Каждый за себя



Кася, разумеется, устроила сцену, как только почуяла присутствие в квартире собрата по семейству кошачьих. Она грозно мяукала, истерически фыркала, демонстративно втягивала носом воздух, высоко приподнимая верхнюю губу, а как только я попыталась познакомить ее с котенком, взяв того на руки и осторожно поднеся к ней поближе, Кассандра плюнула в меня. Да‑да, плюнула. А вы что, не знали, что некоторые кошачьи породы отличаются умением плеваться? «Британцы» умеют. К сожалению.

Аргон отреагировал более спокойно и поступил привычным образом. Стоило мне отвлечься на каких‑то пять минут, и малыш, старательно вымытый и высушенный, оказался обсосан дружелюбным псом и снова превратился в нечто клочкастое и мокрое. Пришлось его снова вытирать и подсушивать.

Первым в тот вечер пришел с работы Великий Слепец.

– Ну конечно, пусть остается, – рассеянно бросил он дочери, когда та взахлеб принялась рассказывать свою животноводческую драму.

Гомеру было все равно, он ел чахохбили, смотрел программу «Время» и хотел только одного: чтобы к нему никто не приставал. Мадам явилась в прекрасном расположении духа: как выяснилось, заказчик принял у нее работу и заплатил весь гонорар без всяких проволочек, посему на радостях Алену не отругали, а котенка разрешили оставить и даже позволили вызвать на следующий день ветеринара. Так что все обошлось.

Это я так думала, что обошлось. На другой день ветеринар, обследовав котенка, составил мне километровую пропись с перечнем препаратов и описанием процедур, которые надо проделывать, пока все не заживет, не зарастет и не пройдет, а потом еще в течение некоторого времени для профилактики. Надо ли говорить, что ездить в ветеринарную аптеку на Никольскую пришлось мне и процедуры проделывать тоже должна была я. Алена ограничилась лишь разовым проявлением внимания к страждущему, принеся котенка домой. На этом ее участие в жизни животных закончилось. Но самым страшным оказалась проблема туалета. Котенка, названного Патриком, нужно было приучать, а пока он не приучится – ежечасно находить и замывать с хлоркой те места, которые он по недоразумению принял за сортир. Чтобы не провоняла вся квартира, я выступила с инициативой ограничить ареал обитания, например, Алениной комнатой, раз уж та его усыновила, и встретила решительный отказ.

– Как я буду уроки делать и спать в комнате, в которой пахнет хлоркой? – возмутилась она.

– А где он, по‑твоему, должен жить? – строго вопросила Мадам, которой тоже не хотелось, чтобы Патрик писал и какал в спальне и в гостиной. – Ты его принесла, ты должна нести за него ответственность.

– А ты – мать и должна нести ответственность за мое здоровье, – отпарировала девица. – Хлорка очень вредная, ты сама сто раз говорила. Пусть Ника быстрее приучает его к лотку.

– Ника старается, – Мадам решила выступить на моей стороне, спасибо ей за это, – но она не Юрий Куклачев и не обязана уметь дрессировать кошек.

– За такие деньги, какие мы ей платим, она должна уметь все! – сформулировала Алена свое отношение ко мне совершенно, как говорит один известный политик, однозначно и захлопнула дверь в свою комнату.

Так, сделаем выводы. Во‑первых, это замечательное «мы ей платим». Похоже, девочка считает, что это именно она платит мне зарплату, из собственного кармана вынимает, от сердца отрывает. В кино лишний раз не пойдет, без утреннего кефира останется, а жалованье мне выдаст, но уж в ответ на такое самопожертвование я обязана делать все, что ей понадобится, читай – в голову придет. В том числе и возиться с бездомными кошками, которых она, умирая от восхищения собственным благородством, будет приносить домой.

