В ту теплую июньскую ночь девочки попросили разрешения лечь спать на крытой веранде с окнами, забранными сеткой для защиты от насекомых, которая занимала всю боковую стену дома. Им разрешили, чему девочки очень обрадовались. В девять вечера мать, поцеловав девочек, пожелала им доброй ночи. В следующий раз она увидела их только в гробиках, после того как в похоронном бюро сделали все возможное, чтобы привести близняшек в божеский вид.
В те дни на фермах ложились спать рано (как говорила моя мать, едва темнело под столом) и спали крепко. Для Клауса, Маджори и Говарда Деттериков не стала исключением и та ночь, когда похитили девочек. Клаус, несомненно, проснулся бы, если б гавкнул Боузер, их колли, но Боузер не лаял. Ни в ту ночь, ни потом.
Клаус поднялся на рассвете, чтобы подоить коров. Относительно веранды коровник находился по другую сторону дома, так что у Клауса не возникло и мысли посмотреть, на месте ли девочки. Не обеспокоило его и отсутствие Боузера. Пес презирал коров и кур и обычно не вылезал из конуры за коровником, пока не заканчивалась дойка. Если, конечно, его не звали… причем приказным тоном.
Маджори спустилась вниз через пятнадцать минут после того, как ее муж натянул сапоги и потопал в коровник. Она поставила на плиту воду для кофе, потом начала жарить бекон. Привлеченный запахами готовки, на кухне появился и Гови, но не близняшки. Маджори послала его за ними на веранду, уже разбивая яйца над сковородой. После завтрака девочкам предстояло собрать в курятнике свежие яйца. Только в то утро в доме Деттериков так и не позавтракали. Гови вернулся с веранды белый как полотно, с круглыми от ужаса глазами.
– Их нет, – выдохнул он.
Маджори пошла на веранду скорее раздраженная, чем обеспокоенная. По ее словам, сначала она подумала, что девочки на заре отправились собирать полевые цветы. В их возрасте такое возможно. Но Маджори хватило одного взгляда, чтобы понять, почему так побелел Гови.
Она закричала… нет, пронзительно завопила, зовя Клауса, и тот сломя голову примчался из коровника в белых сапогах, опрокинув на них ведро с молоком. От увиденного у него ослабли колени. Да и едва ли кто из родителей в такой ситуации смог бы устоять на ногах. Одеяла, под которыми девочки прятались от ночной прохлады, были отброшены в угол. Забранная сеткой дверь сорвана с верхней петли. На досках пола и на ступенях капли крови.
Маджори умоляла мужа не искать девочек в одиночку или хотя бы не брать с собой сына, если уж он пойдет на розыски, но она лишь впустую сотрясала воздух. Дробовик хранился в комнате, где Деттерики держали рабочую одежку, в отдельном ящике под самым потолком, где до него не могли добраться дети. Гови Клаус вручил револьвер двадцать второго калибра, который родители хотели подарить мальчику на день рождения в июле. Отец с сыном вышли из дома, не обращая внимания на истеричные крики Маджори, желающей знать, что они будут делать, если наткнутся на банду бродяг или ниггеров, которые сбежали с фермы у Ладуса, куда их определили на исправительные работы. Я, кстати, думаю, что мужчины поступили правильно. Кровь еще не запеклась, цвет ее из алого еще не превратился в бурый, значит, с момента похищения не могло пройти много времени. Клаус, должно быть, понял, что у него еще есть шанс спасти девочек, и он решил им воспользоваться.
