– Недавно, – коротко ответил Антон.
– Значит, вы по‑прежнему встречаетесь?
– Толя, не хочется мне это обсуждать. Все не так просто, знаешь ли… На днях я к ней заехал, чтобы мозги попытаться ей прочистить. Но все без толку, не слушает она меня. Кстати, ты не знаешь, кто такой Чернецов и за что он оставил Галине такие бешеные бабки?
– Понятия не имею, – покачал головой Тишунин. – Мы с Галкой об этом говорили, я тоже ее спрашивал, а она ответила, чтобы я не забивал себе и ей голову всякой ерундой. Она, видишь ли, считает, что это мог быть ее отец.
– А что, есть такие основания?
– Ну… вообще‑то есть, – признался Анатолий с кривой усмешкой. – Наша матушка покойная, не будь она тем помянута, очень любила погулять. Так что я допускаю, что такое возможно. И, главное, спросить не у кого, не у отца же…
– Ты можешь назначить встречу со своим новым приятелем?
– Легко. А зачем?
– Хочу на него посмотреть. Может быть, выясню, кто он на самом деле.
– Думаешь, он соврал, что в издательстве работает?
– Думать мне пока рано, – улыбнулся Антон. – Фактов не хватает. Вот когда факты соберу, тогда и начну думать. Попробуй пригласить своего нового знакомца пивка попить… – Он внимательно огляделся, прикидывая, подходит ли для его целей помещение пивного ресторана, где они сейчас сидели, и продолжил: – Да хотя бы здесь же. Позвонишь?
Анатолий взял телефон и нашел нужный номер. Приятель оказался сговорчивым и легким на подъем, он с удовольствием откликнулся на предложение Тишунина, который подробно объяснил, где находится ресторан. Встречу назначили на вечер следующего дня, после работы.
Антон еще раз осмотрел зал и остановил свой выбор на столике возле колонны. Народу было многовато, и, несмотря на то что свободные столики были, все самые лучшие, на профессиональный взгляд оперативника, оказались занятыми.
– Давай подойдем к администратору и зарезервируем на завтра два стола, – сказал он Анатолию.
– Зачем? – удивился тот. – Есть же места, здесь битком никогда не бывает.
– Битком, может, и не бывает, только не все столики нам с тобой годятся. Мне нужно хорошо видеть твоего Гаврина, но при этом он не должен видеть меня. Так что пошли, вот за этим столом будете сидеть вы, – он указал на столик у колонны, – а вот за этим устроюсь я. И постарайся завтра обо мне не думать, даже не вспоминать. Не нужно, чтобы ты оглядывался и искал меня глазами, понял? Придешь чуть пораньше, чем вы договорились, и сядешь с этой стороны, ко мне спиной. Тогда твой гость вынужден будет сесть напротив, и я его хорошо рассмотрю.
– Да что там, не первый день на свете живу, – хмыкнул Тишунин.
До конца отпуска оставалось совсем немного, и Антон Сташис поймал себя на том, что начал нервничать. Ему показалось, что история с наследством Галины намного сложнее и опаснее, чем он думал сначала, и теперь для него стало необыкновенно важным довести дело до конца. Если он не успеет, то начнутся рабочие будни, и на историю с наследством времени вообще не будет. Конечно, всем операм хорошо известна положительная сторона их деятельности: можно слинять, куда нужно, практически в любой момент, их передвижения в основном бесконтрольны, и всегда можно отбрехаться встречами с доверенными лицами, которые, к сожалению, результатов не дали… Что ж, бывает. Но ведь результат рано или поздно выдавать все равно надо, поэтому ни один мало‑мальски уважающий себя опер не позволит себе тратить все рабочее время на личные дела.
Антон с самого утра начал корить себя за то, что не попытался организовать встречу Анатолия Тишунина с его новым приятелем сразу же, еще вчера. Вот теперь еще один день пройдет впустую…
Он забрал Васю из школы, пообедал вместе с дочерью и няней, потом сходил в химчистку за вещами, починил плохо открывающуюся дверцу кухонного шкафчика, привел из садика Степу, скачал ему на айпад новую игрушку и стал собираться.
– Степа, будь аккуратным, – строго наказал он сынишке, – это все‑таки мой айпад, он мне нужен для работы.
– Хорошо, папа, я не сломаю, – послушно ответил мальчуган, забираясь на свое любимое место под столом.
У Антона сжалось сердце. Степа предпочитает одиночество, он любит заниматься своими малышовыми делами и не любит, когда его трогают и заставляют общаться. Конечно, как любому нормальному ребенку, ему нравится ходить в парк, развлекаться на аттракционах, смотреть мультики, кататься с горки, но Антон давно заметил, что сын при этом, получая несомненное удовольствие, не стремится общаться со сверстниками. Одиночкой растет. Ему будет трудно.
Погруженный в размышления о сынишке, он не заметил, как добрался до ресторана, в котором была назначена встреча. Оба намеченных накануне столика стояли пустыми, на обоих красовалась латунная треугольная табличка с надписью «Зарезервировано». Естественно, по‑английски, как у «больших». До условленного времени оставалось полчаса, и Антон решил, что, как бы ни развивались события в дальнейшем, поужинать он вполне успевает. Пролистав меню, быстро сделал выбор и заказал еду и графин томатного сока. Подумал было о пиве, но решил не рисковать, за рулем все‑таки, хотя ресторан пивной и выбор пенного напитка здесь просто роскошный.
Заказ принесли на удивление быстро, и Антон начал есть, поглядывая на дверь. Мысли снова вернулись к Степану. Вчера Эля говорила, что на него опять жалуются воспитатели: не слушается, от всего отказывается, в особенности когда детям предлагается что‑то делать всем вместе – лепить, рисовать, идти строем на прогулку. Мальчишка растет индивидуалистом, он категорически не желает ходить в ногу со всей ротой. И что с этим делать, Антон не понимает. И вообще, надо ли что‑то делать или пусть все идет, как идет? Была бы с ними Рита, она бы знала, как обращаться с ребенком, хоть и не имела специального образования, но матери как‑то чутьем, инстинктом догадываются о таких вещах, а он – отец, у него инстинкта нет, один только разум, который подсказывает, что человеку с задатками индивидуалиста будет очень трудно адаптироваться в жизни. Степка еще долго не сможет жить сам по себе, еще два, а то и три года ему придется ходить в сад, потом школа, потом институт или армия, в любом случае еще как минимум восемнадцать лет ему нужно будет существовать в коллективе. А с коллективом надо считаться, это Антон Сташис знал точно. И если Степку сейчас не перевоспитать, то ему будет потом очень трудно. И не только ему будет трудно с людьми, но и людям с ним будет нелегко. А как перевоспитывать? Ломать через колено? Плохо, что мальчик растет без матери. Конечно, рядом всегда Эля, но ведь Эля не мать, она всего лишь няня. У нее не было своих детей, и как знать, есть ли у нее тот самый инстинкт, который позволяет правильно вести себя со сложным ребенком. С Васькой‑то проблем куда меньше, учится она не блестяще, в основном на четверки и тройки, но она добрая, хорошая девочка, покладистая, послушная, ей всегда можно все объяснить и обо всем договориться. Она разумная, хотя не особенно способная к учебе, по русскому языку успевает совсем плохо, делает такие орфографические ошибки, что Антон не знает, плакать ему или смеяться. Вася – обычная девочка, папина радость. А вот что делать со Степаном, который в свои четыре года демонстрирует способности явно выше средних, – совершенно непонятно.
Комментариев нет