Ренегат

– На соседней улице есть неплохая корчма, если желаете перекусить…

Мысли о еде больше не вызывали тошноту, но я лишь поднял руку, призывая слугу к молчанию. Застучал колокол часовой башни, над крышами взметнулась в воздух стая голубей.

– Двенадцать… – задумчиво пробормотал я, достал из подсумка потрепанную книжицу, пошелестел страницами. – Сначала займемся делами. Узнай, как пройти на площадь Семи Лучей…

Нужный дом, стиснутый с обеих сторон соседними строениями, отыскался в тенистом переулке по соседству с площадью. Я никогда раньше его не посещал, но символика Вселенской комиссии по этике на воротах говорила сам за себя. Заложенная кинжалом книга с вписанным в семиконечную звезду оком на обложке – тут не ошибешься.

Вселенская комиссия разбирала все более‑менее серьезные правонарушения ученого люда, оставляя на откуп университетских судов разве что пьяные дебоши школяров да тяжбы повздоривших профессоров. В ее юрисдикции находились все нынешние учащиеся и все выпускники прошлых лет, преподаватели, их слуги и поставщики книг. Впрочем, если вдруг случались притеснения университетов, лекторов и даже простых школяров со стороны феодалов, городских властей и духовенства, комиссия неизменно отстаивала интересы ученого сообщества.

Магистром‑чернокнижником должны были заниматься следователи этого учреждения, а вовсе не каноник местного епископа, следящий за благочестием других пастырей и паствы, и не братья‑дознаватели ордена Герхарда‑чудотворца. Дела подобного рода на публику не выносились.

Внутри я долго не пробыл. В здешней миссии по причине малочисленности городского населения числился один‑единственный магистр‑расследующий, и его на месте не оказалось. Пришлось отправиться восвояси несолоно хлебавши.

– Обедать? – с надеждой спросил Хорхе, зябко кутаясь в плащ. Он дожидался меня на улице и потому изрядно озяб.

– Не сразу, – разочаровал я его, вернулся на площадь и задумчиво оглядел выходившие на нее улочки. – Пороховая башня… Мы ведь проходили ее?

– Туда, магистр, – подсказал Кован.

После недолгих блужданий слуга привел меня к пустырю, посреди которого вздымалась на высоту трех этажей сложенная из грязно‑бурого камня башня без единого окна. Соседние дома отступали от нее на сотню шагов, при этом на свободном участке не росло ни деревца. Не было даже кустов, лишь торчала из снега пожухлая трава да виднелись закопченные валуны.

Те были раскиданы в кажущемся беспорядке, отыскать какую‑либо систему в их размещении мешали бесполезные обманки. Лишь некоторые камни служили маяками для энергетических узлов защиты, призванной стабилизировать эфирное поле. Незримая стихия приобретала здесь удивительную упорядоченность, всякое искажение гасло, не успевая докатиться до башни.

Без этого было никак не обойтись, ведь магия и порох сочетались не лучшим образом. Точнее, не сочетались вовсе. Лишь многоуровневая оборона мешала вражеским колдунам поднять на воздух арсенал, просто пожелав этого. Мушкеты, пистоли и пороховницы закрывались от колдовских чар далеко не столь изощренными способами, но даже так чеканка рунных формул делала цены на огнестрельное оружие заоблачными.

– Купи себе что‑нибудь, – сунул я озябшему слуге пфенниг и направился по мощенной брусчаткой дорожке прямиком к воротам пороховой башни.

Только постучал медным молоточком, и сразу приоткрылась смотровая щель. Какое‑то время меня внимательно изучали, затем все же сочли достаточно респектабельным и достойным доверия; дверь распахнулась.

В небольшом помещении дежурили два вахтера в кирасах, шлемах и серо‑красных мундирах порохового приказа. Первый загораживал винтовую лестницу, второй замер в дальнем углу с коротким мушкетом в руках. Пояса обоих бравых усачей оттягивали кинжалы и пехотные палаши.

