Властелин

– Ну все, все, оставь бедняжку! – замахала на жреца старостиха. – Пристал тут! Дай поесть спокойно!

– Думаю, я уже сыт, – утер губы Никто. – Благодарю вас, тетушка.

– Ну и иди тогда спать! И вы все расходитесь, поздно уже! Что вам мой дом – двор проходной?! Идите в харчевню, там языками чешите!

Гостю постелили на сеновале – ни на одной кровати в доме он попросту не поместился. Впрочем, Никто не возражал. На лежанке из прошлогоднего сена спалось мягко и уютно, а погода стояла такая теплая, что ночевать можно было хоть на улице.

Утром Никто проснулся раньше всех. Даже солнце еще не встало – лишь над горизонтом виднелось слабое мерцание, возвещающее о грядущем рассвете. Стараясь не разбудить хозяев, их огромный гость на цыпочках прошел по двору и принялся умываться возле кадки.

В темной воде отражался все тот же великан с могучими ручищами, чеканным лицом и копной черных волос. Расстегнув рубаху, он задумчиво уставился на кляксообразный рубец, занимающий добрую половину груди. Никто понятия не имел, откуда у него это взялось. В голове смутно что‑то брезжило – какой‑то страшный грохот, вспышка… потом вроде бы падение… Никто наморщил лоб – ему казалось, что он вот‑вот вспомнит…

– Уже проснулся, гость дорогой? – окликнул сзади староста. – Молодец, ранняя птаха. Тоже, видать, деревенский. Вот о прошлом годе гостил у нас один халат из большого города, так этот дрых каждый день чуть не до третьего рассветного! Вот ты представляешь, чтоб человек мог столько спать?

Никто молча помотал головой. Он не представлял.

– А как сам‑то? – не унимался словоохотливый староста. – Хорошо спалось? Ты уж извини, что сенца мало было – весна все‑таки, скотина за зиму все подъела… Ничего о себе не вспомнил?

– Нет, ничего. Ни имени, ничего. Не помню даже, кем я был…

– Ну, рост у тебя великанский, ручищи широченные, да еще ожог этот… Может, ты кузнецом был?

Никто попытался представить себя в кузнечном фартуке, у наковальни, с молотом и клещами в руках. Не получилось. Если до потери памяти он что‑то и ковал, то сейчас этого упорно не вспоминалось.

– Может, ты тогда был пахарем? – предположил староста.

Никто попытался представить себя идущим за плугом по свежей борозде. Снова ничего не получилось. Крестьянская жизнь вообще не находила в памяти никаких откликов.

– А может, ты был пастухом?

Никто попытался представить себя с кнутом, погоняющим отару… и вот тут в голове забрезжило что‑то знакомое. Ладонь сама собой сомкнулась, как будто сжимая невидимое кнутовище.

– Вот и ладненько, – удовлетворенно кивнул староста. – Раз уж так получилось, будешь пока что овечек пасти. Чего зря хлебушек‑то есть, верно? У нас пастуха сейчас как раз нету – дедко Музюх этой зимой помер, так что пока кое‑как перебиваемся… да и волки что‑то расшалились, житья от них нет. Подсобишь, парень?

Никто пожал плечами. Он все равно не знал, чем заняться и куда пойти. Брести в случайном направлении и надеяться, что память вдруг вернется, не очень хотелось – ну так почему бы не остаться пока в деревне Озерные Ключи, среди этих гостеприимных людей? А жить нахлебником, староста верно говорит, не очень‑то хорошо.

Работать Никто отправился уже в этот день, сразу после завтрака. Собрал по дворам овец и баранов, заткнул за пояс тяжелый кнут, которым раньше орудовал старый Музюх, расспросил, как лучше добраться до пастбища, прихватил краюху хлеба, да и двинулся.

Добрые жители Озерных Ключей ничуть не побеспокоились, что отпускают драгоценный скот с человеком без имени, которого знают меньше суток. А и скажи им кто, что неосторожно вот так доверять первому встречному – поди возмутились бы, обиделись за облыжно обвиненного Никто.

