Джесс, с ее яркими нарядами и кроссовками, с ее красотой и манерами, работает в индустрии моды. Или, возможно, в музыкальном бизнесе, или в рекламе – она вполне может быть стилистом или фотографом. К тому же она хороший художник, у нее сильно развито художественное чутье. Я вижу ее сейчас, в свободной комнате наверху: музыка ревет, окно открыто, в руке кисть, у стены огромный холст. Она пробудет там до полуночи – Джейсон знает, что ее не следует беспокоить, когда она работает.
Конечно, в действительности я ее не вижу. Я не знаю, занимается ли она живописью, заразительно ли смеется Джейсон и красивые ли у Джесс скулы. Я не могу разглядеть отсюда черты ее лица и никогда не слышала голос Джейсона. Я никогда не видела их близко – их не было в этом доме, когда я жила по соседству. Они поселились здесь уже после моего отъезда два года назад – не знаю, когда именно. Мне кажется, я обратила на них внимание около года назад, и за прошедшие месяцы они постепенно заняли важное место в моей жизни.
Я даже не знаю, как их зовут, и мне пришлось самой придумать им имена. Джейсон – потому что он красив в стиле британских кинозвезд, не как Джонни Депп или Брэд Питт, а как Колин Ферт или Джейсон Айзекс. А Джесс просто хорошо сочетается с именем Джейсон и к тому же ей подходит. Отражает присущую ей красоту и беззаботность. Они отличная пара и созданы друг для друга. Видно, что они счастливы. Они такие, какими мы с Томом были пять лет назад. Они то, что я потеряла, они являются всем, чем мне хочется быть.
Вечер
Моя блузка – такая тесная, что едва застегиваются пуговицы – вся в липких пятнах пота, особенно больших под мышками. Глаза режет, в горле пересохло. В этот вечер мне не хочется растягивать путешествие. Мне хочется поскорее оказаться дома, чтобы раздеться и принять душ, чтобы быть там, где меня никто не видит.
Я смотрю на мужчину, сидящего напротив. Он примерно моего возраста, слегка за тридцать, с темными волосами, седеющими на висках, с землистой кожей. Он одет в костюм, но снял пиджак и повесил на сиденье рядом с собой. Перед ним открыт очень тонкий ноутбук. Печатает он медленно. На правом запястье серебряные часы с большим циферблатом – смотрятся дорого, возможно, швейцарские фирмы «Брайтлинг». Он покусывает изнутри щеку. Наверное, нервничает. Или просто глубоко задумался. Пишет важное электронное письмо коллеге в Нью-Йорк или тщательно подбирает слова, сообщая подруге о разрыве. Он неожиданно поднимает глаза и встречается со мной взглядом, который затем скользит по мне и останавливается на маленькой бутылочке вина на столике передо мной. Он отворачивается. В том, как скривились его губы, чувствуется неприязнь. Он находит меня неприятной.
Я не такая, какой была раньше. Я перестала быть привлекательной и даже в некотором роде отпугиваю окружающих. И дело вовсе не в том, что я набрала лишний вес, или мое лицо стало одутловатым от выпивки и недостатка сна. Похоже, со стороны заметно, как внутри у меня все выгорело. Это видно по моему лицу, по тому, как я держу себя, как двигаюсь.
Однажды вечером на прошлой неделе я вышла из своей комнаты налить стакан воды и услышала, как Кэти разговаривает со своим бойфрендом Дэмиеном в гостиной. Я остановилась в коридоре послушать.
– Она одинока, – говорила Кэти, – и я за нее переживаю. Нельзя быть все время одной. – А потом спросила: – Может, у тебя есть какой-нибудь знакомый на работе или в клубе регби?
– Для Рейчел? – переспросил Дэмиен. – Извини, Кэт, но, если серьезно, таких озабоченных среди моих знакомых точно нет.
