Плюхаюсь на диванчик, осматривая вешалки, и усмехаюсь от своих мыслей. Хотя Филипп предпочитает именно такое: открытое, броское, яркое. Чтобы о нас говорили, нас заметили, благодаря мне. Товар, который я представляю, обычно выставляется самым гадким образом.
– Санта, я не думаю…
– Думать и необязательно в момент шоппинга. Выходи. Я хочу посмотреть.
Шторка открывается, и сестра, словно ей не тридцать, а всего шестнадцать, полностью пунцовая и смущённая медленно подходит к зеркалу.
– Тебе очень идёт цвет, – замечаю я, пока она наслаждается своим видом.
– Да, потому что я рыжая. Но ты ценник видела? Только продать глаза мне светит.
– Снимай и пошли пообедаем, – поднимаюсь с диванчика, пока Рейчел скрывается в кабинке.
– Упакуйте нам, – подхожу к кассе и кладу кредитку.
Вот так просто. Я никогда не задумывалась о цене в последние годы. «Хочу» и «покупаю», между ними всегда стоит знак равенства. Знаю, что это глупо, я отвечу за это, но хотя бы кто‑то будет счастлив.
Мне вручают пакет в тот момент, когда выходит Рейчел. Не даю ей опомниться и выталкиваю из магазина. Она ругается, пытается вернуть покупку, но я лишь качаю головой.
– Хватит, Рейчел, хватит. Не для того я стала валютной шлюхой, чтобы не иметь возможности радовать свою сестру. Поэтому просто скажи «спасибо» и пойдём обедать. Кстати, во сколько у тебя свидание? – Меняю тему и вкладываю в руку сестры пакет.
– В девять. Он работает допоздна, – тихо отвечает она.
– Тогда мы успеем. Перекусим и соберём тебя. Помимо того, что я продажная стерва, я умею накладывать макияж и делать причёски. Поиграем немного, мне этого очень бы хотелось, как в детстве. Ты единственная, кто разрешал мне плести косы, – улыбаюсь от воспоминаний, когда мы входим в бистро.
– Ты вырывала мои волосы, но зато так горда была, когда на моей голове красовалась ересь, – смеётся Рейчел.
– Зато с любовью сделанная ересь, – беру меню, как и она.
Мы делаем заказ, и как только я произношу название марки вина, Рейчел угрюмо смотрит на меня.
– Только один. Мне он нужен.
– Это губительная зависимость, Санта. Она убьёт тебя, – качает головой сестра.
– Лучше пусть она, хотя бы буду улыбаться, – хмыкаю я.
– Я тут подумала, а что прописано у вас в брачном договоре?
– Хм, не имею понятия.
– Как? – Шепчет Рейчел.
– А вот так. Мне было плевать на пункты, я хотела быть богатой. И я стала ей, а то, что там написано, мне неизвестно. Да и сам контракт у адвоката Филиппа, у меня к нему доступа нет.
– Но вдруг там есть зацепки или какие‑то варианты, чтобы развод состоялся без потерь для тебя?
– Может быть, но я этого не узнаю. Ведь если заинтересуюсь им, то Филипп поймёт, и будет только хуже.
– Тогда что делать, Санта? Мне страшно за тебя, я очень боюсь того, что он может сделать. Ты ведь не всё мне рассказала. Да я не верю, что только твои слова заставили тебя спрятаться у меня.
– Я не помню, – тихо отвечаю я. – Правда, я не помню. Знаешь, как будто этих лет не было, они очень мутные и запрятаны глубоко во мне. И отчего‑то я не хочу их вспоминать, тогда будет точно хуже. Но только мне. Давай, не будем, ладно? Не будем портить этот день именем «Филипп», я хочу побыть немного свободной от него, – прошу я. Передо мной ставят бокал вина, и я с улыбкой киваю миловидному официанту. Надо же, ловлю себя на мысли, что раньше никогда не рассматривала мужчин и парней вот так. Не замечала, что красота моего мужа такая же призрачная, как и любовь. А сейчас мне интересно. Буквально всё. Как пахнет свобода, и что она может подарить мне. Это великолепно!
– А тот человек больше не звонил? – Вспоминая о голосе, принадлежавшему незнакомцу, спрашиваю сестру.
– Нет. Ошиблись. А он заинтересовал тебя? – Ухмыляется Рейчел.
