– Выходи! – указал он на Приска измазанным в крови пальцем.
Центурион поднялся. Лонгин тоже.
– Ты – сиди! – Сабиней довольно грубо ткнул легата в грудь. – А ты выходи!
Приску ничего не оставалось как подчиниться. Он вышел из палатки. Вокруг стояли даки, как показалось центуриону – не меньше полусотни. Стояли немо – посему их присутствие удивило и несколько обескуражило. Приск ожидал выйти с Сабинеем один на один, а когда вокруг еще пять десятков врагов – нелепо кидаться в драку.
Сабиней ткнул центуриона в спину так, что Приск совершил пару нелепых прыжков, но на ногах устоял и сумел повернуться к давнему врагу лицом.
– Римлянин! Отдай оружие, – приказал Сабиней.
– Децебал клятвенно обещал нам неприкосновенность! – напомнил Приск.
– Неприкосновенность? Теперь твою неприкосновенность гарантирую я. Меч! Сюда! Живо!
Приск снял перевязь с мечом. И тут Сабиней, вместо того чтобы забрать оружие, кинулся на него с фальксом.
Приск успел вырвать из ножен меч и даже сблокировать удар, а заодно хлопнуть ножнами дака по лбу – но такой удар комату навредил не более чем дружеский хлопок. Подскочивший на помощь Сабинею юный комат получил от Приска удар ногой в живот. Но больше ничего центурион сделать не сумел – сбоку на него обрушился мощнейший удар фалькса, подцепил, будто крюком, и швырнул на землю. Прочнейшую лорику фалькс не пробил, но удар выбил воздух из груди – не вздохнуть. Приск попытался откатиться в сторону, но Сабиней подскочил и наступил ногой на грудь.
Центурион стиснул пальцы и только тогда понял, что рукояти меча больше нет в руке.
Ну вот и все. Конец. Опять этот дак его победил.
– Не калечить его! – услышал римлянин окрик и узнал голос Децебала. – Центурион мне нужен живым.
Дакийский царь успел спуститься вниз, оставив в покое умершую Баниту.
Двое даков, оттеснив Сабинея, подняли центуриона на ноги. Третий варвар подобрал перевязь с ножнами и меч.
– Сними с него лорику, – приказал Сабиней одному из коматов. – Такие доспехи пригодятся одному из наших воинов.
Приск взвыл от ярости, услышав приказ, – лорика центуриона стоила бешеных денег, и то, что в ней будет щеголять какой-то косматый дак, привело Приска в ярость. Но сопротивляться было и глупо, и безнадежно: посеребренную лорику сняли, как и нижнюю, из тонкой кожи, оставили римлянина в одной тунике. Забрали перевязь с мечом и кинжалом, шлем. Потом связали веревкой руки. Рядом вязали покорно вышедшего из палатки Асклепия. Легат тоже вышел наружу, римские ауксиларии окружили Лонгина. Но рядом с легатом их было всего четверо, остальных люди Сабинея уже обезоружили.
– Отдайте оружие, – приказал Лонгин охране. – Сопротивление бессмысленно. – И сам первым протянул свою спату Сабинею. – Требую, чтобы с моими людьми обращались достойно, – обратился он к Децебалу.
– Ты мой гость, легат, и я буду гостеприимен. Только не пытайся делать то, что не понравится мне и моим людям. Тогда я не смогу тебе помочь.
Децебал подошел к Приску и довольно долго его разглядывал, будто оценивал силу и стать. Так, наверное, охотники на львов и пантер разглядывают добычу, прежде чем замкнуть в клетку и отправить на корабль, плывущий в Рим, где зверя выпустят на арену – умирать на потеху толпе. Римлянин для дака был тоже своего рода зверем. Как и дак для римлянина – ибо мыслил каждый по-своему, не понятным врагу образом. Децебал задрал тунику на плече и глянул на татуировку.
– Пятый Македонский… Давно служишь? – заговорил дакийский царь на латыни.
– Восемь лет.
Царь ничего больше не сказал и повернулся к Сабинею.
– Он – твой. Только не калечь и не убивай. Пока, – добавил Децебал на местном наречии.
– Ты снова проиграл, римлянин! – в ярости воскликнул Сабиней и ударил Приска изо всей силы в лицо.
Вот уж истинно – звезды из глаз. А потом обрушилась тьма.
* * *
Когда центурион очнулся после удара, голова раскалывалась от боли. Он поднялся, и его тут же вырвало. «Плохой знак», – непременно сказал бы лекарь когорты Кубышка и велел бы полежать несколько дней, пока все жидкости в организме – кровь, флегма, желтая желчь и желчь черная, придут в норму. Но Приску никто такой возможности не предоставил. Сначала его, связанного, везли верхом на муле. Дорога шла все наверх и наверх, но склон был явно не так крут, как скала, на которой стояла разрушенная Банита. Вечером, когда Приска сняли с мула, он заметил Лонгина. Тот стоял возле небольшого домика с террасой, уже без оружия, но все еще в доспехах, окруженный не своими личными охранниками-ауксилариями, а исключительно даками. Увидев связанного Приска, Лонгин потребовал, чтобы центуриона оставили на ночевку вместе с ним.
Как ни странно, просьбу Лонгина выполнили. Командовал отрядом охраны Сабиней. С Лонгином он держался почтительно, но отстраненно, а Приска как будто не замечал.
– Что случилось? – спросил центурион, едва очутился подле легата. Перед глазами все качалось и плыло, голова была – как медный котел. Тронь – зазвенит. Но Приск старался не показывать вида.
– Мы – пленники, – ответил Лонгин. – Наших ауксилариев я больше не видел, но Сабиней заверил меня, что с ними обращаются хорошо.
– Ты веришь варвару?
– Асклепий видел, как их увели в какую-то деревушку.
– Ты же сказал, что хорошо знаешь Децебала! – не удержался и припомнил легату его прежние легкомысленные слова Приск.
– Видимо, недостаточно хорошо, – еще более легкомысленно заявил Лонгин.
Центурион застонал от бессилия. Он был уверен, что конная охрана легата мертва.
Сутки Приск провел в условиях почти комфортных – ночью спал на узком тюфяке, укрытый ворсистым шерстяным одеялом, но с холодным компрессом на голове (тряпку несколько раз менял Асклепий). Место на спине, где багровел след от удара фалькса, вольноотпущенник смазал вонючей и жирной мазью: его деревянный сундучок со стеклянными флаконами даки не отобрали.
– Похоже, у тебя сломано ребро, но оно не сдвинулось и внутри ничего не повредило, – сказал Асклепий. – Возможно, кость только треснула.
Утром Приска посадили на мула. Асклепия тоже. Лонгина везли на крепкой невысокой лошадке. Пленники и их конвоиры ехали на восток, северо-восток, опять восток, если судить по солнцу, что висело над хребтами в мутной дымке, сулящей холодную зиму. Видимо, они в самом деле двигались к Сармизегетузе, но как-то странно, чуть ли не кругами. Ближе к вечеру к отряду Сабинея присоединилось несколько даков-подростков. За главного у них был высокий парень с длинными льняными волосами и едва пробивавшимися над верхней губой дерзко торчащими усиками. Остальные называли блондина Везер или Вез. Когда стали располагаться на ночлег, Везер подошел к Приску.
– Говорят, римлянин, ты по-нашему болтаешь. Причем хорошо…
Комментариев нет