Американские боги

Тень вырулил на трассу и выжал газ.

– Будешь по нему скучать? – спросил Среда. Он рылся в папке, битком набитой картами.

– По городу? Нет. Я ведь и не жил здесь никогда по‑настоящему. В детстве вообще никогда подолгу не задерживался на одном месте, а когда приехал сюда, мне было уже за двадцать. Это Лорин город, не мой.

– Будем надеяться, что здесь она и останется, – сказал Среда.

– Это был сон, – сказал Тень. – Мы же договорились.

– Ну и правильно, – поддакнул Среда. – Здравый подход. Ты хоть трахнул ее, ночью‑то?

Тень задержал дыхание. Потом выдохнул и сказал:

– Не твое собачье дело. Нет, не трахнул.

– А хотелось?

Тень на это вообще ничего не ответил. Он ехал на север, по направлению к Чикаго. Среда усмехнулся и занялся своими картами: он то развертывал их, то свертывал снова, время от времени большой серебряной шариковой ручкой делая пометки в желтом линованном блокноте.

Наконец занятие это ему надоело. Он отложил ручку, бросил папку с картами на заднее сиденье.

– Что приятно в тех штатах, куда мы направляемся, – сказал Среда, – ну, там, в Миннесоте, Висконсине и все такое, так это женщины. Самый тот тип, который мне нравился в молодые годы. Кожа белая, глаза голубые, волосы такие светлые, что почти совсем белые, винного цвета губы и округлые полные груди, с прожилками, как в добром сыре.

– В молодые годы, и только‑то? – отозвался Тень. – А мне показалось, нынче ночью ты тоже времени зря не терял.

– Так точно, – Среда улыбнулся. – Хочешь узнать, в чем секрет моего успеха?

– Деньги платишь?

– Фу, пошлость какая! Нет, все дело в личном обаянии. Простом и неотразимом.

– Ну, обаяние дело нехитрое. Оно либо есть, либо нет, чужого, как говорится, не займешь.

– Ну, как раз чарам‑то можно и выучиться, – заметил Среда.

Тень настроил радио на ретро‑волну и стал слушать песни, которые были в ходу еще до того, как он появился на свет. Боб Дилан пел о том, что скоро будет ливень, и Тень подумал: интересно, этот ливень уже прошел или только еще собирается. Дорога впереди была пуста, и кристаллы льда сверкали в лучах утреннего солнца, как бриллианты.

Чикаго подкрадывался незаметно, как головная боль. Сперва они ехали по сельской местности, потом понемногу маленькие придорожные городки переросли в неряшливые приземистые пригороды, а те как‑то сами собой превратились вдруг в огромный город.

Они остановились у крепко сбитого многоквартирного дома, выкрашенного в черный цвет. Дорожка к подъезду расчищена от снега. Они зашли в подъезд, и Среда нажал на самую верхнюю кнопку старенького, с желобками, интеркома. Никакой реакции. Он нажал снова. Потом, пробы ради, начал нажимать на все кнопки подряд, пытаясь вызвонить других жильцов – с тем же результатом.

– Да сломанный он, – сказала на ходу спускавшаяся по лестнице сухонькая старушка. – Не работает. Мы в обслугу звонили, говорим, когда чинить придешь, а ему что, он в Аризону съехал, легкие лечить.

Говорила она с довольно‑таки сильным акцентом. Восточноевропейским, как показалось Тени.

Среда отвесил ей низкий поклон.

– Зоря, дорогая моя, ты не поверишь, но выглядишь ты – просто глаз не оторвать, свет ты мой ясный! Ни чуточки не постарела.

Старушка смерила его взглядом.

– Не желает он тебя видеть. И я тебя видеть не желаю. Ты горевестник.

– Это просто потому, что если новости того не стоят, я к вам не приезжаю.

Старушка фыркнула. На ней было старое красное пальто, застегнутое на все пуговицы, в руках – пустая авоська. Она подозрительно покосилась на Тень.

– А это еще что за дылда? – спросила она у Среды. – Опять бандита нанял?

– Милостивая госпожа, как можно! Этого джентльмена зовут Тень. Да, он работает на меня, но исключительно для вашего же блага. Тень, позволь тебе представить: очаровательная мисс Зоря Вечерняя.

– Очень приятно, – сказал Тень.

Старуха уставилась на него птичьим глазом.

– Тень, – повторила она. – Славное имя. Когда тени становятся долгими, наступает мой час. А ты – длинная тень. – Она смерила его взглядом с головы до ног и улыбнулась. – Можешь поцеловать мне руку, – и она протянула ему холодную ладошку.

Тень наклонился и поцеловал ее худые пальцы. На среднем – большой перстень с янтарем.

– Славный мальчик, – проговорила она. – Пойду, куплю овощей. Я, понимаешь, единственная в этом доме, кто приносит хоть какие‑то деньги. Сестры не гадают. Это все оттого, что говорят они только правду, а правду люди слушать не хотят. Правда – штука скверная, от нее у людей душа не на месте, и в другой раз они уже не придут. А я‑то вру, как воду лью, и говорю им то, что они хотят услышать. Так что на хлеб в этом доме зарабатываю я одна. Вы что, и на ужин собираетесь остаться?

– Если нам будет дозволено, – тут же встрял Среда.

– Тогда давайте деньги, еды будет больше, – сказала она. – Гонору мне хватает, но на мякине меня не проведешь. У сестер гонору побольше, чем у меня. А больше всех, конечно – у него. Так что давайте деньги, а им об этом не говорите.

Среда расстегнул бумажник, сунул в него руку и вынул двадцатку. Зоря Вечерняя тут же выхватила купюру у него из пальцев, но взгляда не отвела. Он достал еще одну двадцатку и тоже отдал ей.

– Вот и ладно, – сказал она. – Как баре есть будете. А теперь идите по лестнице на самый верх. Зоря Утренняя уже проснулась, но третья наша сестрица спит себе, так что шуму особо не подымайте.

Тень и Среда пошли вверх по темной лестнице. Площадка третьего этажа была сплошь завалена черными пластиковыми мешками с мусором, от которых шел запах гнилых овощей.

– Они что, цыгане? – спросил Тень.

– Зоря и ее семейство? Попал пальцем в небо. Нет, они не Rom. Они русские. Типа, славяне.

– Так ведь она же гадалка.

– Мало ли на свете гадалок! Я и сам балуюсь иногда, под настроение. – К последнему лестничному пролету Среда уже пыхтел как паровоз. – Что‑то я начал терять форму.

На самой верхней площадке оказалась одна‑единственная дверь, выкрашенная в красный цвет и с глазком посередине.

Среда постучался. Ответа не последовало. Он постучал еще раз, уже сильнее.

– Иду! Иду! Слышу я вас! Слышу! – защелкали замки, задвигались по полозьям засовы, лязгнула цепочка. Красная дверь со скрипом отворилась.

– Кто здесь? – мужской голос, старческий и прокуренный насквозь.

– Старый друг, Чернобог. С компаньоном.

Дверь открылась ровно настолько, насколько позволяла цепочка. В темноте Тень разглядел седую голову: человек внимательно их разглядывал.

– Что ты здесь забыл, Вотан?

– Во‑первых, удовольствие видеть тебя и говорить с тобой. Ну, а еще есть у меня кое‑какая информация. Как там говорится?.. Ах да, было наше, станет ваше.