– Нет. Не осуждаю, но…
– Никаких «но». Замолкни, пожалуйста.
Некоторое время они сидели молча, перекладывая гравюры и акварели.
– Все версии легенды, – Кондвирамурса указала на одну из гравюр, – местом ее кончины, финала, последней битвы Добра со Злом, прямо‑таки Армагеддона, называют замок Рыс‑Рун. Все, кроме одной.
– Да, – кивнула Нимуэ. – Все, кроме анонимной, малопопулярной версии, известной как «Черная книга из Элландера».
– «Черная книга» сообщает, что финал разыгрался в крепости Стигга.
– Именно. Да и другие канонические моменты легенды «Книга из Элландера» подает совсем иначе, существенно отклоняясь от канона.
– Интересно, – Кондвирамурса подняла голову, – который из замков изображен на иллюстрациях? Который выткан на гобелене у тебя в кабинете? Которое изображение соответствует истине?
– Этого нам не узнать никогда. Замок – свидетель финала – погиб. Разрушен. От него не осталось и следа, в этом сходятся все легенды, даже та, которую приводит «Книга из Элландера». Ни одно из приведенных в источниках мест не вызывает доверия. Мы не знаем и никогда не узнаем, как выглядел и где стоял этот замок.
– Но истина…
– Для истины, – резко перебила Нимуэ, – как раз это‑то и несущественно. Не забывай, мы не знаем, как в действительности выглядела Цири. Но вот на этом картоне руки́ Вильмы Вессэли изображена явно она, ведущая бурный разговор с эльфом Аваллак’хом на фоне скульптур капризничающих детей. Это, несомненно, Цири.
– Но, – не сдавалась Кондвирамурса, – твой гобелен…
– Изображает замок, в котором разыгрался финал легенды.
Молчали долго. Шелестели переворачиваемые листы.
– Не нравится мне, – проговорила Кондвирамурса, – версия легенды из «Черной книги». Она какая‑то… Какая‑то…
– Беспощадно правдивая, – закончила Нимуэ, покачав головой.
Кондвирамурса зевнула, отложила «Полвека поэзии», издание дополненное с послесловием профессора Эверетта Денхофа‑сына. Разбросала подушки, сменив их расположение «для чтения» в расположение «для сна». Снова зевнула, потянулась, погасила лампу. Комната погрузилась во тьму, нарушаемую только иглами лунного света, что проникал сквозь щели в ставнях. «Что выбрать на эту ночь? – спросила себя адептка, ворочаясь на простыне. – Отдаться на волю судьбы? Или тралить?»
После недолгого раздумья выбрала второе.
Был какой‑то туманный, то и дело возвращающийся сон, который никак не удавалось досмотреть до конца. Он рассеивался, исчезал между другими снами, как ниточка основы теряется в разноцветном тканом узоре. Сон, который исчезал из памяти и в то же время упрямо сидел в ней.
Когда она наконец уснула по‑настоящему, сон сошел на нее моментально. Стоило закрыть глаза.
Ночное безоблачное небо, светлое от луны и звезд. Горы, на их склонах виноградники, припорошенные снегом. Черный угловатый силуэт здания – зубчатые стены, колонны, столбы, одинокая наружная beffroi.
Два наездника. Въезжают в пространство между стенами, слезают с лошадей, входят в портал. Но в зияющее в полу отверстие спускается только один.
Тот, у которого белые волосы.
Кондвирамурса застонала сквозь стон, заметалась на постели.
Беловолосый спускается по ступеням, глубоко‑глубоко в подвал.
Идет по темным коридорам, освещает их, то и дело зажигая торчащие в железных захватах лучины. Призрачные тени пляшут по стенам и сводам.
Коридоры, ступени, снова коридоры. Яма, огромный склеп, вдоль стен бочки. Груда кирпичей. Потом разветвляющийся коридор. В обоих разветвлениях тьма. Беловолосый зажигает очередную лучину. Вытягивает меч из ножен на спине. Не знает, по какому коридору пойти. Наконец выбирает правый. Очень холодный, крутой, заваленный хламом.
