Когда она проснулась на четвертое утро, я услышал, как она разговаривает по моему стационарному телефону. Я не мог разобрать слова, но ее тон был извиняющимся, как будто собеседник на другом конце линии был недоволен. Она повесила трубку и тут же позвонила еще раз. Судя по голосу, она хотела получить какую‑то информацию. Когда она появилась несколько минут спустя, я так и не пришел к определенному решению. Правда о нашей жизни могла лишь открыть ящик Пандоры, и я задавался вопросом, не будет ли так еще больнее. Она и без того много страдала.
Ее глаза были затуманены после долгого сна, она надела один из моих флисовых пуловеров от «Меланзаны». Она налила себе кофе и нашла меня на крыльце с Джимми на коленях. Не знаю, как долго она простояла там, когда я увидел ее у дверного косяка.
В долинах под нами проплывали облака. В ста милях к западу темный облачный фронт угрожал первым в этом году снегом. Когда она заговорила, ее голос был мягким, но не безмятежным. Беспокойство вернулось вместе с защитной оболочкой. Она как будто оправдывалась передо мной.
– Слушай, я… я просто поговорила с ребятами из Билокси. Они теряют терпение. Предполагалось, что я приеду туда позавчера. Они сказали, что по Интернету гуляет видео, где я пою в баре. Масса просмотров, и люди уже звонят, чтобы узнать насчет меня. Музыкальные площадки начинают продавать билеты. Это может быть неплохой шанс.
Пока она говорила, я рассматривал ее. Он сняла бандажную повязку. Ее рука была еще припухшей, но синяк стал уже темно‑лиловым. Между тем круги под глазами исчезли, и в них снова теплился свет.
– Мне очень жаль… Я узнала расписание автобусов. Могу я попросить тебя, чтобы ты подбросил меня до автобусной станции?
Мое сердце испытало чувство, которое оно не испытывало уже очень долгое время. Пожалуй, самым близким словом для его описания было «боль». Я отложил Джимми и надел ботинки.
– Разумеется.
Она смотрела на Джимми, сдвинув брови. Когда она прикоснулась кончиком мизинца к дырке от пули, я снова увидел, как вопрос вертится у нее на языке. Должно быть, она передумала, потому что сказала лишь:
– Я быстро приму душ.
Когда она вернулась из душа с влажными волосами и благоухая мылом, я положил в карман ключи от джипа.
– Готова?
На ней была ее одежда и полупустой рюкзак.
– Да.
Мысль о том, что она приедет в Миссисипи без инструмента, не давала мне покоя.
– У тебя есть еще три минуты? Хочу тебе кое‑что показать.
На ее лице появилось умоляющее выражение, которое я не знал как истолковать.
– Да, конечно.
Рядом с кухней находилась тяжелая деревянная дверь с тремя замками. Я отпер все три, включил свет и распахнул дверь.
– Когда мы с тобой познакомились, я не мог оторвать руки от твоей гитары. – Я рассмеялся. – С тех пор не так уж много изменилось.
Она вошла в комнату, словно в больничную палату; движения ее челюсти и бровей находилось в противофазе. Она начала считать, поводя пальцем вверх‑вниз от одной стойки к другой.
– У тебя шестьдесят четыре гитары? – спросила она, когда закончила.
Количество удивило меня самого. Это звучало впечатляюще.
– Даже сам не знаю, как так получилось…
Она огляделась по сторонам и пробормотала себе под нос:
– У тебя их так много, что ты сбился со счета.
Я обшил комнату панелями из западного красного кедра и установил осушитель воздуха. Он автоматически включался, если влажность превышала 50 процентов, но с учетом аридного климата это случалось не часто.
Делия двинулась по комнате, прикасаясь к каждой гитаре. Тут были «Мартины», «Макферсоны», «Гибсоны», несколько «Коллингзов», «Тейлоров» и другие. Она выглядела искренне потрясенной.
– Это прекраснейшая коллекция, какую мне приходилось видеть. Ты настоящий гитарный скопидом.
– Меня называли по‑разному, но это новое прозвище. – Я отошел в сторону, пока она продолжала расхаживать между рядами. Гитары висели на стойках одна над другой, как одежда в прачечной.
– Если я играю слитно, ничто не сравнится с «Макферсоном». Знаешь, как говорят: ты можешь взять аккорд, сходить на ланч, а когда вернешься, гитара еще будет звенеть. Гармоническое совершенство. Но иногда мне нужно, чтобы нота затихала, а не продолжала звучать, так что если я пощипываю струны или играю перебором, ответ зависит от того, какой сегодня день недели. – Я пожал плечами. – Трудно превзойти D‑28 или D‑35.
Она повернулась ко мне:
– Я ужасно рада за тебя.
Я махнул рукой в сторону гитар:
– Выбери одну.
– Что?
– Любую, какую захочешь.
Она отступила назад.
– Пег, я не могу.
Она впервые назвала меня Пегом. Это прозвище естественно и бездумно слетело с ее языка. За один удар сердца мы стали на двадцать лет моложе. Мой голос остановил ее отступление.
– На чем ты будешь играть, когда попадешь туда, куда собираешься?
Она отмахнулась, но я понимал, что эта мысль ее беспокоит.
– Спасибо, но у меня есть какие‑то деньги. Я что‑нибудь подберу.
– Ты не очень хорошая лгунья.
Она прошла между рядами, прикасаясь к колкам.
– Они говорят, что я смогу что‑нибудь позаимствовать у них.
Значит, она уже договорилась с людьми из Билокси. Это доказывало мои подозрения; она беспокоилась из‑за инструмента. Я выбрал «Макферсон» и протянул ей:
– Это Роза. Ее голос подходит к твоему. – Я положил инструмент ей на руки. – Пожалуйста.
– У нее есть имя?
– У всех моих гитар есть имена.
– Но, Купер…
– Пожалуйста, – повторил я. – Ради старых времен.
Она повернула гитару в руках.
– Я не могу себе позволить…
– Это подарок. Тебе не нужно платить.
Осторожно, чтобы не повредить руку, она исполнила несколько аккордов, потом снова повернула гитару и сказала:
– Она прекрасна. – Подойдя ближе, она поцеловала меня в щеку. – Спасибо тебе. – Она поцеловала меня еще раз, на этот раз ближе к уголку рта. – В самом деле, я не знаю, что…
Я снял с полки жесткий футляр и положил туда гитару, добавив несколько наборов легких струн и дюжину медиаторов, и направился к джипу. Она тихо пошла за мной.
Спускаясь по склону, она грызла ноготь и старалась не смотреть на меня. Но у нее не слишком хорошо получалось.
Автобусная станция Буэна Висты – не более чем место на тротуаре, где останавливается автобус по пути из Лидвилля в Салиду. Вы покупаете билет на почте, а когда видите автобус, то машете рукой. Это старомодный, но эффективный способ.
Я купил ей билет до Миссисипи, несмотря на протесты. Потом я отвез ее в кофейню, где заказал для нее «Хони бэджер», а потом мы прогулялись по тротуару и стали ждать автобус. Пока ее губы были покрыты молочной пенкой, я достал бумажник и протянул ей деньги, которые у меня были с собой. Несколько сотен долларов. Вместе с тем, что она собрала на улице и когда пела в «Канате», этот составляло около тысячи. Вероятно, больше, чем у нее водилось уже долгое время.
Комментариев нет