– Не совсем. Понимаешь, я никогда так вальяжно не говорила с мужчиной. Да я ни с кем не говорила о себе и о том, что я делаю, даже Филиппа это не особо интересовало. Мне запрещено флиртовать, да я и не помню, что это такое.
– Мда, вот она «сладкая» жизнь, – фыркает она.
– Да. Мне даже не припомнить, когда он пользовался мной. Конечно, у него есть любовница, думаю, не одна, а я каждый вечер оканчивала с бутылкой.
– И не хочется? Ну я имею в виду, любая женщина, испытавшая оргазм, захочет ещё, хотя бы для здоровья? – Тихо спрашивает Рейчел.
– А что делать тем, кто не знает, что такое оргазм? – Усмехаюсь я.
– Что? Ты ни разу… вообще?
– Ни разу. Девственность отдала Филиппу, было больно, и я провалилась в обморок. Потом у меня были разрывы, и он ко мне не притрагивался, боялся навредить. А затем, я лишь считала минуты, когда он кончит. Вот и всё, – пожимаю плечами, залпом допивая оставшееся вино.
– Боже… мне жаль, нет, правда, жаль, что у тебя с сексом не сложилось. Это же ужасно, Санта, как ты только терпишь его? Неужели, деньги стоят мучений?
– Любовь к ним была выше, чем физическая боль. И ко всему можно привыкнуть, даже ничего не чувствовать. А Филиппу было всё равно, что я сухая, что мне больно, и потом едва могла ходить. Ему это даже нравилось, наверное, не знаю, – тяжело вздыхаю и облизываю губы, чтобы ещё немного впитать в себя спасительную дозу алкоголя.
– Ублюдок. Не понимаю я мужчин. Зачем заводить любовницу, доставляя ей наслаждение, когда такая жена красивая, утончённая, как ты, страдает от него? Зачем? Он просто урод полнейший, – зло произносит Рейчел.
– А ты подумай. Я никогда его не любила, он ни разу меня не возбуждал, как это описывают в книжках про любовь. Меня ни разу не притягивали наслаждение и поцелуи. Никогда. Зачем ему такая, как я, если любовница может подарить большее?
– Тогда зачем ты? Только красивая картинка, которой можно причинять боль и демонстрировать её окружающим, играя в идеальную семью? – Удивляется моим словам Рейчел.
– Картинки обычно безмолвны, вот и я такая же. Во мне ничто не вызывает возбуждения, кроме денег. А сейчас даже они потеряли свой блеск. Наш заказ несут, – указываю на официанта и с радостью завершаю тему, которую ни с кем и никогда не обсуждала. Для меня мужчин не существует. Я и не хочу узнать, что такое секс на самом деле. Он ужасен для меня, я боюсь его. Ненавижу, когда Филипп ко мне прикасается. Ненавижу его губы и его пыхтение. Ненавижу. Вряд ли что‑то изменит моё мнение, потому что у меня больше нет ничего, что я бы отдала взамен чувственности этого мира.
Мы обедаем в молчании, и так хочется ещё бокальчик вина. Один. Спасительный. Но остаётся только натянуто улыбаться сестре, рассказывающей о своём новом ухажёре, пока я расплачиваюсь за обед, и мы выходим из бистро, направляясь к дороге. Наотрез отказываюсь вновь ехать в автобусе, поэтому Рейчел ведёт меня к ближайшему банку, чтобы снять наличные. Да, ей не нравится это, но другого пока я не представляю. Мы возвращаемся домой в напряжённой атмосфере.
– Я приму ванну, у меня коленки замёрзли, – произношу я, направляясь в спальню.
– Коленки могут мёрзнуть? – Удивляется Рейчел, поддаваясь на провокацию выудить из неё хотя бы слово. От этого я улыбаюсь.
– И не только коленки. Ты тоже познакомься с пузырьками, и мы начнём тебя подготавливать, – оборачиваюсь к ней и подмигиваю.
– Только ты забыла, что ванны у меня нет, только душ, – хмыкает сестра.
– Я умею устраивать заплыв даже в раковине, – от моей фразы она смеётся, и я скрываюсь в комнате.
Закрываю за собой дверь и бросаю пакеты на кровать. Нет, мне не нужен душ или же хоть что‑то из этого. Мне ничего не нужно, потому что нет ни одного желания внутри. Странно, наверное, для многих – не хотеть ничего, совсем ничего, потому что нет целей, нет смысла, пустота одна. Но я всё же, направляюсь в душевую кабинку и встаю под горячие капли, согревающие хотя бы тело.
Комментариев нет