Кондвирамурса стонет во сне, ее охватывает страх. Она знает, что путь, выбранный беловолосым, ведет к опасности.
И еще она знает, что беловолосый ищет опасности.
Ибо это его занятие.
Адептка мечется на постели, стонет. Она – сновидица, она снит, она в онейроскопическом трансе и неожиданно, провидчески, знает, что произойдет через минуту. «Осторожнее! – хочет крикнуть она, хоть и знает, что крикнуть не сумеет. – Осторожнее, обернись!
Берегись, ведьмак!»
Чудовище напало из темноты, из засады, тихо и предательски. Оно возникло внезапно, возникло во мраке, как всполох огня. Как язык пламени.
Глава третья
При свете радужной зари,
Крылами хлопая, летят
На токовище глухари,
Подруг себе найти хотят.
Вот так и мы самой судьбой
Любовью связаны с тобой…
Я так хочу лобзать тебя,
Златые кудри теребя.
Лютик. Из переложений Ф.В.
Ведьмак, хоть он так спешил, так торопился, так подгонял своих и так сквернословил, тем не менее остался в Туссенте почти на всю зиму. Что послужило тому причиной? Об этом я писать не стану. Причины были, и все тут, и не о чем говорить. Тем же, кому не терпится ведьмака осудить, напомню, что у любви множество имен, и не судите да не судимы будете.
Лютик. Полвека поэзии
Those were the days of good hunting and good sleeping.
Rudyard Kipling
Чудовище напало из темноты, из засады, тихо и предательски. Оно возникло внезапно, возникло во мраке, как всполох огня. Как язык пламени.
Геральт, хоть его и застигло врасплох, отреагировал инстинктивно. Вывернулся, проехав спиной по стене. Бестия пролетела мимо, отбилась от кровли, будто мяч, махнула крыльями и прыгнула вновь, шипя и разевая жуткий клюв. Но теперь ведьмак был наготове.
Он ударил из короткого замаха, от локтя, целясь чуть ниже горла, под карминовые бусины, огромные, в два раза превышающие индюшачьи. Почувствовал, как клинок рассекает плоть. Инерция удара откинула бестию на землю, к стене. Скоффин вскрикнул, и был это крик почти человеческий. Скоффин метался среди битых кирпичей, размахивал и молотил крыльями, брызгал кровью, разваливая все вокруг себя хлыстообразным хвостом. Ведьмак был уверен, что бой окончен, но чудовище невероятно удивило его, неожиданно ринувшись ему на горло, страшно скрипя, выставив когти, щелкая и клацая клювом. Геральт отпрянул, оттолкнулся плечом от стены, резанул наотмашь снизу, используя силу толчка. Попал. Скоффин снова свалился на осколки кирпичей, вонючая сукровица брызнула на стену и стекла по ней, оставив фантастический узор. Сбитое в прыжке чудовище уже не металось, только дергалось, скрипело, вытягивало длинную шею, раздувало «сопли» и трясло «бусинами». Кровь потоком текла между кирпичами, на которых валялся скоффин.
Геральт запросто мог бы добить его, но не стал этого делать, чтобы не портить шкуры. Спокойно ожидал, пока скоффин изойдет кровью. Отошел на несколько шагов, отвернулся к стене, расстегнул ширинку и помочился, насвистывая тоскливую мелодийку.
Скоффин перестал скрипеть, утих, замер. Ведьмак подошел, слегка ткнул его острием меча. Видя, что все кончено, схватил чудовище за хвост, поднял. Удерживаемый за основание хвоста на высоте бедра, скоффин касался орлиным клювом земли, в раскинутых крыльях было больше четырех футов.
– Легкий ты, куролиск. – Геральт тряхнул бестию, действительно весившую лишь немного больше хорошо откормленного индюка. – Легковат. К счастью, мне платят поштучно, а не пофунтово.
Комментариев нет