Будущее

— Давай играть в салки. Только мне нужна обратно моя нога! Иначе как я буду от тебя убегать? Верни мне мою ногу и давай играть! Будешь?

Остальные молчат. Тогда снова вступаю я:

— Проверка сигнала. Вы подозреваетесь в укрывательстве незаконнорожденных. Мы проведем тест ДНК. Если дети зарегистрированы, вам нечего бояться.

Говорю «мы», хотя я тут все еще один.

— Мама! Все в порядке, я его держу на мушке! — заявляет мальчишка, вылезая вперед.

Женщина начинает выть:

— Не надо… Не надо…

— Вам нечего бояться, — улыбаюсь я.

Я гляжу на них и знаю, что лгу. Они именно должны трястись от страха — потому что виновны. Тест только подтвердит то, что и так видно по их глазам.

Не боится из них всех только мальчик. Почему? Неужели его не пугали Бессмертными?

— Вы! — Я киваю на встрепанную синеглазую девушку в синем платье с младенцем на руках. — Сюда.

— Будем играть в салки? Только верни мне мою ногу… Иначе как я буду бегать? — кося на меня, канючит кукла.

Я загораживаю единственный выход; теперь отсюда некуда бежать — ни им, ни пупсу, ни мне; а ведь мне хочется выбраться из этого давящего ящика так же отчаянно!

Как загипнотизированная, девушка в синем платье послушно делает шаг вперед. В ее голубых глазах можно утопиться. Ребенок умолкает — может быть, засыпает.

— Руку.

Неловко удерживая сопящего младенца, она выпрастывает ладонь и протягивает мне ее — как-то стеснительно, будто надеясь на что-то. Я хватаю ее как в рукопожатии. Чуть заламываю запястье, обнажая пульс. Достаю сканер, прижимаю. Тихий мелодичный сигнал. Тон «Колокольчик». Сам выбирал его в каталоге звуков. Обычно разряжает обстановку.

— Регистрация беременности?

Девушка, словно спохватившись, пытается отдернуть руку. Будто я поймал какого-то зверька — теплого и юркого; он доверился мне по глупости, а я вцепился в него и сейчас скручу ему шею, он бьется, чувствуя, что пропал, но вырваться из моей хватки уже не может.

— Элизабет Дюри Восемьдесят Три А. Беременность не регистрировалась, — сверившись с базой, констатирует сканер.

— Ребенок ваш? — Я смотрю на девушку, не выпуская ее руки.

— Нет… Да, мой… Он… Это она… Это девочка… — та путается, запинается.

— Дайте ее сюда.

— Что?

— Мне нужно ее запястье.

— Я не дам!

Я подтягиваю ее к себе, разворачиваю сверток. Внутри — похожий на голую сморщенную обезьянку красный человечек. Действительно, девочка. Вся обляпанная желтым. Месяц, не больше. Недолго же ей удалось от нас прятаться.

— Нет! Нет!

Платье Элизабет Дюри намокает — груди расползаются темными пятнами. Молоко пошло. Действительно, настоящее животное. Отпускаю ее. Берусь за обезьянью лапку и прижимаю к ней сканер.

Динь-дилинь! Колокольчик. Некоторые из наших присваивают завершению сканирования ДНК тон «Гильотина». Шутники.

— Проверить регистрацию ребенка.

— Я хочу играть в салки! — капризно требует безногая кукла.

— Ребенок не зарегистрирован, — сообщает сканер.

— Мама, давай уйдем отсюда? Пойдем гулять!

— Тише… Тише, сынок…

— Установить родство с предыдущим образцом.

— Прямая родственная связь родитель — ребенок.

— Он мне не нравится!

— Спасибо за сотрудничество, — киваю я девушке в синем платье. — Теперь вы, — оборачиваюсь к рыжей.

Она пятится от меня, мотая головой и подвывая. Тогда я хватаю за руку ее пацаненка.

— Отпусти меня! Отпусти быстро!

— Давай играть в салки? — встревает пупс.

И тут эта маленькая дрянь вдруг изворачивается и вцепляется мне зубами в палец!

— Отстань от нас! — кричит мне мальчишка. — Уходи!

До крови, надо же. Отнимаю у него куклу, с размаху швыряю ее на пол. Голова отлетает.

— Мне больно. Не надо так со мной, — расстроенно говорит голова голосом очень старого человека; что-то с динамиком.

— Нет! Зачем ты?! — кричит мальчишка и тянется грязными ногтями к моему лицу, надеясь расцарапать его.

Я поднимаю его за шиворот и встряхиваю в воздухе.

— Не смей! Не смей! — вопит рыжая. — Не смей его трогать, мразь! Удерживая извивающегося мальчишку в воздухе, я отпихиваю ее ладонью.

— Наз-зад! Колокольчик.

— Проверить регистрацию ребенка!

— Ребенок не зарегистрирован.

— Отдай! Отдай моего сына, паскуда!

— Я предупреждаю… Буду вынужден… Стоять!

— Отдай мне моего сына, ублюдок! Тварь! Безродная тварь!

— Что ты сказала?!

— Безродная мразь!

— Повтори!

— Безродная… Зззззз. Зз.

Кажется, мышцы и кости в ней вдруг заменили на воду, и она бурдюком обваливается на пол. Динь-дилинь!

— Извините… А мы… Мы можем идти? — Голубоглазая девушка в синем платье как будто просыпается.

— Нет. Установить родство с предыдущим образцом.

— Но вы же сказали…

— Я сказал — нет! Установить! Родство!

— Что ты сделал с моей мамой?!

— Не подходи ко мне, маленький ублюдок!

— Мама! Мамочка!

— Установлена прямая связь ребенок — родитель.

— Мне больно. Я просто хотел играть в салки.

— Но почему? Я не понимаю — почему? — Голубоглазая в платье.

— Вы должны дождаться прибытия командира нашего звена.

— Зачем? Почему? — Она совсем растеряна. Трогает свою грудь, разглядывает ладонь. — Извините… У меня молоко, кажется… Так неловко. Мне бы переодеться… Я вся…

— Вы нарушили Закон о Выборе. Согласно четвертому пункту Закона, вы являетесь безответственным родителем, ваш ребенок считается незаконнорожденным.

— Но ведь она совсем маленькая… Я хотела… Я просто не успела!

— Не двигайтесь. Мы должны дождаться прибытия командира моего звена. Только он уполномочен сделать вам инъекцию согласно законодательству.

— Инъекцию? Укол? Вы хотите сделать мне укол? Заразить меня старостью?!

— Ваша вина установлена. Прекрати реветь! Ты мужик или кто?! Ваша вина установлена!

— Но я… Но… Но ведь…

И тут крашеная азиатка, все это время стоявшая смирно, будто из нее батареи вытащили, проделывает финт, которого я от нее не ждал: с короткого разбега вламывается плечом в одну из стен — и выносит ее напрочь, и вылетает вместе с ней в дымную бездну. Ее дочь ничего не понимает — как и я. Ковыляет на своих ножонках к отверзшейся пропасти, бормочет:

— Мама? Мама?

Я широко улыбаюсь.

Девочка опускается на четвереньки, потом на пузо, норовя слезть в никуда спиной вперед, как будто слезает на пол с дивана. Еле успеваю подхватить ее. Она плачет.

— Отпустите нас…

— Мне больно. Я просто хотел…

— Заткнись!

Прижимая выкручивающуюся девчонку к себе, пинаю оторванную кукольную башку как мяч — и она исчезает из кадра. Пацан смотрит на меня так, будто я — сам сатана. Ничего, это он еще не знает, что его ждет дальше.