Войдя наверх, он увидел князя, сидящего в креслах, перед дорожным своим туалетом и с совершенно голою головою, но уже в эспаньолке и в бакенах. Парик его был в руках седого, старинного камердинера и любимца его, Ивана Пахомыча. Пахомыч глубокомысленно и почтительно его расчесывал. Что же касается до князя, то он представлял из себя очень жалкое зрелище, еще не очнувшись после давешней попойки. Он сидел, как‑то весь опустившись, хлопая глазами, измятый и раскисший, и глядел на Мозглякова, как будто не узнавая его.
– Как ваше здоровье, дядюшка? – спросил Мозгляков.
– Как… это ты? – проговорил наконец дядюшка. – А я, брат, немножко заснул. Ах, боже мой! – вскрикнул он, весь оживившись, – ведь я… без па‑рика!
– Не беспокойтесь, дядюшка! я… я вам помогу, если вам угодно.
– А вот ты и узнал теперь мой секрет! Я ведь говорил, что надо дверь за‑пи‑рать. Ну, мой друг, ты должен не‑мед‑ленно дать мне свое честное сло‑во, что не воспользуешься моим секретом и никому не скажешь, что у меня волосы нак‑лад‑ные.
– О, помилуйте, дядюшка! неужели вы меня считаете способным на такую низость! – вскричал Мозгляков, желая угодить старику для… дальнейших целей.
– Ну да, ну да! И так как я вижу, что ты благородный человек, то уж так и быть, я тебя у‑див‑лю… и открою тебе все мои тай‑ны. Как тебе нравятся, мой милый, мои у‑сы?
– Превосходные, дядюшка! удивительные! как могли вы их сохранить так долго?
– Разуверься, мой друг, они нак‑лад‑ные! – проговорил князь, с торжеством смотря на Павла Александровича.
– Неужели? Поверить трудно. Ну, а бакенбарды? Признайтесь, дядюшка, вы, верно, черните их?
– Черню? Не только не черню, но и они совершенно искусственные!
– Искусственные? Нет, дядюшка, воля ваша, не верю. Вы надо мною смеетесь!
– Parole d’honneur, mon ami! – вскричал торжествующий князь, – и предс‑тавь себе, все, реши‑тельно все, так же как и ты, обма‑ны‑ваются! Даже Степанида Матвеевна не верит, хотя сама иногда их нак‑ла‑ды‑вает. Но я уверен, мой друг, что ты сохранишь мою тайну. Дай мне честное слово…
– Честное слово, дядюшка, сохраню. Повторяю вам: неужели вы меня считаете способным на такую низость?
– Ах, мой друг, как я упал без тебя сегодня! Феофил меня опять из кареты вы‑валил.
– Вывалил опять! когда же?
– А вот мы уже к мо‑нас‑тырю подъезжали…
– Знаю, дядюшка, давеча.
– Нет, нет, два часа тому назад, не бо‑лее. Я в монастырь поехал, а он меня взял да и вывалил; так на‑пу‑гал, – даже теперь сердце не на месте.
– Но, дядюшка, ведь вы почивали! – с изумлением проговорил Мозгляков.
– Ну да, почивал… а потом и по‑е‑хал, впрочем, я… впрочем, я это, может быть… ах, как это странно!
– Уверяю вас, дядюшка, что вы видели это во сне! Вы преспокойно себе почивали, с самого послеобеда.
– Неужели? – И князь задумался. – Ну да, я и в самом деле, может быть, это видел во сне. Впрочем, я все помню, что я видел во сне. Сначала мне приснился какой‑то престрашный бык с рогами; а потом приснился какой‑то про‑ку‑рор, тоже как будто с ро‑гами…
– Это, верно, Николай Васильевич Антипов, дядюшка.
– Ну да, может быть, и он. А потом Наполеона Бона‑парте видел. Знаешь, мой друг, мне все говорят, что я на Наполеона Бона‑парте похож… а в профиль будто я разительно похож на одного старинного папу? Как ты находишь, мой милый, похож я на па‑пу?
