Страж

— Пожалуйста, не сопротивляйся, — попросил я, ещё сильнее сжимая руки.

Он ожёг меня яростным взглядом, затем его глаза задёрнулись поволокой, и колдун потерял сознание. На всякий случай я подержал его ещё несколько секунд и только после этого отпустил.

— Он жив? — с тревогой спросил Хартвиг.

— Разумеется. Не собираюсь убивать без нужды. Особенно колдуна, иначе всё сообщество ведьм на меня взъестся. Он полежит какое-то время, как раз достаточное для того, чтобы мы ушли отсюда.

Придорожный трактир «Ездовая корова» с огромной вывеской, изображавшей очень довольную жизнью пегую бурёнку под рыцарским седлом позапрошлого века, стоял в некотором отдалении от деревни, у большого капустного поля и совсем рядом с берегом широкого, медленно текущего Грейна.

Из постояльцев в нижнем зале находились два купца с цепями Лавендуззского союза. Оба важные, в дорогой одежде из лучшего сигизского бархата, с многочисленными перстнями на пальцах. Их слуги и охрана остались на улице, рядом с телегами, а господа неспешно поглощали каплунов и дорогое ветецкое вино из личных запасов трактирщика.

Ещё одним, ставшим на постой, был господин в приметных красных чулках странствующего маэстро фехтования. Я не видел застёжки на его поясе, так что ничего не мог сказать о том, к какой школе он принадлежит, но, судя по берету с шашечками, она находилась в Южном Огерландере. Рядом с мастером, возвышаясь над столом, торчала рукоять двуручного меча с необычайно сложной гардой.

Кроме постояльцев были и просто посетители, в основном местные, пришедшие из деревни. Ремесленники и крестьяне — всего пятнадцать человек — пили пиво, не обращая на нас никакого внимания.

Мы решили остановиться здесь на ночлег. Хартвиг, отказавшись от еды, ушёл в комнату, я же сидел за столом, решая, что делать дальше и где добыть лошадей. Когда в трактире появился Проповедник, я ничуть не удивился:

— Ты никогда не можешь потеряться насовсем, — вместо приветствия сказал я ему.

— Я заблудился, как овца потерянная [21], — процитировал он. — Ты бегаешь так быстро, что за тобой не успеть.

— Скажи уж честно, что ты терпеть не можешь стычек и драк.

— В отличие от Пугала, я не кровожаден, — заявил Проповедник, усаживаясь напротив. — Кстати говоря, оно пришло со мной, сейчас сидит в курятнике. Мне кажется, несушки со страху забыли, что такое нести яйца. Хотел с тобой поговорить. Не то чтобы я волновался… Грубо говоря, мне плевать на твои поступки, но ты слишком рискуешь. Магистры могут разозлиться.

— Магистры в любом случае разозлятся, — не согласился я с ним. — Это их обычное состояние.

— Ты нарушаешь приказ.

— Ты ведь знаешь, что я не могу поступить иначе. Везти Хартвига, словно овцу на закла…

Я не договорил, потому что предмет нашего разговора спустился в зал, подошёл к стойке, взял две кружки с пивом и направился к столу.

— Его жизнь стоит таких неприятностей?

Я посмотрел Проповеднику в глаза, сказал негромко:

— Любая жизнь стоит неприятностей. Особенно, если из-за тебя она может прерваться.

— Надо поговорить. — Хартвиг поставил передо мной одну из кружек. — Если не в Богежом, то куда мы едем? Я помню местность, сам составлял карты, это другое направление, земли При под боком. И почему ты вдруг поменял решение?

— Если говорить о первом вопросе, то сейчас наша цель как раз При. До него всего три дня пути. Это морское государство не любит Фирвальден почти так же, как его не любит Лезерберг. Старые территориальные споры, ещё со времён Крестовых походов на хагжитов, сыграют нам на руку. Я доведу тебя до границы, а ты уже самостоятельно доберёшься до Пулу. Там, в порту, сядешь на первый же корабль и уплывёшь. Если поступишь по уму — когда прибудешь на место, сядешь на ещё один, который будет плыть ещё дальше. А там тебе придётся затеряться и сидеть тихо, точно мышка.

— Уплыть? Покинуть княжество? Ты с ума сошёл?! У меня здесь семья!

— Жена? Дети? Родители?

— Нет. Дядюшка.

— Думаю, ему не очень приятно будет хоронить племянника. Давай я тебе очень доступно объясню, какой ты дурак. О, я верю, что у тебя есть способности. Не сомневайся. Если бы их не было, никто бы за тобой так не бегал. Скольких ты успел избавить от грехов, прежде чем тебя сцапали?

— Ну, двоих, — нахмурился Хартвиг.

— Не так уж и плохо.

— Но слишком мало. Людей с мраком в сердцах очень много. Я хочу спасти как можно больше.

— Думаешь, за твои заслуги Папа подарит тебе свои алые башмаки, а ангелы проводят в рай с трубами и пением? — ехидно спросил я.

— Было бы неплохо, — нагло ответил он.

Я стал серьёзным и, наклонившись к нему, сказал:

— Не будет ангелов, Хартвиг. И папских башмаков. И людской благодарности тоже. Последняя — гораздо большая редкость, чем первое и второе. И мир тебе не спасти.

— Отчего же? — Он отхлебнул пива, посмотрев на меня из-за кружки. — Если я пойму, как управлять моим даром и как этому можно научить других людей…

— Придурок, прости господи, — обречённо вздохнул Проповедник, слушавший наш разговор. — Или опасный идеалист, что, впрочем, одно и то же. Послушай Людвига, сиди, как мышка. И тогда, возможно, ты проживёшь достаточно долго для того, чтобы увидеть райские кущи.

— Он хочет сказать, что как только ты начнёшь применять свой дар — сразу быстро умрёшь, — пояснил я. — Ты умеешь очищать души. Понимаешь это?

— Конечно, — с достоинством ответил он. — Но можно подумать, я такой первый.

— Нет, не первый, — усмехнулся я, не чувствуя никакой радости. — Был ещё один человек. Кажется, его звали Иисусом.

Хартвиг поперхнулся пивом и закашлялся.

— Честное слово, я не могу понять, почему ты не видишь всей опасности твоей ситуации, — устало сказал я. — Ты умеешь делать то, что не делает никто другой. Картограф Хартвиг, по сути дела, является гарантированным пропуском в рай. Как ты думаешь, сколько власть имущих вцепятся из-за тебя друг другу в глотки? Каждый хочет оказаться в райских кущах, а не в чистилище. И он ради этого пойдёт на всё, на любые преступления, потому что ты снимешь пятна с его души за эти поступки. Ты станешь очень ценным приобретением. Тебя запрут в золотой клетке, а может, в каменном мешке, и будешь спасать не мир, а одного князя, или герцога, или короля, или кардинала. Представь себе, князья Церкви рвутся попасть в рай не меньше простолюдинов, и у некоторых за душой достаточно много грехов, чтобы опасаться будущего. Даже наместник бога на земле не снимает пятна, а всего лишь отпускает грехи.

— Пока я слышу только о клетке, но не о смерти, — напомнил мне Хартвиг.