Мадам выглядела совершенно расстроенной и неприкрытым хамством дочери, и тем, что не может предложить мне единственное, на ее взгляд, приемлемое решение. То есть она это решение видит, но произнести вслух у нее язык не поворачивается. Что ж, это ее украшает. Ума маловато, но совесть все‑таки есть.

– Ника… – робко начала она и запнулась.

Придется помочь, ведь другого выхода я тоже не вижу, а мальца жалко, он же не виноват, что его жизнь сложилась так коряво.

– Конечно, Наталья Сергеевна, Патрик будет жить в моей комнате, пока не приучится к лотку. Вы не беспокойтесь, ковры не пострадают.

– Спасибо, Ника, – облегченно вздохнула Наталья.

Так мы с Патриком оказались вдвоем в моей маленькой комнатке. Нет, втроем, потому что вместе с котенком в бывший Адочкин кабинет перекочевал и кошачий лоток, наполненный «Катсаном». Лоток я посчитала за отдельную единицу, ибо он в силу своих размеров съел значительную часть и без того небогатого пространства, свободного от дивана, книг и письменного стола с компьютером. А ведь еще нужно было пристроить мисочки для воды и корма.

Через пару дней нас стало четверо: к котенку и лотку прибавился запах. А с проветриванием большие проблемы, комната настолько мала и все предметы в ней находятся так близко друг от друга, что Патрику даже в столь юном возрасте и мелком калибре не составляло труда добраться до подоконника, куда его постоянно толкало вполне естественное любопытство. Открывать окно можно было только в моем присутствии, а учитывая объем работы по дому, присутствия этого было совсем не много.

Так мы и жили с найденышем. Я засовывала ему в ушки ватные турундочки, смоченные в лекарстве, а в попку – лечебные свечки, мазала мазями и делала уколы, дважды в день отмывала в ванной полиэтилен, которым укрыла по возможности максимальное пространство, возилась с хлоркой, ибо, как известно, кошки очень любят писать как раз туда, где пахнет их мочой. Улучив час‑полтора, я неотлучно сидела в кабинете, зорко наблюдая за Патриком. Как только мне казалось, что он прилаживается к реализации насущной физиологической потребности, я, аки коршун, бросалась к нему, хватала и сажала в лоток.

Спать в эти дни я совсем не могла, мне все казалось, что стоит мне задремать, как котенок тут же запрыгнет на постель и использует ее вместо туалета. Я бдила и ловила момент. От запаха подташнивало и болела голова. От чувства собственной униженности и от жалости к Патрику болело сердце. В какой‑то момент я поняла, что мы с ним удивительно схожи: оба оказались бездомными и никому не нужными.

Это открытие так потрясло меня, что я, здравая и несклонная к излишнему романтизму тридцатишестилетняя баба, не уследила за собой, расплакалась и заговорила с Патриком вслух:

– Так получилось, малыш, что в этом доме ты никому не нужен, Алена принесла тебя под влиянием порыва, Наталья разрешила тебя оставить, потому что была в хорошем настроении, а в сущности, всем на тебя наплевать, никто тобой заниматься не хочет, никто тебя не любит, просто вышвырнуть рука не поднимается. От тебя одни проблемы, ты гадишь во всех углах и на всех поверхностях, с тобой нужно возиться, тебя нужно лечить и воспитывать. А никто не хочет. И я такая же, как ты. Меня бросил муж, которого я люблю, и я в этом городе осталась бездомной, безденежной и никому не нужной. Никто не станет возиться со мной, чтобы вытащить меня из ямы. Только я сама могу себе помочь, чтобы выкарабкаться. И ты тоже должен сам себе помогать, если хочешь остаться здесь и всегда иметь крышу над головой и еду. Понял? Ты должен быстрее научиться ходить в лоточек, тогда тебя выпустят из этой конуры и разрешат бегать по всей квартире. Ты должен скорее выздороветь, чтобы все твои болячки зажили и чтобы никто не брезговал брать тебя в руки. Тогда тебя будут тискать, ласкать и любить. Понял?






Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29

Комментариев нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *