Но спасибо, что напали. А то Илья этой ночью уже набегался.
Три взмаха: один – мечом плашмя, два – кистеньком – и храбрая троица валится на земляной пол.
Всё. Больше никто не спешит отправить Илью в загробный мир.
Что в итоге? Один – насмерть. Семь – в беспамятстве. Ещё один пытается перетянуть ремешком обрубок руки.
А караульный просто забился в угол и тихонько пищит от страха. Так, десять. А где одиннадцатый?
А вот и он. Лежит, стонет, хотя Илья его ни разу не приголубил. Э‑э‑э! Да у него жар!
– Не так, – сказал Илья покалеченному, у которого никак не получалось перетянуть обрубок. – Вот так – быстрее! – Ухватил за локоть, подтащил к очагу и сунул культю в тлеющие угли.
Разбойник заорал жутко и сомлел. Запахло горелым мясом, но кровь остановилась. Значит, поживёт ещё немного.
Теперь караульщик… Илья сунул в угли железко копья.
– Нет, нет, не надо! – завопил разбойник, скребя ногами по полу и вжимаясь в стенку сруба.
– Не боись, больно не будет! – пообещал Илья, взмахнув кистеньком. И уже сомлевшему: – Пока не будет.
Жерки среди пленников не оказалось. Это Илью, к его собственному удивлению, изрядно огорчило. Так как означало, что осталась Жерка в укрывище. Девка красивая, гридь после боя злая. Если жива, то излюбят досыта. Повезёт, если не покалечат.
Малига с Бокшей и девятью дружинниками вышли к зимовью, когда солнце уже поднялось над деревьями.
– Долго вы добирались, – проворчал Илья. – Я уже проголодался. Ещё чуток – и начал бы эту турицу обгладывать! – Он звучно хлопнул по заду крупную голую бабу, связанную по‑нурмански – руки к ногам, с забитой в рот тряпкой. Баба дёрнулась, замычала яростно.
– Остальные – в доме, – сообщил Илья. – Живые и мёртвые. Все лежат мирно‑беззаботно. А за этой – особый пригляд нужен. Познакомьтесь, младшая жена Соловья. С виду – здоровей некуда, но кличут почему‑то Хворью. Нравится?
– Недурна, – одобрил Малига. – Ты уже попробовал?
Вои развеселились.
– Пока только ощипал. – Илья тоже ухмыльнулся. – Выдернул колючки. – И, согнав с лица ухмылку: – Раненым помочь, всех напоить, дать оправиться, одеть. Одежду проверить, чтоб даже малого ножика не было. Увязать всех по‑печенежски – гуськом. Кто из раненых ходить не может, пусть другие несут. Кто упрётся – вразумлять, но не увлекаться.
– А промеж ног вразумлять можно? – крикнул гридень из десятка Бокши.
– Нельзя.
– Как это? – удивился гридень. – Это ж добыча!
– Добыча, верно, – Илья прищурился. – Только моя. А твоя – комары, которых ты прибил, пока сюда тащился. Всем всё понятно? Тогда пошевеливайтесь. Бокша, проследи. Малига, сюда присядь. Ну, рассказывай, чего я не знаю…
Захват разбойничьей усадьбы без потерь не обошёлся. Кроме отроков, погибших от рук Соловьёвой родни, убили одного нурмана и ещё одного серьёзно ранили.
Добычи взяли много. Очень много. Ею, а также допросом пленных на предмет схоронок заниматься оставлен был Свен Неудача. Пленных оказалось изрядно, но больше не ратники, а чать разбойничья и молодняк: детишки разного возраста.
– Я там особо не разбирался, – сообщил Малига. – Собрали с Бокшей воев покрепче – и сразу в погоню.
– Сразу? – хмыкнул Илья. – Что ж так долго добирались?
– Так ночь же. Факелы – не солнце. Если б они свернули куда, а мы б упустили?
– Так и оставил бы Бокшу проверять, а сам – вперёд.
– Не сообразил, княже, – покаялся Малига. – Да и куда торопиться? Мы ж знали, что ты их не отпустишь. – И тут же перешёл в наступление: – Кто ж знал, что тебе невтерпёж будет и один на них полезешь? Неправильно это, княже! А вдруг убили б тебя?
– Если бы я их ночью врасплох не взял, утром они и сбежать могли. Что ж мне, опять за ними в одиночку по чащам бегать? А не сбежали бы, так устроили бы вам, осторожным, весёлую встречу в десяток луков. Девку‑то связанную в овраге нашли?
– Нашли, – кивнул Малига. – Бокша с ней отрока оставил, который ногу зашиб. Проследить, чтоб зверьё её не съело.
Зверьё съело самого отрока. Не то чтобы совсем, но погрызло прилично. Как Зарица ухитрилась освободиться, можно было догадаться. Покойник оказался не только без воинского пояса, но и без штанов. И с разбитым затылком. Каменюка, которой подшибли похотливого воя, валялась рядышком, а пленницы, понятно, уже и след простыл.
Искать её не стали – ищи ветра в Диком Поле. Илья же не особо огорчился. Жаль такую губить. Чувство такое, будто красавицу лису в курятнике прихватил. Понятно, что птицу душит, а убивать всё равно жалко. Пусть живёт.
А вот дружинника ему было не жаль. Если воин позволил себя убить безоружной девке, значит, не воин это. В другом деле мог не только себя под смерть подвести, но и товарищей. Подумал ещё: надо с Бокшей потолковать. И к людям его присмотреться, пока не поздно: нет ли ещё в ком слабины.
Добычу, взятую на разбойниках, поделили по правде: между собой, отсчитав только доли княжьи. Изрядная оказалась добыча. Все довольны остались, даже потерявший соратника Неудача. А вот пленников, взятых в зимовье, Соловьёву родню, Илья подарил великому князю. Тот был рад. Сигурд‑ярл до сих пор так и не смог разговорить разбойника. Может, родня сделает Соловья помягче.
А Жерку ни среди пленных, ни среди мёртвых Илья опять не нашёл. Ушла девица‑душегубица.
Получалось, теперь уже две дочери Соловья по земле свободно гуляют. Однако Илья об этом никому говорить не стал. Если снова судьба с ними сведёт, уж тогда он их не упустит. Так ему думалось. А вот как вышло… Но это уже другая история. Из будущего. В настоящем же поведёт Илью судьба совсем в другую сторону. И желания его не спросит.
Глава 7
Дела княжьи
Киев
– Отпустишь их, скажу, что знаю.
Сигурд с Хравном переглянулись. Заговорил. Великий князь виду не подал, что обрадован.
– Они умрут, – холодно сообщил он. – Все, кто разбойничал. Но умрут легко. Обещаю. И ты тоже. А если сказанное тобой мне особенно понравится, я разрешу жить младшим. Думай.
Единственный уцелевший глаз Соловья, щёлка между распухшими веками, красная от лопнувших сосудов, закрылась. Разбойник снова замолчал.
– Поддать ему? – по‑нурмански спросил Хравн Белокурый.
Сигурд качнул головой.
– Ждём.
Глаз снова открылся.
– Клянись, – прохрипел Соловей. – Клянись своим Богом, что младшие будут жить, и жить свободными.
– Клянусь. – Великий князь поцеловал крест.
– Моя младшая жена, Хворь, она… тоже.
– Она будет жить, – не раздумывая, подтвердил Владимир.
Соловей обмяк. Будто выдернули стержень, на котором он держался все эти дни.
Комментариев нет