Четверг, 11 июля 2013 года
Утро
Я ковыряю пластырь на указательном пальце. Он влажный: промок, когда я утром мыла кофейную кружку. Теперь он клейкий и грязный, хотя утром был чистый. Я не хочу его снимать, потому что порез глубокий. Когда я вернулась домой, Кэти не было, я отправилась в винный магазин и купила две бутылки вина. Выпив первую, я решила воспользоваться тем, что ее нет дома, и поджарить себе бифштекс с луком и съесть его с зеленым салатом. Хорошая, здоровая пища. Я порезала кончик пальца, когда измельчала лук. Должно быть, я пошла в ванную, чтобы промыть рану, а потом прилегла и напрочь забыла про кухню, потому что когда проснулась около десяти, услышала, как Кэти разговаривала с Дэмиеном и он сказал, что это мерзко – оставлять кухню в таком виде. Кэти поднялась ко мне наверх, тихо постучала в дверь и чуть приоткрыла ее. Заглянув в проем, она спросила, все ли со мной в порядке. Я извинилась, хотя и не очень понимала за что. Она сказала, что не случилось ничего страшного, но не могла бы я немного прибрать за собой? Разделочная доска была заляпана кровью, комната пропахла сырым мясом, а бифштекс, так и оставшийся лежать на столешнице, уже стал серого цвета. Дэмиен даже не поздоровался: увидев меня, он только покачал головой и отправился наверх, в спальню Кэти.
Когда они оба легли спать, я вспомнила про вторую бутылку и открыла ее. Я сидела на диване и смотрела телевизор, убавив звук до минимума, чтобы им не было слышно. Я не могу вспомнить, что именно я смотрела, но в какой-то момент, должно быть, чувствовала себя ужасно одинокой, или, наоборот, счастливой, или еще что, потому что мне вдруг захотелось с кем-то поговорить. Наверное, потребность в общении оказалась столь сильной, что не удовлетворить ее я просто не могла, а кроме Тома, позвонить мне было некому.
Я ни с кем не хочу разговаривать, кроме Тома. Если верить журналу вызовов на моем телефоне, я звонила четыре раза: в 11.02, 11.12, 11.54 и 12.09. Судя по продолжительности звонков, я оставила два сообщения. Не исключено, что он даже ответил, но я не помню, говорила ли с ним. Мне кажется, что в первом сообщении я просила его перезвонить. Во втором, возможно, тоже, так что ничего страшного.
Поезд, дернувшись, остановился на красный сигнал, и я посмотрела в окно. Джесс сидела во внутреннем дворике и пила кофе. Она положила ноги на стол и, откинув голову, загорала. Позади нее мелькнула тень, кто-то двигался: наверное, Джейсон. Мне захотелось хотя бы мельком увидеть его красивое лицо. Я хочу, чтобы он вышел, встал позади нее, как обычно, и поцеловал в макушку.
Он не выходит, и она наклоняет голову вперед. Сегодня она двигается как-то по-другому, будто на нее давит какая-то тяжесть. Я мысленно прошу его выйти к ней, но электричка дергается и начинает движение, а он по-прежнему не выходит, и она сидит одна. И вдруг, не отдавая себе в этом отчета, я начинаю смотреть уже на свой дом и не могу отвести взгляда. Стеклянные двери распахнуты, и кухню заливает свет. Я не могу сказать, на самом деле не могу, вижу ли я все это в действительности или мне только кажется: это он, стоя у раковины, моет посуду? А на кухонном столе в веселом детском креслице сидит их маленькая дочка?
Я закрываю глаза, и тьма расползается, пока не перерастает из чувства печали в нечто худшее. Я вспомнила! Я не просто просила его перезвонить мне. Теперь я помню, что плакала. Я сказала ему, что до сих пор его люблю и буду любить всегда. Пожалуйста, Том, пожалуйста, мне нужно поговорить с тобой! Мне плохо без тебя! Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет!
Я должна принять это. Какой смысл делать вид, что ничего такого не было? Я буду чувствовать себя ужасно весь день. Это будет накатывать волнами – то сильнее, то слабее, то снова сильнее: спазм в животе, приступ стыда, краска, заливающая лицо. Я с силой сжала веки, будто могла заставить все это исчезнуть. И весь день напролет я буду убеждать себя, что не случилось ничего страшного. Это не самое плохое, что я cделала в жизни. Это не сравнить с тем, как я упала на улице или набросилась с криком на незнакомого человека. Это не сравнить с унижением мужа, когда я летом на барбекю оскорбила жену одного из его друзей. Или с тем, как мы однажды вечером поругались дома, и я пыталась ударить его клюшкой для гольфа и сбила кусок штукатурки в коридоре возле спальни. Или с тем, как я вернулась на работу после трехчасового перерыва на обед и, шатаясь, шла через офис у всех на глазах, а Мартин Майлз отвел меня в сторону и отправил домой. Я читала книгу одной бывшей алкоголички, в которой она описывала, как занималась оральным сексом на оживленной лондонской улице с двумя разными мужчинами, с которыми только что познакомилась в ресторане. Прочитав это тогда, я подумала, что еще не настолько плоха. Вcе дело в том, на какую высоту поставить планку допустимого.
Комментариев нет