– Симбо, – ответила старушка, – он все время на службе. Он библиотекарь. Скоро он придет. Он обещал принести молоко. Каша без молока пресная. Не говорите, что я выходила одна за дровами. Я его берегу, у него столько работы!
– Не скажу! – пообещал Второй, оглядываясь вокруг.
Помещение внутри на удивление выглядело довольно ухоженным. Горел очаг. На столе стояла серебряная посуда, на полках покоились какие‑то съестные припасы в мешках. И на всем этом красовался один и тот же символ – что‑то вроде зигзага со звездой посередине.
– Вы хотите есть? – спросила женщина, присаживаясь на скамью у стола.
Сергей оглянулся, увидел перекошенную от ужаса морду скейвена и отказался:
– Нет, я недавно поел. Я пойду, иначе меня будут ругать товарищи по работе.
– Спасибо тебе, добрый мальчик, приходи вечером, я тебя угощу вкусной кашей, – поблагодарила его старушка.
– Обязательно зайду, – пообещал Сергей и вышел из дома. Как только он оказался на улице, Шарскун крепко схватил его за руку и быстро потащил прочь. Только оказавшись на приличном расстоянии от дома, он прижал обеими лапами своего спутника к стене и зашипел на него:
– Ты очень глупый, очень глупый человек! Плохой товарищ по работе!
– Чего ты так напрягся‑то?! – не понял тот. – Хорошая женщина. Больная. Чем она тебе не угодила?
– У нее везде знаки Тзинча! – зловеще объяснил ему крыс. – У нее на груди медальон со знаком Тзинча, поэтому ее здесь никто и не трогает. Все боятся Тзинча!
– Какого Тзинча? – не понял Сергей. – Фамилия сына такая?
– Клянусь Рогатой Крысой – ты самый глупый человек на этом свете, – наконец отпустил его скейвен. – Тзинч – главный бог Хаоса, страшнее него нет.
– Да ладно тебе, – попробовал его успокоить Второй. – Твой Зинч и Тзич нам только спасибо скажет, что его маме помогли. Она меня вечером на кашу приглашала.
– О нет! – опять глухо простонал Шарскун, схватил своего спутника за руку, потащил куда‑то в подворотню, за грудой полусгнивших ящиков повалил на землю и зажал лапой рот. Тут и сам Сергей заметил, что на улице быстро стемнело, и под порывом ветра по мостовой взметнулись листья. Потом раздался раскат грома. Что‑то большое двигалось по направлению к ним. Наконец он увидел самое странное существо, которое может себе представить человеческий рассудок. Дикая помесь птицы, паука и еще пары несовместимых существ шагало мимо них в сторону дома старушки. Поравнявшись с подворотней, в которой притаились напуганные спутники, существо остановилось, скрестило свои полукрылья‑полуклешни и во мгновение ока превратилось в мужчину средних лет и плотного телосложения в длинном оранжевом камзоле. Впрочем, камзол только секунду был оранжевым, через мгновение зеленый окрас сменился бирюзой, потом золотом. Существо пригладило руками темные волосы и направилось дальше.
– Сейчас он дойдет до старухи, а та ему расскажет о «добром мальчике» – и нам конец, – прошептал оцепеневший скейвен.
– Тогда бежим?! – предложил Сергей.
– Очень, очень, – согласился крыс, и они со всех ног помчались к городскому рынку.
– Ищи дверь с двумя железными сапогами, – на ходу приказал Шарскун, когда они домчались до рыночной площади.
Сергей огляделся и, на свое счастье, тут же обнаружил дверь, над которой, позвякивая на ветру, висели два металлических листа, вырезанных в виде сапог.
– Вон она, – показал своему обезумевшему спутнику Второй.
– Быстро, быстро! – взвизгнул скейвен и бросился к двери.
Вломившись в дом, он тут же вышиб какую‑то дверь и побежал по лестнице вниз. Сергей едва поспевал за ним. Лестница заканчивалась помещением, уставленным огромными бочками.