Но ни Клаус, ни тем более Гови не умели идти по следу: фермеры не охотники, привыкшие выслеживать по лесам лося или оленя. Отец с сыном обошли коровник и сразу поняли, почему Боузер не лаял. Он лежал, наполовину высунувшись из конуры, сработанной из обрезков досок, оставшихся после постройки коровника (фасад конуры украшала аккуратная надпись «БОУЗЕР» – я видел фотоснимок в одной из газет), со свернутой на сто восемьдесят градусов головой. Только человек невероятной силы мог сотворить такое с довольно‑таки крупной собакой. Эти слова произнес прокурор перед присяжными на процессе Коффи… и многозначительно посмотрел на гиганта‑подсудимого, который, низко опустив голову, сидел за столиком защиты в новеньких, купленных штатом широких штанах и куртке. Рядом с собакой Клаус и Гови нашли кусок сосиски. По версии обвинения, которая мне представляется более чем логичной, Коффи сначала прикормил собаку, а потом, когда Боузер начал есть последний кусок, протянул руки и одним движением свернул псу шею.
За коровником начинался северный луг Деттериков, но в тот день коровы на нем не паслись. Траву покрывала утренняя роса, и на ней четко выделялась идущая по диагонали на северо‑запад цепочка следов.
Даже находясь на грани истерики, Клаус Деттерик заколебался. Не потому, что испугался мужчину или мужчин, похитивших его дочерей, а из страха, что похититель пришел по этой тропе, уйдя совсем в другую сторону. Клаус боялся, что он потеряет драгоценные секунды, не приближаясь, а удаляясь от похитителя.
Эту дилемму разрешил Гови, заметив на кусте клочок желтой материи. Клаусу показали этот клочок, когда он сидел в кресле для свидетелей, и он заплакал, потому что его дочь Кэти спала в пижамке из той самой материи. Через двадцать ярдов на можжевельнике они нашли зеленый клочок. От ночной рубашки, в которой Кора подходила вечером к маме и папе, чтобы пожелать им спокойной ночи.
Деттерики, отец и сын, чуть ли не побежали по цепочке следов, выставив оружие перед собой, словно солдаты, идущие в атаку под сильным огнем противника. Просто чудо, что мальчик, отчаянно пытающийся не отстать от отца, не упал и не выстрелил Клаусу в спину, случайно нажав на спусковой крючок.
На ферме был телефон, еще одно свидетельство процветания Деттериков в те печальные времена, и Маджори воспользовалась им, чтобы обзвонить соседей и сообщить об обрушившемся на них словно гром с ясного неба несчастье. Она знала, что после каждого звонка известие об этом будет распространяться дальше, как круги по воде. Последний раз сняв трубку, она произнесла фразу, традиционную для тех времен, во всяком случае на сельском Юге: «Алле, центральная, вы на связи?»
Центральная была на связи, но телефонистка от ужаса на какие‑то мгновения лишилась дара речи. В конце концов она сумела ответить:
– Да, мэм, миссис Деттерик, святой Боже, я молюсь, чтобы с вашими маленькими девочками ничего не…
– Спасибо, – оборвала ее Маджори, – но вас не затруднит подождать с молитвой и соединить меня с управлением шерифа в Тефлоне?
В округе Трейпинг шерифом служил красноносый старикан с огромным животом и седыми, коротко стриженными волосами. Я хорошо его знал. Он не раз появлялся в «Холодной горе», чтобы проводить, как он говорил, «своих мальчиков» в мир иной. Свидетели казни сидели на складных стульях, какие вы могли видеть на похоронах, церковных ужинах или концертах (мы занимали наши у баптистской церкви), и всякий раз, когда шериф Гомер Криб опускался на стул, я ожидал треска с последующим грохотом падения шерифа на пол. Но конфуза так и не случилось. А вскоре, где‑то на следующее лето после похищения девочек Деттериков, шериф умер в своем кабинете от сердечного приступа, трахая семнадцатилетнюю негритянку Дафну Шуртлефф. О его любовных похождениях говорили много и с удовольствием, хотя перед каждыми выборами Гомер Криб с гордостью представлял избирателям свою жену и шестерых детей. Но лицемер людям всегда по душе, знаете ли, в нем они признают своего. У многих поднимается настроение, когда кого‑то другого прихватывают со спущенными штанами и настроенным инструментом.
Комментариев нет