Поставив лилии в прихваченную снизу стеклянную вазу и освободив руки, я начинаю обрызгивать подушки антикварным атомайзером, который наполнен одним из моих любимых ядов – болиголовом. Эффект от него в таких дозах будет таким, что всего лишь спустя час после того, как эта невоспитанная хамка, мисс Стэнтон, положит свою голову на подушку и начнет вдыхать яд, ее тело полностью парализует, но она будет в полном сознании. Она сможет меня видеть, сможет слышать, но пошевелиться или закричать у нее не выйдет. Еще примерно через пару часов дыхание ее замедлится, а затем и вовсе прекратится. По ее лицу не будет понятно, но это не самая легкая смерть. Сначала ты никак не можешь вдохнуть полной грудью, а потом и вовсе забываешь, как дышать.
Когда я опустошила весь атомайзер, так же аккуратно вложила подушки в наволочки и убрала их под одеяло. Яд был всем хорош – и действием, и тем, что ни один судмедэксперт не сможет его обнаружить. Минус был только в том, что он выделял сильный запах. Поэтому мне и понадобились лилии, которые дадут оправдание такому запаху. Королевские лилии способны творить чудеса, если требуется скрыть какой‑либо запах. За считаные минуты их аромат распространяется по всему помещению и стирает все следы других запахов. О запахе лилий есть одна красивая восточная легенда. Когда шейх решал избавиться от жены, он приказывал заставить ее комнату тысячами лилий перед тем, как она заснет. В тот момент, когда женщина заходила в свою спальню и видела эту неописуемо красивую картину из цветов, она все понимала и принимала свою судьбу. Засыпая в этих красочных и благоухающих покоях, она знала, что уже не проснется. Но принимая смерть таким красивым образом, она была благодарна судьбе. Ведь не всем доставалась честь умереть в такой красоте и роскоши.
Обежав комнату взглядом напоследок, я убедилась в том, что не оставила никаких следов. Разве что цветы.
Я как ни в чем ни бывало спустилась по лестнице и обнаружила, что Энн перенесла уже почти все цветы из грузовика, а команда организатора вечера, Тэда, почти закончила с сервировкой высоких коктейльных столиков и небольшого бара. Группа музыкантов во фраках уже настраивалась, а технический персонал вычищал до блеска красную ковровую дорожку, что вела от парковки до самого дома.
Не теряя ни минуты, мы с Энн тут же начали расстановку наших композиций и украшение столов. По словам Тэда, у нас ровно полчаса до того момента, как придут гости и мы все должны будем отсюда убраться. Сам он весь вечер будет кружить между гостями и подрядчиками. Я тоже должна буду остаться, если вдруг потребуются какие‑либо манипуляции с цветами. Правда, не знаю, что он имел в виду, так как сомневаюсь, что цветы оживут и начнут поедать гостей. Но в любом случае, такой расклад мне был только на руку.
Быстро управившись со своей работой и прибрав за собой, я пошла провожать Энн, которая с огромной радостью узнала, что может ехать домой и ей не придется сидеть весь вечер в этом особняке, ожидая конца вечеринки. Когда я забросила свой фартук вглубь рабочей машины, мы с ней выкурили по сигарете, обсудили, сколько примерно пластических операций перенесла сегодняшняя хозяйка вечера и сколько радости, наверное, было у ее последнего мужа, когда он получил развод. Затем Энн села на водительское сиденье, завела машину и сказала мне напоследок:
– Удачи тебе, Ким. Постарайся не напиться от этого безудержного веселья.
– Спасибо тебе. Подбодрила, ничего не скажешь. Давай, веди аккуратнее.
Настроение было на удивление хорошее. Не знаю конкретно от чего, но когда я шла по ковровой дорожке обратно в особняк, мои шаги сопровождались музыкой, доносившейся из угла, где уже свою работу начал классический квартет. А когда Тэд вежливо попросил меня удалиться на кухню, к остальному персоналу, то любезно вручил бокал с очень хорошим шампанским. Но все же, думаю, главной причиной такого приподнятого настроения была мысль о том, что через несколько часов эта сука сдохнет в мучениях, а я буду наблюдать, как жизнь капля за каплей вытекает из нее.
После часа, проведенного на кухне среди персонала, и около четырех выкуренных сигарет я выслушала, пожалуй, сотню самых разнообразных сплетен про мисс Стэнтон от людей, которые работают на нее. И то, что я услышала, совсем не стало для меня сюрпризом. Разве что только мне посчастливилось выслушивать ее хамство всего лишь десять минут, в то время как ее экономка переживает эти моменты унижения ежедневно. Порадовал тот факт, что у нее нет детей, значит, ни о какой пощаде речи быть не может. А муж и правда буквально сбежал от нее, оставив ей состояние и этот особняк в пригороде Чикаго.
Поводом для сегодняшнего приема стал тот факт, что фонд, которым она заведует, начал строительство новой больницы. Что ж, весьма благородно, подумалось мне. Но опять же, сплетни из уст обслуживающего персонала донесли до меня, что с помощью этого фонда, по слухам, она отмывает большие деньги для своего праздного существования. Нет, решено, пути назад уже нет, и ей суждено умереть. Вопрос закрыт. А я вот за свою прекрасную работу заслужила еще один бокал шампанского. И, пожалуй, вот этот розовый макарун.
Официанты, которые то и дело сновали между кухней и залом, где проходил сам прием, в перерывах рассказывали, как обстоят дела с гостями. Они в деталях рассказывали о городских знаменитостях, что сегодня пришли, кто во что одет, о чем они разговаривают и прочее.
Я была всего лишь пару раз на подобных мероприятиях в роли гостя. И, честно говоря, уже через пятнадцать минут у меня наступало желание кого‑нибудь убить. У меня вообще создалось впечатление, что на такие приемы собираются самые скучные люди со всего мира. Или даже если они интересные сами по себе, то, оказываясь в подобной атмосфере, превращаются в редкостных нытиков‑зануд с непомерным эго, от которых можно услышать лишь нытье или критику. Даже шутки – и те либо старше, чем я, либо с претензией на повышенную интеллектуальность. Поэтому мне гораздо интереснее наблюдать со стороны на подобные сборища.
Вот и сейчас, выйдя из своего укрытия на кухне, я рассматриваю гостей через щель в двери и вижу, что сегодня все как обычно. Элита города, разговаривающая друг с другом о войнах на Ближнем Востоке или о прогрессирующей наркомании среди молодежи, сетует на правительственные органы, которые не способны с этим справиться. Но обычно после этого тема уходит в сторону последнего отдыха в Микронезии или покупки очередного предмета искусств, который по счастливой случайности обошелся им в копейки, всего лишь каких‑то два миллиона долларов. Дело не в том, что они не способны помочь нуждающимся или они безразличны. Уверена, что некоторые из них имеют несколько благотворительных фондов и дают различные интервью, чтобы поднять острые темы и привлечь внимание общества. Дело в том, что для них проблемы людей являются всего лишь темой для светской беседы. Заполнить паузу в разговоре – вот их главная цель. А знаете, почему им так это важно? Да просто потому, что они уже сами себе наскучили. Им уже давно ничего неинтересно из‑за их собственноручно сотворенного эго, которое раздулось до такой степени, что меньше чем «богоподобными» их уже назвать нельзя.
Комментариев нет