыми, цвета пепла и горелого дерева. На лице у него не осталось ни единого участка, сохранившего прежний цвет, разве что чуть‑чуть на том месте, где были брови. Брови ему действительно сбрили, и на их месте остались два узких коричневато‑розовых полумесяца. Но губы, веки, мочки ушей остались обесцвеченными. Лицо Якоба походило теперь больше на какую‑то африканскую маску, на личину для карнавального шествия, чем на лицо живого человека.
Грудь Якоба, накрытая больничным одеялом, судорожно вздымалась и опадала. Из губ вырывалось слабое, хриплое дыхание.
Китти коснулась руки, лежащей поверх одеяла. Кисти Якоба, которые он вскинул, чтобы защититься от дыма, были тоже исчерчены дымными полосами, как и лицо.
Ее прикосновение вызвало отклик: голова повернулась из стороны в сторону, синюшное лицо слегка скривилось. Серые губы разомкнулись и шевельнулись, словно пытаясь что‑то сказать. Китти отвела руку, но наклонилась ближе:
– Якоб!
Его глаза распахнулись – так внезапно, что Китти невольно отшатнулась и больно ударилась об угол прикроватного столика. Она снова наклонилась вперед, хотя тут же поняла, что Якоб без сознания. Его глаза смотрели прямо перед собой, широко раскрытые и незрячие. На фоне черно‑серой кожи они казались бледными и прозрачными, как два молочно‑белых опала. Тут Китти пришло в голову, что он, возможно, ослеп.
Когда пришли доктора, которые привели мистера и миссис Гирнек, а вслед за ними прибежала причитающая мать Китти, они обнаружили, что девочка стоит на коленях у койки, сжимая руки Якоба и уронив голову на одеяло. Ее с большим трудом сумели оторвать от койки и увести прочь.
Дома Китти отделалась от встревоженных расспросов родителей и поднялась по лестнице на площадку между первым и вторым этажами. Она долго стояла перед зеркалом, глядя на себя, на свое нормальное, не обесцвеченное лицо. Она видела гладкую кожу, густые черные волосы, губы и брови, веснушки на руках, родинку на крыле носа. Все было как всегда, хотя этого просто не могло, не имело права быть.
Машина Закона – или того, что служило таковым, – медленно, со скрипом, но все же пришла в движение. Якоб все еще лежал без сознания на больничной койке, а полиция уже позвонила родителям Китти и сообщила, что к ним приедет следователь, чтобы снять показания. Родителей это чрезвычайно встревожило. Китти сдержанно, без преувеличений и добавлений, рассказала все, что ей было известно, и молодая женщина‑полицейский тщательно все это записала.
– Мы надеемся, что никаких неприятностей из‑за этого не будет, госпожа полицейский, – сказал отец Китти, когда разговор завершился.
– Только бы не было никаких неприятностей! – добавила мать. – Это главное.
– Будет проведено расследование, – сказала женщина, продолжая писать.
– Как вы его найдете? – спросила Китти. – Я не знаю его имени, а имя его… его твари я забыла.
– Его можно отыскать по машине. Если машина действительно так сильно пострадала, ее увезли в какую‑нибудь мастерскую, чтобы починить. Мы найдем его и узнаем всю правду.
– Я уже рассказала всю правду, – сказала Китти.
– Только бы не было неприятностей, – повторил отец.
– С вами свяжутся, – сказала женщина и захлопнула свой блокнот.
Машина, «роллс‑ройс» модели «сильвер трастер», нашлась быстро. Была установлена и личность владельца. Это оказался мистер Джулиус Тэллоу, волшебник, служивший в департаменте внутренних дел, под началом мистера Андервуда. Должность он занимал не особо высокую, но у него были хорошие связи и волосатая лапа где‑то в верхах. Мистер Тэллоу как ни в чем не бывало признался, что да, это действительно он напустил Черную Молотилку на двух детей, игравших в Уондзуортском парке, – более того, он дал понять, что гордится этим деянием. Он мирно ехал себе мимо, как вдруг на него напали означенные личности. Они разбили ему ветровое стекло каким‑то снарядом, в результате чего он утратил контроль над собой, затем подошли к нему, агрессивно размахивая длинными деревянными дубинками. В тех обстоятельствах он действовал исключительно в рамках самозащиты и нанес упреждающий удар, не дав им возможности напасть. Учитывая обстоятельства, он полагает, что действовал достаточно сдержанно.
Комментариев нет