— Извини. — Она судорожно сглотнула. — Я просто хотела увидеть, все ли у тебя нормально.

— И каков твой вывод?

— Не так уж хорошо, — сказала она, повторяя его собственные слова.

Он почти что улыбнулся.

— Извини, что я не пришел после… ну, ты понимаешь.

Она сразу поняла, что он имеет в виду то радиомолчание, которое ее окружило после того, как Коллегия объявила результаты ее повторного анализа на Чистоту.

— Этого и следовало ожидать.

Он сочувствующе посмотрел на нее. Она нахмурилась. Она не нуждается в его жалости!

— Как идет слушание дела твоего отца? — спросил он.

— Хорошо. Его адвокаты уверены, что дело против него будет прекращено.

На данный момент обвинению не удалось найти хоть какое-то объяснение того, как ее отец мог добыть защитные коды, которые бы позволили ему проникнуть в систему Коллегии и подделать результат ее анализа. Оказывается, вводить данные легко, однако только трое членов Коллегии знали коды, позволяющие кому бы то ни было внести в файлы изменения. Похоже, обвинению не удастся доказать, что он это сделал, хотя Ана была уверена в том, что он виновен.

Джаспер сунул руки в карманы темных брюк.

— Я тут думал. — Его слова заставили воздух колебаться, словно они вылетали на огромной скорости. — Как только дела твоего отца закроют, Коллегия будет решать, что делать с тобой.

Ана поморщилась. Она это прекрасно знала, но то, как Джаспер это сказал, заставило ее почувствовать себя бездомной собакой. Но он продолжил:

— Я собираюсь сказать им: я хочу, чтобы наше обручение состоялось.

Волна жара прокатилась по ее голове, рукам, груди, ногам.

— Почему?

— Потому что я все равно хочу лучше тебя узнать.

— Но нам нельзя заключить союз! Какой в этом смысл?

— Закон не запрещает браков между Чистыми и теми, у кого нашли Большую Тройку.

Когда он произнес: «Большую Тройку», у Аны выступили слезы. Она заморгала, загоняя их обратно.

— Тебе пришлось бы уехать из Общины, — запротестовала она. — Я не могу…

Глаза у него вдруг сильно потемнели, но, наверное, это было эффектом освещения: светившее на улице солнце на мгновение ушло за облако.

— Твоя болезнь не активна, — сказал он. — Ты много лет жила в Общине без происшествий. Почему тебе не разрешат остаться?

Она воззрилась на него, как на сумасшедшего:

— Потому что моя болезнь может начаться в любую минуту. Я могу даже не заметить, что это происходит.

Пальцы ее опущенных рук начали дрожать. Она не могла определить, что заставляет ее трястись: надежда или безумие.

— К тому моменту тебе может быть шестьдесят, семьдесят, восемьдесят. Кто может поручиться, что это вообще произойдет?

— Так говорит анализ на Чистоту, — прошептала она.

Их взгляды встретились. В его глазах вспыхнул какой-то странный огонь. Не знай она, что такого просто быть не может, она решила бы, что у него начинается болезнь: маниакально-депрессивный психоз или одно из множества других нарушений, про которые ее заставлял читать отец.

— Община — твой дом, — сказал Джаспер. — Ты приняла мое предложение обручиться. Если дело против твоего отца будет закрыто, то, по-моему, тебя не должны изгонять из дома или заставлять менять планы на будущее. Почему ты должна расплачиваться за ошибку, которую допустила Коллегия?

— Ты очень расстроен, — быстро проговорила Ана. Внезапно ей отчаянно захотелось поскорее уйти от него. Ей нельзя так думать, нельзя позволить себе надеяться на то, что ее может ждать нечто иное, нежели изгнание в Город. Подхватив подол длинной юбки, она скрипучим голосом добавила: — Мне очень жаль Тома.

А потом она выбежала из зала для панихиды на теплое июньское солнце.

 5 Коллегия

Ана заставила себя встать с пола. Она оделась и спустилась вниз. Там отец до тех пор, пока не явились представители Коллегии, натаскивал ее, что следует говорить по поводу похищения Джаспера. Он менял формулировки ее ответов и режиссировал ее выступление, словно она была актрисой, получившей роль в пьесе. Ана понимала, что он жесток с ней для того, чтобы ей было легче выдержать допрос Коллегии, однако не могла простить ему, что он превращает ее чувства в нечто столь хорошо рассчитанное и мало похожее на реальность.

Когда в дверь позвонили, отец ушел, приказав ей играть на рояле что-нибудь красивое, пока он впускает членов Коллегии. Она забарабанила «Собачий вальс», напоминая себе, что, если верить Джасперу и кое-каким из прочитанных ею юридических документов, деятельность Коллегии многих не устраивала. Десятки религиозных и общественных организаций постоянно направляли в правительство петиции с просьбой избавиться от Коллегии или принять новые законы, которые бы ослабили деспотические права Коллегии в отношении Психического здоровья населения.

В дверях возникла сутулая тощая фигура. Ана прекратила игру и повернула голову. В ту же секунду рядом с мужчиной появилась женщина, казавшаяся особенно приземистой и грузной рядом со своим сухопарым спутником. Нос, губы и подбородок у мужчины были совершенно бесформенными. Подслеповатые глазки женщины смотрели на Ану сквозь толстые стекла очков, создавая впечатление удаленности и высоты, словно та рассматривала все через микроскоп.

У Аны отчаянно забилось сердце. Она встала из-за рояля и спустилась с помоста в гостиную, предложив им сесть с ней на кожаные диваны, стоявшие вокруг журнального столика. Они чопорно вошли, одновременно щелкнули застежками портфелей и установили на стеклянной столешнице свои экраны. Ана пошла на кухню за приготовленным заранее подносом с чайником, чашками и печеньем. Ей было бы любопытно узнать, что именно ее учительница здоровья и красоты сказала бы по поводу внутреннего мира этой уродливой парочки. И если уж на то пошло, то интересно, почему внешность у всех членов Коллегии всегда настолько непривлекательна.

Входная дверь громко хлопнула. Наклонившись над мойкой, Ана выглянула в окно, выходившее на подъездную дорогу. Ее отец шагал по асфальту к своей машине, за рулем которой уже ждал водитель. Коллегия никогда не разрешала ему оставаться на ее опросы.

Она вернулась в гостиную и обнаружила у входа в коридор третьего человека, который рассматривал отцовскую коллекцию фотографий рок-звезд. На этом коренастом мужчине не было серого костюма в золотистую полоску, униформы Коллегии.

Руки, державшие поднос, дрогнули. Фарфор зазвенел. Мужчина повернулся к ней и улыбнулся.

— Джек Домбрант, — представился он, подходя, чтобы принять у нее из рук поднос.

Она неуверенно ответила на его улыбку. Это был тот мужчина, разговор которого с отцом она слышала утром, когда узнала новость о похищении Джаспера.

— У вас ирландский акцент, — заметила она.

— О! Большинство современной молодежи его не определили бы, — ответил он. — У вас благодаря игре на рояле хороший слух, а? Моя мама из Дублина.

Ана вспомнила про открытую клавиатуру своего рояля — и одновременно догадалась, что мистер Домбрант — смотритель.