Да и чего зря тревожиться – видно же, что хороший человек.

Вечером Никто вернулся с мирно блеющей отарой. За столом старосты его уже ждал дымящийся ужин, а старостиха принялась ворчать, чтобы Никто не бродил по чистым половицам в грязных земледавах. Казалось, что он здесь родился и вырос, а не приплыл вчера по реке лицом вниз.

На следующее утро Никто снова отправился пасти овец. И на следующее. Очень скоро он стал частью деревни и его перестали спрашивать, не вспомнил ли он чего‑нибудь из прежней жизни. Староста поначалу еще подумывал послать в большой город за мозгоправом или волшебником, но потом махнул на это рукой. Живет человек – ну и пускай себе живет.

Никто быстро подружился чуть не с каждым в деревне. Его исполинская фигура стала чем‑то вроде местной достопримечательности, а дети бегали за ним гурьбой и катались по очереди на плечах. Никто оказался невероятно сильным – он с легкостью поднимал на вытянутых руках бревна и таскал под мышками огромных баранов‑вожаков. Те от этого пребывали в расстройстве всех чувств – ривенские бараны отличаются сварливым вздорным нравом, обожают бодаться и весят втрое больше человека.

Особенно Никто подружился с Мералкой, дочкой деревенского жреца. Будучи очень начитанной и любознательной девицей, она сразу заинтересовалась Никто и его загадкой. Мералка сама вызвалась носить новому пастуху обед на пастбище и подолгу вела с ним задушевные беседы.

– У тебя такие густые волосы… – дивилась Мералка, расчесывая их частым гребнем. – Никогда таких не видела… И этот рубец на груди… Откуда он у тебя?

– Если бы я помнил… – вздохнул Никто, уминая хлеб с салом и луком.

– Не болит? – любопытствовала девушка. – Не чешется?

– Вроде бы нет.

– Наверное, страшная была рана… Может, это из‑за нее ты потерял память?

– Вряд ли. Рубец выглядит очень старым.

Закончив нехитрую трапезу, Никто уселся в тенек, внимательно глядя на пасущихся овец, а Мералка принялась собирать в узелок объедки. Пойдут на корм поросятам.

– Так ты совсем‑совсем ничего не помнишь? – в который раз спросила девушка. Она единственная в деревне все еще задавала этот вопрос – очень уж терзало ее любопытство.

– Ничего, – в который раз ответил Никто. – Даже имени.

– А сколько тебе лет, помнишь?

– Не помню.

– А откуда ты родом?

– Не помню.

– Но ты точно откуда‑то издалека… – задумчиво произнесла Мералка. – У нас в Ривении таких нет.

– Расскажи мне что‑нибудь о вашей Ривении, – попросил Никто, жуя травинку.

– А что о ней можно рассказать? – пожала плечами дочка жреца. – Это наша страна. Довольно большая. Говорят, нужно целых восемь дней скакать на лошади, чтобы пересечь ее из конца в конец. Хотя, конечно, бывают и побольше страны. Вот к западу расположена великая Гарийская Империя – наша Ривения поместится в ней шесть раз, и еще место останется.

– А еще какие есть страны? – проявил интерес Никто. – Может, я что‑нибудь вспомню…

– Ну, на юге с нами граничит Гримрайя. Там все пудрят волосы, даже маленькие дети. Еще на юге есть королевство Люкин – но оно совсем крохотное. К юго‑востоку – Хетавия, горное царство. К северо‑востоку – Музку, страна больших городов и умелых мастеров. К северо‑западу – Шембрузия. Там живут лучшие в мире музыканты. А на севере – океан. К западу еще есть Солипсика, но это не страна, это… даже не знаю, как описать. Солипсика, вот и все. Диковинная штука… хотя сама я ее не видела. Так ты что‑нибудь вспомнил?