— Кузнечик.
— А меня — Волк. Кличка у тебя — что-то не то. Я бы придумал лучше. Давно тебя привезли?
— Летом. Здесь никого не было. Только Лось. Он меня принял. Но после меня уже был другой новичок, — поспешно добавил Кузнечик.
— Спорим, Спортсмен терпеть тебя не может, — предположил Волк.
Кузнечик нахмурился.
— Да, — сказал он коротко. — Не может.
— А все остальные гоняют, чтобы ему угодить.
— Гоняли, — поправил Кузнечик. — А ты откуда про меня знаешь?
— Про тебя я ничего не знаю, я знаю про них. Какие с ними уживаются, а какие — нет. И еще я слышал, о чем ты говорил с Лосем, когда получил письмо от друга. Которого, может быть, без тебя обижают. Кстати, кто он?
Волк раскраснелся от любопытства. Видно было, что ему приятно говорить о жизни за пределами лазарета.
— Слепой, — ответил Кузнечик.
Он знал, что Волк удивится, и Волк удивился.
— Не может быть, — сказал он.
Кузнечик гордо молчал.
— Снимаю шляпу, — сказал ему Волк уважительно. — Никогда не думал, что Слепой годится на роль друга.
Кузнечик обиделся:
— Годится не хуже любого другого!
— И что его могут обижать, — продолжил Волк, будто не услышав.
Кузнечик отвернулся.
Волк похлопал по его плечу:
— Не злись, ладно? Я иногда бываю вредный. Особенно когда спина болит. Расскажи с самого начала, как тебя привели. И дальше. А потом я тебе про всех кучу всего расскажу.
Кузнечик рассказал. Рассказ его прервался сестрой, которая пришла умыть Кузнечика и уложить спать. После ее ухода Волк вылез из-под кровати и забрался к Кузнечику под одеяло.
— Рассказывай дальше, — попросил он.
Кузнечик рассказывал еще долго. Потом они лежали молча. Кузнечик знал, что Волк не спит.
— Выбраться бы отсюда, — тоскливо сказал Волк в темноте. — Я тут уже полгода. Ты не представляешь…
Кузнечику показалось, что он заплакал.
— Выберешься обязательно. Не беспокойся. Не бывает такого, чтобы кто-то хотел откуда-нибудь выбраться — и не выбрался.
— Ты очень славный.
Волк обнял его и прижался щекой. Щека была мокрой.
— Если я когда-нибудь отсюда выйду, буду драться за тебя насмерть, вот увидишь. А ты будешь меня помнить, если я не выйду?
— Клянусь! — сказал Кузнечик. — Что всегда буду тебя помнить.
Утром сестра Агата обнаружила Волка, спящего в кровати Кузнечика. Ее крик разбудил обоих. Протаранив сестру в живот, Волк выскочил в коридор. Кузнечик выбежал следом и, онемев от ужаса, наблюдал, как Волк, лавируя между визжащими сестрами, опрокидывает на бегу тележки с завтраками и лекарствами. Путь его был усеян битым стеклом, клочьями ваты и перевернутыми омлетами. Его поймали в ответвлении коридора, где, к несчастью для Волка, оказалось сразу двое мужчин и под гневные восклицания сестер унесли в палату, куда вскоре с мрачным видом проследовал Паук Ян.
Второй доктор и уборщик, поймавшие Волка, смазывали йодом укусы и, задрав штанины, рассматривали синяки на ногах. Некоторые из сестер, обступив их, обсуждали происшедшее, остальные собирали осколки.
Ошалевший Кузнечик, красный и дикоглазый со сна, молча стоял у двери своей палаты.
— Я считала тебя хорошим мальчиком, — сказала сестра Агата, проходя мимо. — А ты, оказывается, лгун. Для тебя стараются, протезы прилаживают, а ты вот как платишь людям за их заботы.
