Но я запамятовал. Помнил только, что аккорды транслируются с «Асмодеев» и означают: «К бою! Ракеты товсь!»

Я выбрал «Овод» из правого подкрыльевого блока, отключил эвристику боеголовки и выставил ей безусловный подрыв на десяти километрах. Именно с такой дистанции мы должны были обстрелять Сияние.

Флуггер Готовцева покачал крыльями. Комэск напоминал: сбрасываем высоту и скорость, ребята.

Это была перестраховка: на самом деле каждый из нас уже получил очередную подсказку от репетира автопилота.

Но и перестраховка лишней не бывает. Если у Центуриона, то есть у Фраймана, в начале вылета барахлил радар, у кого-то другого мог ведь сломаться и автопилот. Безотказной техники не бывает.

Максимальная скорость нам теперь не нужна. Мы выжали из наших машин все, чтобы как можно быстрее выполнить сложный обходной маневр и обрушиться на домны оттуда, откуда нас никто не ждет. Но флуггерам за огромную скорость приходится платить потерей маневренности. На последнем участке маршрута мы превратились в выпущенные из линкорского орудия снаряды: летишь вперед быстро, но энергично сманеврировать невозможно.

А вот теперь не нужно нестись сломя голову. Чем медленнее сблизимся мы с джипсами, тем больше времени получим на ракетный удар, тем ловчее и увертливее будут наши машины в маневренной фазе воздушного сражения.

«Горынычи» понижают температуру в реакторах и раскрывают воздушные тормоза.

Мы ждем команды с «Асмодеев» на пуск ракет. Ее все нет. Пищат только репетиры автопилотов.

Что делать? По карте мы только что проскочили рубеж ракетной атаки.

Вижу вспышки под крыльями своих соседей слева. Это значит, что ракеты пущены.

Я тоже жму на «Пуск».

«Оводы» так быстры, что уследить за ними в полете невозможно. Видимым является только оставленный ракетами жиденький белесый след. Кажется, что наши «Горынычи» только что разродились сотканными из пара молниями.

Несколько ракет проскочили Сияние, остальные попали вполне точно. Однако пробили они бреши в ослепительной завесе или нет, я заметить не успеваю.

Потому что где-то чуть впереди и ниже моего эшелона в ослепительном шаре взрыва исчезает истребитель наших соседей с авианосца «Ослябя».

«Горыныч» – точнее, то, что от него осталось, вырывается из облака раскаленных газов. Левое крыло снесено до самого фюзеляжа, двигатель вываливается вбок. Страшным напором встречного воздуха с истребителя срывает куски иссеченной осколками обшивки.

Машина крутится вокруг продольной оси. Управление истребителем, конечно же, потеряно.

Ну же, браток, не тяни! Чего ждешь? Потом будет только хуже! Катапультируйся!

Ка-та-пуль-ти-руй-ся!

Вжик! – сразу вслед за отстреленным бронеколпаком кабину покидает дымчатый болид пилотского кресла.

Правда, из-за вращения флуггера кресло пошло не вверх, а почти горизонтально вбок, чудом разминувшись с соседними истребителями. Но высоты ему хватит, если только раскроются парашюты.

Главное – успел!

И слава Богу.

Но что за чертовщина?! Кто стрелял? Если это джипсы, почему «Асмодеи» не выдали вовремя целеуказание? Или кто-то из задних эшелонов случайно подстрелил своего?

Но весь боевой порядок рассчитан так, чтобы каждый флуггер имел квадрат чистого неба для пуска ракет в переднюю полусферу! Или кто-то не выдержал своего места в строю?

Поскольку мои собственные бортовые радары все еще отключены – сигнала «Сияние» нет как нет, – я начинаю тупо, как мой прапрапрапращур на каком-нибудь «Яке», крутить башкой, надеясь разглядеть источник угрозы.

Подозреваю, тем же заняты и все мои коллеги.

Кругом наши флуггеры, джипсов вроде не видать…

И вдруг взрывается еще один «Горыныч».

На этот раз флуггер разваливается сразу же и бесповоротно. Это – верная смерть пилоту.

Сразу же вслед за тем сквозь наш строй проносится четверка пятнистых оливково-кирпичных летательных аппаратов.

Они падают из поднебесья практически отвесно и быстро исчезают где-то на фоне земли.

Джипсы!

В тот же миг мой истребитель входит в Сияние. На бронеколпаке кабины разыгрывается световой гала-концерт. В наушниках поют настырные сверчки, хрустят чипсы, скворчит яичница – в общем, обычные помехи.

Еще секунда – и Сияние позади.

Глава 6 «Сэр Фрэнсис Бэкон, лорд Вэруламский»

Октябрь, 2621 г.

Научно-производственная станция «Боливар»

Церера, Солнечная система

Первым делом Роланду нужно было удалить из пилотского кресла Йена Йенсена – облепленный датчиками манекен в полном боевом скафандре.

Манекен с фантастической точностью имитировал летчика со всеми присущими последнему телесными несовершенствами. Например, он умел потеть, исходить кровью через нос, уши и горло, закатывать глазные яблоки от избыточных перегрузок, страдать от жары, холода и жесткого облучения… Словом, претерпевать почти все муки, на которые обречен род человеческий несовершенством своей физиологии. С перепугу Йен Йенсен даже мог удрать из поврежденного флуггера – правда, если запрос на катапультирование подтверждался руководителем испытательных полетов.

Удалить Йена Йенсена вручную было не так-то просто.

Вместе со скафандром манекен весил бы на Земле сто двадцать килограммов. К счастью, искусственная тяжесть на «Боливаре» в целях экономии энергии эмулировалась «ночью» только в размере 0,4 g. «Днем» ее доводили до честной единицы, чтобы мышцы, а вместе с ними кровообращение и мозги сотрудников не атрофировались окончательно.

Поскольку стояла глубокая «ночь», искусственный пилот Йен Йенсен сейчас тянул всего лишь на полцентнера.

Но и этого для чуждого физической культуре конструктора было немало!

Требовалось: открыть боковой люк, опустить Йена Йенсена вместе с пилотским креслом на уровень комингса, освободить болвана от блокировки, выдрать тридцать разъемов контрольной аппаратуры, завалить манекен набок и по возможности тихо уронить его на пол подшахтного ангара.

«По возможности тихо» произошло с таким грохотом, что Роланд едва не оглох. Вдобавок Йен Йенсен, падая, больно ударил конструктора по колену.

Конечно, звукоизоляция всей шахты, в том числе и ее крошечного ангара, была сработана на совесть. Но в тот миг Роланд не думал об этом. Напуганный громовым падением Йена Йенсена, он отскочил в сторону, спрятался за фермой пусковой катапульты и провел несколько пренеприятных минут, настороженно поводя стволом пистолета из стороны в сторону.

Все было спокойно. Только просеменила вдоль дальней стены чета вездесущих крыс.

Роланд шумно выдохнул и вернул «ЗИГ-Зауэр» за пазуху.

Пункт «B» был выполнен. (Пункт «А» – проникновение в шахту – и подавно.) Можно было переходить к пункту «C». Всего в плане побега, который Роланд заучил как «Отче наш», было восемь пунктов – до «H» включительно.

Он в последний раз спросил себя, не стоит ли раздеть манекен и облачиться в его скафандр. И в последний раз ответил себе: нет. Скафандр имеет смысл только в двух случаях: при разгерметизации кабины истребителя и при катапультировании в открытом космосе.

Катапультироваться в ледяном безмолвии – верное и быстрое фиаско плана. Либо по истечении двенадцати часов он умрет от удушья, либо его подберет корпоративный патруль, и это будет хуже смерти.