– Я думаю, что вы больше похожи на Наполеона, дядюшка.
– Ну да, это en‑face. Я, впрочем, и сам то же думаю, мой милый. И приснился он мне, когда уже на острове сидел, и, знаешь, какой разговорчивый, разбитной, ве‑сельчак такой, так что он чрез‑вы‑чайно меня позабавил.
– Это вы про Наполеона, дядюшка? – проговорил Павел Александрович, задумчиво смотря на дядю. Какая‑то странная мысль начинала мелькать у него в голове, – мысль, в которой он не мог еще себе самому дать отчета.
– Ну да, про На‑по‑леона. Мы с ним все про философию рассуждали. А знаешь, мой друг, мне даже жаль, что с ним так строго поступили… анг‑ли‑чане. Конечно, не держи его на цепи, он бы опять на людей стал бросаться. Бешеный был человек! Но все‑таки жалко. Я бы не так поступил. Я бы его посадил на не‑о‑би‑таемый остров…
– Почему же на необитаемый? – спросил Мозгляков рассеянно.
– Ну, хоть и на о‑би‑таемый, только не иначе, как благоразумными жителями. Ну и разные разв‑ле‑чения для него устроить: театр, музыку, балет – и все на казенный счет. Гулять бы его выпускал, разумеется, под присмотром, а то бы он сейчас у‑лиз‑нул. Пирожки какие‑то он очень любил. Ну, и пирожки ему каждый день стряпать. Я бы его, так сказать, о‑те‑чески содержал. Он бы у меня и рас‑ка‑ялся…
Мозгляков рассеянно слушал болтовню полупроснувшегося старика и грыз ногти от нетерпения. Ему хотелось навести разговор на женитьбу, – он еще сам не знал зачем; но безграничная злоба кипела в его сердце. Вдруг старичок вскрикнул от удивления.
– Ах, mon ami! Я ведь тебе и забыл ска‑зать. Представь себе, я ведь сделал сегодня пред‑ло‑жение.
– Предложение, дядюшка? – вскричал Мозгляков, оживляясь.
– Ну да, пред‑ло‑жение. Пахомыч, ты уж идешь? Ну, хорошо. C’est une charmante personne… Но, признаюсь тебе, милый мой, я поступил необ‑ду‑манно. Я только теперь это ви‑жу. Ах, боже мой!
– Но позвольте, дядюшка, когда же вы сделали предложение?
– Признаюсь тебе, друг мой, я даже и не знаю наверное когда. Не во сне ли я видел и это? Ах, как это, од‑на‑ко же, стран‑но!
Мозгляков вздрогнул от восторга. Новая идея блеснула в его голове.
– Но кому, когда вы сделали предложение, дядюшка? – повторил он в нетерпении.
– Хозяйской дочери, mon ami… cette belle personne… впрочем, я забыл, как ее зо‑вут. Только, видишь ли, mon ami, я ведь никак не могу же‑нить‑ся. Что же мне теперь делать?
– Да, вы, конечно, погубите себя, если женитесь. Но позвольте мне вам сделать еще один вопрос, дядюшка. Точно ли вы уверены, что действительно сделали предложение?
– Ну да… я уверен.
– А если все это вы видели во сне, так же как и то, что вы другой раз вывалились из кареты?
– Ах, боже мой! И в самом деле, может быть, я и это тоже видел во сне! так что я теперь и не знаю, как туда по‑ка‑заться. Как бы это, друг мой, узнать на‑вер‑но, каким‑нибудь по‑сто‑рон‑ним образом: делал я предложение иль нет? А то, представь, каково теперь мое положение?
– Знаете что, дядюшка? Я думаю, и узнавать нечего.
– А что?
– Я наверно думаю, что вы видели это во сне.
Комментариев нет