— Подавитесь вы своими протезами, — с ненавистью ответил Кузнечик. — И своими заботами тоже! — не глядя на застывшую на месте сестру, он вернулся к себе.
В пустой палате он долго смотрел на незастеленную кровать и упавшее на пол одеяло. Потом подцепил ногой стул и швырнул его о стену. Грохот, звон разбитого стакана, упавшего с тумбочки, перевернутый стул — все это его немного успокоило. Из коридора донеслось встревоженное квохтанье сестры Агаты.
— Вот, — сказал Кузнечик в потолок, — теперь меня посадят на цепь рядом с Волком. И ему не будет одиноко.
На цепь его не посадили — ни рядом с Волком, ни отдельно. Доктор Ян отчитал его в своем кабинете. Лось извинился и пообещал, что заберет его из лазарета. Обиженная сестра Агата сказала, что он хороший мальчик, попавший под дурное влияние. Директор Дома погладил его по голове и сказал:
— Ничего страшного не случилось. Ребенок слегка расстроился.
— Отпустите Волка, — сказал им Кузнечик.
Только Лось услышал его.
Вечером к нему пришла девчонка в голубой пижаме, с волосами огненными, как цветок мака. Таких ярко-красных волос он никогда раньше не видел и вообще не думал, что они встречаются на самом деле. Разве что у клоунов. Девочка подошла к окну, гордо зажав в руках букет непонятных лохматых цветов. Голова ее осветила белую палату, как маленький пожар.
— Привет, — сказала она.
Кузнечик тоже поздоровался и слез с подоконника.
Девочка положила букет на тумбочку.
— Я — Рыжая.
Уши у нее торчали, кожа вокруг носа была красноватая, а глаза неожиданно черные, в красных ресницах. Чтобы разглядеть это, Кузнечику понадобилось немало времени. От ее волос было трудно отвлечься. Он удивился, что ему сообщают очевидное.
— Я вижу, — сказал он. — Трудно не увидеть.
Девчонка замотала головой.
— Нет. Я знакомлюсь, — объяснила она терпеливо. — Рыжая. Теперь понял?
Он понял.
— Кузнечик, — представился он.
Девочка кивнула, разглядывая пустую палату.
— Скучно у тебя тут, — сказала она. — И чисто.
Кузнечик промолчал.
— Пойдем со мной? Я приглашаю.
— А разве можно? — Кузнечик сомневался, что его пустят дальше порога после всего, что произошло.
— Нельзя. Но никто ничего не скажет, вот увидишь. Пойдем.
Они вышли в белоснежный, заглушавший шаги коридор Могильника.
Матовые двери открывались и закрывались. Старшеклассники в пижамах сидели в креслах и листали журналы. Сестры сновали из одной двери в другую, как снежные шары. Кузнечик шел за Рыжей, ожидая окриков, но никто не окликал их и ни о чем не спрашивал. Они шли, отражаясь в стеклянных шкафах, как в зеркалах, в одном за другим. Голубая пижама и белая пижама. И везде зажигался огонь ее волос.
Мы как будто исчезли, думал Кузнечик удивленно. Мы идем, но нас нет. Никто нас не видит и не слышит. Как будто рыжая девчонка заколдовала весь Могильник…
За окнами падал снег. Они свернули в другой коридор, с блестящим линолеумом, и прошли по нему до последней двери.
— Это здесь, — Рыжая толкнула дверь.
Палата была совсем маленькая. Три кровати, заваленные грудами вещей. С полноценными свалками журналов, тетрадей, бумаги, кисточек и банок с краской. На стенах висели рисунки, в плетеной клетке прыгал зеленый попугайчик. Комната напоминала Хламовник и даже пахла, как Хламовник. Кузнечик наступил на апельсиновую кожуру и остановился, смущенный. С разбегу прыгнув на одну из кроватей, Рыжая сбросила тапочки, смела на пол мусор, и представила своего соседа:
Комментариев нет