И даже хуже, чем просто умереть, – души несчастных навеки канут в запределье, превратятся в игрушки потусторонних владык, станут их драгоценными трофеями и фетишами. Небеса не дождутся их, Вседержитель не примет под свою десницу, эфир не исцелит душевных ран и не наполнит сознание нескончаемой радостью. Герой или праведник – не важно. То, что кануло в запределье, останется там навсегда. И осознание этого факта причиняло мне физическую боль.
Вырвавшись из липких объятий тумана, я развернулся и бросился бежать по собственным следам. Выскочил на давешнюю прогалину и поискал взглядом полынь или тысячелистник, но те в лесу не росли. Пришлось довольствоваться васильками и крапивой, да еще набил подсумок сухими ветками можжевельника. И кинулся обратно к жертвенному камню.
Да! Место силы как язва на теле нашего мира, нельзя оставить все как есть. Надо запечатать его, пока не случилось большой беды.
– Помоги мне, Вседержитель! Ангелы небесные, не оставьте заботой своей…
И знаете что? Они и не оставили.
Когда я вернулся к гранитной плите, туман еще не успел добраться до потухшего костра и эманации запредельного не извратили жар углей, не отравили его своей потусторонней заразой.
Я вывалил на кострище ветви можжевельника, придавил их и подул, не спуская взгляда с места силы. Реальность дрожала там и выгибалась; нечто невообразимое пыталось проникнуть в наш мир, будто всплывал и никак не мог вырваться из объятий ила долгие века пролежавший на дне морском левиафан.
Молочная пелена приблизилась, ее белесые отростки раскинулись во все стороны, но как раз в этот миг сухая хвоя вспыхнула ярким огнем, стремительным и чадящим. Я едва успел кинуть сверху охапку сорванной на поляне травы. Стебли загорелись, но почти сразу костер погас и от него повалил густой дым. И тогда туман стал просто туманом. Метавшиеся в нескончаемой агонии души грешников отступили, пусть ненадолго и недалеко.
Вытащив из подсумка заготовку волшебной палочки, я ткнул ею в угли, выждал, пока конец не закурится дымком, и повел рукой, подцепляя сгустившийся эфир. Тот неохотно потек, и несколькими набросками мне удалось соткать в воздухе семиконечную звезду. Затем пришел черед второстепенных фигур и вспомогательных символов. Поначалу с ними не возникало никаких проблем: туман и дым оказались прекрасными помощниками – они позволяли визуально контролировать рисунки и не полагаться на одно лишь истинное зрение. Но дойти до финальной стадии ритуала оказалось отнюдь не просто. Угли на осиновой ветви начали гаснуть, и мой сделанный на скорую руку волшебный жезл стал куда хуже прежнего взаимодействовать с незримой стихией. Эфир срывался с него, фигуры смещались и не желали становиться в правильные позиции, некоторые символы и вовсе развеивались, стоило только переключить свое внимание на что‑то иное.
Святые небеса! Умение работать напрямую с эфиром без инструментов и обрядов – вот признак истинного мага, одного из тех, кого именуют маэстро. А я… Я просто жалкий ритуалист!
Обида на всех и вся, раздражение и сожаление о недостижимых возможностях лишь на краткий миг раскололи скорлупу моей сосредоточенности, но хватило и этого. Туман забурлил и породил на свет светловолосого молодого человека, высокого и плечистого. Призрак не был писаным красавцем, лицо портили узкая челюсть и тонкие губы – невесть с чего люди полагали их свидетельством безвольного характера. Отчасти ситуацию исправляли благородный прямой нос, высокий лоб и правильный разрез глаз – некогда синих, а теперь – молочно‑белых под стать затянувшей все кругом пелене.
Я с первого взгляда узнал потустороннего гостя. Да иначе и быть не могло: сложно не узнать самого себя, пусть и помолодевшего на добрых пять лет.
– Ты убил меня! – зло крикнул призрак. – Ты убил меня столь же верно, как если бы воткнул в сердце нож! Из‑за тебя я впутался в это дерьмо!
Из‑за меня?! Я буквально задохнулся от возмущения и обиды. Безумно захотелось рявкнуть в ответ, что он сам выбрал свою судьбу, что всему виной его собственная гордыня, но миг слабости уже прошел. Я стиснул зубы и невероятным усилием воли заставил себя промолчать.
Самоконтроль! Никто и ничто не заставит меня утратить самоконтроль! А слезы на глазах… Это все дым. Едкий дым, не более того.
Доппельгангер шагнул ко мне, но я предугадал это движение и отступил за костер. И последующий рывок призрака тоже предугадал, успев за миг до того со всей силы пнуть прогоревший можжевельник и продолжавшую чадить траву.
Взметнулись искры, и морок сгинул, личина сползла с мертвого чернокнижника, неизменными остались лишь молочно‑белые глаза. Тварь отшатнулась и едва не упала, но сразу восстановила равновесие. Наклонилась вперед, подобралась для прыжка…
В университете обучение работе с жезлами большей частью прошло мимо меня, тут же я превзошел самого себя. Хитрый финт кистью, быстрое вращение и рывок, словно выуживаешь из реки рыбу!
Обломок осиновой ветки зацепил эфир, дернул, намотал и смешал с дымом. Он заменил мне и прялку, и веретено, помог свить энергетическую нить и послужил рычагом, когда я хлестнул метнувшуюся в атаку нежить.
Плеть накрутилась на шею мертвеца, обратное движение оторвало изуродованную голову, и та улетела прочь, бесследно канув в тумане. Тело упало, а следом осыпалась невесомым пеплом осиновая ветвь; обычная палка просто не была рассчитана на столь мощный поток силы. Я остался без инструмента.
Зависшие в воздухе эфирные фигуры дрожали и понемногу развеивались. Эманации запределья ощущались все явственней, пространство искажалось под их воздействием, мир словно закручивался в воронку. Точнее, не мир, нет – в воронку затягивало меня самого.
На изготовление нового жезла не оставалось времени; я ухватил ближайший луч семиконечной звезды, и пальцы не прошли через жгут эфира, а словно стиснули пруток раскаленного железа. Жуткая боль сотней осиных укусов метнулась от кисти к локтю, замерла на миг и поползла выше уже не столь быстро. Рука окуталась тончайшими лучиками, словно стянутую с плоти и проколотую кожу надели на ярчайший светильник. Меня всего перекорежило, но я не разжал пальцев и рывком отправил эфирную фигуру к гранитной плите, попутно придав ей вращение, как если бы раскручивал детскую карусель.
Сработало! Медленно вращаясь, звезда поплыла к месту силы. Воодушевление помогло перебороть боль, я позабыл о жжении, принялся хватать вспомогательные фигуры и швырять их вдогонку, но не абы как, а направляя каждую на свое место в единственно верном порядке. Косой крест! Пентаграмма! Око! Россыпь рун! Серп!
Эфирная печать плыла в воздухе, вращаясь вокруг собственной оси. Понемногу ее движение замедлялось, каждый новый символ добавлял волнистым лучам холодного белого сияния. Малые фигуры и вовсе пылали рукотворными светилами, от их нестерпимого блеска вновь наполнились слезами глаза.
Якорь! Фигуры резко остановились, и сразу застопорилось вращение. Энергетические потоки потянули печать и зафиксировали в нужном положении, как прижимает деревянную пробку к сливному отверстию толща воды.
Комментариев нет