– Чем можем помочь сеньору? – пробасил охранник.

Я протянул заранее приготовленные бумаги, вахтер бегло глянул на патент и разрешил:

– Прошу!

Винтовая лестница оказалась крутой и тесной, только начал подниматься по ней, и невесть с чего накатил приступ панического страха. И дело было вовсе не в боязни закрытых пространств, просто защитные чары сковали эфирное поле и превратили его в нечто столь статичное, что стало трудно дышать. Не хотелось даже думать, каково день за днем являться сюда на службу занятому поддержанием защиты колдуну.

Учиться столько лет в университете вот ради этого? Брр…

На втором этаже в полукруглом помещении меня встретил унтер‑цейхвартер в пепельно‑сером мундире с красными обшлагами и двумя рядами надраенных до блеска медных пуговиц. Стоячий воротник украшало золотое шитье, грудь пересекала перевязь с офицерской шпагой.

Начальник арсенала внимательнейшим образом изучил сначала патент, затем лист непогашенных пороховых марок и лишь после этого отдал распоряжение стоявшему за прилавком с аптекарскими весами цейхдинеру:

– Исполняй, – а сам, сочтя свои служебные обязанности выполненными, скрылся во внутреннем помещении.

Я достал пороховницу, потряс ее и попросил:

– Полмеры, будьте так любезны.

Сидевший здесь же писарь вырезал ножницами одну марку и в свете масляного фонаря принялся заполнять журнал отпуска пороха, а цейхдинер выставил на прилавок жестяную коробку, откинул крышку и взялся за мерный стаканчик. Когда я забрал документы у писаря, он уже наполнил пороховницу, закрутил ее и протянул мне:

– Прошу, сеньор.

– Благодарю! – улыбнулся я и поспешил спуститься на первый этаж.

Находиться в пороховой башне было… неприятно.

Присмотренная Кованом корчма оказалась заведением средней паршивости, но кормили там сносно, и свободных столов к этому времени почти не осталось. Жареный цыпленок с овощами так и вовсе был бы весьма недурен, когда б не переизбыток специй. Лишь кружка пива утихомирила разбушевавшийся после него во рту пожар.

Перекусив и отогревшись у очага, мы вышли на улицу, и я без какой‑либо определенной цели зашагал вдоль домов. Хорхе поплелся сзади.

Стожьен размерами не впечатлял, мы быстро обошли его. К середине дня потеплело, дороги развезло, из‑под колес телег на прохожих и стены домов летели брызги грязи. Очень скоро бесцельные блуждания наскучили, но визит на площадь Семи Лучей вновь результатов не дал: магистр‑расследующий на месте так и не появился. Сам себе хозяин в этой дыре, ничего не попишешь.

Надиктовав клерку послание, я отправился на постоялый двор, но не привычным маршрутом, а неизведанным еще путем. Возможность заплутать и потратить время впустую меня нисколько не смущала: торопиться было решительно некуда. Что же касается лихих людей, то средь бела дня не станет промышлять разбоем даже самый отчаянный негодяй.

Поначалу Хорхе что‑то бурчал себе под нос, но очень скоро мы вышли на улочку с лавками мастеровых, и слуга угомонился. Посмотреть там и в самом деле было на что. В зарешеченных витринах иных ювелирных лавок попадались настоящие произведения искусства, а оружейникам хоть и было далеко до умельцев южных земель, зато лишенные вычурных украшений клинки прекрасно годились для своего предназначения: рубить и колоть, убивать. Доспехи тоже показались мне достойными внимания, хоть собственная кольчуга двойного плетения была и прочней, и легче. Но, надо признать, и дороже…

– Арбалет! – сказал вдруг Кован. – Магистр, у нас только один болт!

Зная прижимистый характер слуги, я нисколько не удивился тому, что он не пожелал расставаться с трофеем, и шагнул под навес оружейника. Дядька в кожаном фартуке прекратил править на точильном круге нож, вышел к нам и указал на бочонок с болтами.