– Ты прав, это действительно здорово.
– А ты бог знает на что потратила половину первой порции.
– Извини. – Она изучила меню, висевшее над нами. – Если бы я знала, сколько это стоит…
– Никаких проблем. – Круги под глазами говорили о том, что она уже давно не спала нормально. – Что произошло?
– Ну, он стоял там на коленях, и я подумала…
– Нет, вчера вечером. В зеленом «Форде».
Она смягчилась.
– Просто парочка скотов, которые вели себя как скоты.
– Откуда ты ехала?
– Вчера вечером выступала в одном салуне в Лидвилле. Вообще‑то, начала еще днем. Исполняла популярные кавер‑версии для байкеров. Но потом… – ее лицо помрачнело, – потом меня подставили два парня на улице. Из‑за них бар опустел. Один из них был и впрямь хорош, так что я осталась наедине с барменом, вся публика ушла слушать их. Поэтому я собрала вещи и стала голосовать на обочине.
Я не стал рассказывать ей о своей роли в этом событии.
– А при чем тут твоя гитара?
– Этим скотам нужно было больше, чем поговорить. – Она откинулась на стуле и пожала плечами. – Решили, что они могут отобрать ее. – Она резко сменила тему: – Так ты жил здесь все это время?
– Первые несколько лет я путешествовал, но в конце концов вернулся. Это дом.
Она размазывала запеканку по своей тарелке.
– Купер…
Я поднял руку.
– Не надо. Прошло много времени, и много воды утекло под тем мостом. Скажи, что ты предполагаешь предпринять в ближайшее время?
Ее верхняя губа снова покрылась пузырчатой молочной пенкой. Она подняла кружку, задумчиво глядя на ее содержимое.
– Я думала о том, чтобы переехать сюда и устроиться на работу. Мне могут платить за такие вещи. – Она со смехом протянула руку и показала квадрат медицинского пластыря, закрывавшего прокол от капельницы. – Пусть капают в ту же вену. – Ее смех был непринужденным и глубоким, как и ее голос. – Как там называется этот городок? Дольче Вита? Вита Лока?
Я рассмеялся:
– Буэна Виста.
– Почти угадала.
– У тебя есть где остановиться?
Она покачала головой.
– Если тебе нужно место, у меня есть городская квартира.
– У тебя есть дом где‑то еще?
– Я провожу время поровну между своим домом в горах, там, за облаками, – я указал на запад, по направлению к соляным утесам и перевалу, который вел за Сент‑Эльмо, – и моей здешней квартирой. Место, где я остаюсь ночевать, часто зависит от погоды.
– Расскажи мне об этом. – Она оперлась головой на руку. – Поспать было бы хорошо… если не возражаешь.
Поездка на запад по главной улице вела мимо «Лэриэт бар энд гриль». Это настоящее средоточие города, укорененное в легендах о настоящих ковбоях, которые напивались здесь и разносили все в пух и прах. По преданию, как минимум одна памятная перестрелка выплеснулась на улицу. Местные жители ежегодно воссоздают эту сцену. Некоторые утверждают, что на деревянном полу до сих пор можно видеть пятна крови; другие говорят, что темное пятно осталось от масла с тех времен, когда в помещении находился гараж местной пожарной команды. Как бы то ни было, пятна являются частью романтического ореола этого самого популярного питейного заведения в городе. И, судя по количеству посетителей, город постоянно мучается от жажды. В баре пахнет несвежим пивом, отсыревшими сигаретами и жирной картошкой фри. Официантки, которые когда‑то были красотками на родео и королевами встреч выпускников, согретыми форменными куртками своих ухажеров, разносят холодное разливное пиво и стараются угодить посетителям, если те не скупятся на чаевые. Но люди с разумным вкусом скажут вам, что употребление слова «гриль» в любой связи с «Лэриэтом» будет слишком большой вольностью. Там жарят еду на противнях и подают ее, но это практически все, что достойно упоминания. Единственное, что здесь действительно хорошо, – это живая музыка.
Делия прочитала вывеску и спросила:
– Это место, также известное как «Канат»?
– Ты слышала о нем?
Она смотрела в окно джипа, заблудившись в туманных воспоминаниях прошедших лет, и грызла ноготь.
– Управляющий позволяет играть за чаевые… – Она на мгновение замерла, потом вдруг выпрямилась и посмотрела на запястье, где предполагалось носить несуществующие часы. – Вот черт! Какой сегодня день?
– Суббота.
Она закрыла лицо левой ладонью, зажмурилась и тяжело вздохнула. Я подъехал к тротуару и остановился на ручном тормозе. Двигатель продолжал урчать на холостых оборотах. Я ждал.
– Я играю здесь сегодня вечером, – через минуту сказала она. – Или должна была играть. Но… – Она убрала руку от лица и продолжала, не глядя на меня: – Мне бы действительно не помешали эти сто долларов.
– Фрэнк договорился с тобой на сотню?
– Ты его знаешь?
Я немного подумал, прежде чем ответить:
– Мы знакомы.
Мы стояли на обочине рядом с железнодорожными путями. Я посмотрел в зеркало заднего вида и спросил:
– Как у тебя с голосом?
– Не так хорошо, как раньше, – пожав плечами, ответила она.
– Нет, я имею в виду, после вчерашнего.
– Я могу петь.
Я развернул джип, проехал три квартала на восток по направлению к реке и горе Спящего Индейца и остановился возле театра «Птармиган».
– Подождешь здесь несколько минут?
Она кивнула. Когда я вышел на тротуар, она окликнула меня:
– Купер?
– Да?
– Если ты не… Я хочу сказать… Не знаю, есть ли у меня силы сидеть здесь и… – Она едва заметно покачала головой.
Иногда не слова человека, а его молчание говорит о том, как сильно изранена его душа. Кто‑то или что‑то причинило ей боль. Много боли. Я бросил ключи на сиденье.
– Если я не вернусь, можешь воспользоваться джипом.
Она выпрямила ноги, откинула голову, и морщинка на переносице исчезла.
Моя квартира находится в мансарде «Птармигана». Я пользуюсь ею зимой, когда снег и лед выгоняют меня с горы.
Я быстро вошел внутрь и взял старую гитару «Мартин D‑35», которая стала моей любимицей. Ее звали Элла, и она родилась в Пенсильвании от немецких и бразильских родителей где‑то в 1970‑е годы. Мы с ней познакомились пятнадцать лет назад в ломбарде в Таосе, и химия нашей любви была быстрой и электрической, но на акустической стороне восприятия. Она гортанная, нежная, будет лаять, если вы начнете рвать струны, но поднимет вас над сиденьем, если вы отпустите поводья и позволите ей говорить собственным голосом. Эта гитара напоминала мне мисс Эллу и ее богатый, чистый, многослойный, вибрирующий голос. Каждый раз, когда она открывала рот, вам стоило прислушаться, потому что ее слова вскоре находили путь к вашему сердцу, где снимали все внешние оболочки, либо просто пронзая его насквозь, либо исцеляя вас.
Вернувшись, я обнаружил Делию за столиком для пикников под зонтиком, который трепетал на ветру. Я раскрыл футляр, положил Эллу на колени и стал ее настраивать.
Комментариев нет