Стейс Крамер Мы с истекшим сроком годности

Александре, Ирине и Валентине

Трем

моим

любимым

женщинам

Только великая боль приводит дух к последней свободе: только она помогает нам достигнуть последних глубин нашего существа, – и тот, для кого она была почти смертельна, с гордостью может сказать о себе: я знаю о жизни больше…

Фридрих Ницше

Я очнулась, когда лучи полуденного солнца коснулись краешка моей больничной койки. Переждав минутное помутнение сознания, я стараюсь оторвать от подушки голову, которая, кажется, стала в несколько раз тяжелее. В палате так тихо, что я слышу каждый удар моего сердца. Пытаюсь вспомнить, почему я нахожусь здесь, но это оказывается не такой уж и легкой задачей. Небольшие клочки воспоминаний всплывают у меня в сознании, и за каждое из них я пытаюсь ухватиться. И вот когда мой взор падает на мою руку, которую стягивает повязка из бинта, все воспоминания складываются в единый пазл и дают, наконец, долгожданный ответ.

Я пыталась покончить с собой.

Я так долго ждала тот вечер. Еще учась в младшей школе, я представляла, в каком платье буду на выпускном, с какими украшениями и прической. И вот когда я уже была одета в то самое платье, о котором мечтала, и держала в руках измятый листок с торжественной речью, которую должна была прочесть перед остальными выпускниками и учителями, я улыбалась и поражалась тому, как быстро летит время.

Я даже представить не могла, что тот самый долгожданный вечер в одночасье заставит рухнуть весь мой привычный мир.

Если бы вы меня случайно встретили на улице, то я бы вам не запомнилась. Я обычная, с обычной фигурой, с обычными черными волосами, которые вкупе с бледной кожей придают мне вид вампира или же смертельно больной девушки. Абсолютно ничем не примечательная личность со своими недостатками и горсткой достоинств.

Но в тот вечер я была сама на себя не похожа.

Я выглядела совсем взрослой. Даже выражение лица изменилось. Оно теперь было такое сосредоточенное, серьезное. И это платье, сшитое на заказ, так дополняло меня. Черное, усыпанное микроскопическими блестками. Роскошный, объемный подол прятал мои ноги.

Ровно три часа и пятнадцать минут мама кружила надо мной с расческой и лаком для волос. Это стоило того. Она превратила мои безжизненные волосы в прекрасные локоны. Мама в прошлом стилист, поэтому ей под силу превратить такую неряшливую девицу, как я, в настоящую принцессу.

Нина, моя младшая сестра, все это время сидела напротив меня и следила за действиями мамы.

Нине всего шесть, она до беспамятства влюблена в балет, не пропускает ни одного занятия в своей балетной школе, и все стены ее комнаты облеплены фотографиями известных балерин, на которых она старается равняться.

– Я хочу быть такой же, как Вирджиния, – вопила Нина.

– Почему? – спросила я.

– Потому что ты красивая, умная и еще твой парень похож на Зака Эфрона.

Я начала смеяться.

– Кстати, а этот твой Скотт где собирается учиться? – спросила мама.

– Он еще не решил. Но все равно переедет в Коннектикут, чтобы быть со мною рядом.

– Как мило, – язвительно сказала мама.

Я встречалась со Скоттом два года, и все самые прекрасные моменты моей жизни были связаны именно с этим периодом. До него у меня не было ни с кем отношений, поскольку у меня всегда в приоритете была учеба и только учеба. Со Скоттом мы учились в одной школе, но никогда не общались и очень редко встречались и лишь на вечеринке по случаю дня рождения моей подруги Лив мы и познакомились. Хотя «познакомились» громко сказано. Он и Лив тащили мое пьяное тело до дома. Признаться, это был первый случай в моей жизни, когда я напилась до такой степени, что мое сознание вырубилось на несколько часов. На следующее утро Скотт пришел меня навестить, и лишь тогда я смогла его хорошо разглядеть. Коротко подстриженные светло-русые волосы были вздернуты вверх, и он мне напоминал ежика. Верхняя губа тонкая, нижняя пухлая. Глаза цвета хмурого неба. Темные, прекрасные. Я никогда не считала себя настолько красивой, чтобы нравиться мальчикам, поэтому была очень удивлена, когда он обратил на меня внимание. У него своеобразное чувство юмора. Вспыльчивый характер, но меня это даже привлекало в нем.

Наше общение со Скоттом вызвало резкие изменения в моих отношениях с мамой. Она, наверное, с самого моего рождения мечтала, чтобы я поступила в Йельский университет и посвятила свою жизнь науке. И, как полагается, мама посчитала Скотта прямой угрозой ее планам. Нередко у нас случались настоящие семейные скандалы, когда я собиралась на свидание. Лишь папа был на моей стороне, всегда говорил маме, что я уже взрослая и вполне могу принимать самостоятельные решения. И даже в тот роковой выпускной вечер он дал нам со Скоттом в распоряжение свой новый кабриолет, поскольку машина Скотта была в ремонте.

– Пап, ты серьезно?

– Да, сегодня я слишком добрый.

– Спасибо. – Я кинулась в папины объятия. – Я тебя обожаю.

– Держи. – Папа дал мне ключи от своего нового кабриолета. – Надеюсь, с ней все будет в порядке?

– Конечно.

– Скотт, а вы хорошо водите машину? – спросила мама. От ее холодного тона у меня мурашки побежали по спине.

– Эмм… разумеется.

– Ты только ничего не подумай, просто мы доверяем тебе нашу дочь.

– С ней все будет в порядке, миссис Абрамс.

Я чувствовала, что Скотт начал нервничать. Он так крепко сжал мою кисть, что я чуть не взвизгнула.