– Так, так, так! – приговаривая, перебегал от бочки к бочке Шарскун. Наконец он нашел, что искал, и повернул кран бочки. Бочка беззвучно отъехала в сторону, открывая круглый лаз.
– Туда! – крикнул скейвен и первым нырнул в темное отверстие. Сергею не оставалось ничего другого, как последовать за ним. И они заскользили в темноте по винтообразному желобу куда‑то вниз. Через несколько минут беспрерывного кружения их выбросило на кучу угля. Шарскун поднялся на ноги первым и в два прыжка очутился у механизма, отдаленно напоминающего грузовую вагонетку.
– Быстро, быстро! – не прекращая паниковать, он защелкал какими‑то тумблерами. – Садись.
Сергей забрался внутрь вагонетки, скейвен прыгнул за ним, и диковинное передвижное средство, быстро набирая скорость, покатилось куда‑то по единственной рельсе.
Только проехав, по примерным расчетам молодого человека, не менее пяти километров от места старта, Шарскун успокоился и сделал глубокий выдох.
– Прости, я не знал, что это так опасно, – извинился Сергей. – Это действительно так опасно?
– Это в миллионы раз опасней, чем ты можешь себе представить! – завизжал скейвен, потом все‑таки успокоился и ответил: – Этот Тзинч – бог изменения. Это он уничтожил Прааг и еще много других городов. Он страшный! Мы чудом ушли.
– Боюсь тебя разочаровывать, – задумчиво глядя назад, сказал Сергей, – но, кажется, мы еще не совсем ушли.
Шарскун взглянул туда же и обнаружил, что в нескольких десятках метров от них рельс, по которому двигалась вагонетка, искрясь, стремительно тлел, словно бикфордов шнур.
– Прыгаем! – крикнул крыс и действительно сиганул из вагонетки вниз.
– Блин! – только и смог сказать Сергей, сжимая левой рукой свой посох и прыгая за скейвеном.
Благо оказалось невысоко, и друзья приземлились на влажный песок. Неподалеку раздался оглушительный взрыв.
Неизвестно, сколько еще прошло времени, пока Второй нашел в себе силы спросить:
– Ты жив, дружище?
– Почти, – вздохнул, вставая с песка Шарскун. – Я меч потерял! И очень устал бояться.
– И не говори! Теперь как доберемся до места?
– Здесь много перекрестных тоннелей, может быть, в них есть хладнокровные.
– Хладнокровные?!
– Это как лошади, только не такие тощие. Воспользуешься своими возможностями еще разок.
– Ес, – с помощью посоха поднимаясь на ноги, согласился Сергей.
Двигаясь вслед за Шарскуном, Второй по привычке впал в мечтательное настроение. «Наола! – звучало у него в голове, – Наола! 90, 60 на 90. Нет, на 80. Два дракона, тролль с книжкой, волки‑людоеды и папа, судя по всему, психопат – неплохое приданое для человека с неопределенным мировоззрением и склонностью к алкоголизму. Интересно, до какой степени близости они дошли с Ракартхом! Если это только идеология, тогда все в порядке. У меня есть знакомые фашисты, национал‑большевики и гринписовцы. Их частная жизнь не интересует. Будем молиться, чтобы она оказалась жертвой каких‑нибудь убеждений. Даешь фанатизм – лекарство от одиночества! С другой стороны, зачем ей безвольный, аморальный типчик, вроде меня? С другой стороны, такие это и любят. С другой стороны, будет мной крутить. С другой стороны, я Древнейший. С другой стороны, как выяснилось, это большой геморрой. С другой стороны, по‑моему, я действительно уже влюбился, и все предыдущие соображения не имеют смысла. Тогда надо выработать тактику. Что может любить такая девушка? Все что угодно. Один ноль в мою пользу. Да, но она любит всех этих уродов. Один один. Хотя я тоже урод в своем роде. Два один».
Комментариев нет