– А у меня другие сведения. Отец сначала ухаживал за Галиной, а ты его у сестры отбила.
– Чушь! Просто Сережа воспитанный, интеллигентный человек, приходя в гости, всегда приносил два букета. Галя получала от него цветы из вежливости. Она, глупая от природы, решила, что является невестой Сергея. Неприятно вспоминать.
– Имей в виду, после твоей смерти Галина с дочуркой Настей заявят права на наследство, нашу квартиру придется делить.
– Как? Почему? Она же только наша! Галина и уж тем более Анастасия ни малейшего отношения к жилью не имеют.
– После того как ты умрешь, они тоже станут наследниками. А вот если составишь дарственную на мое имя, фига им обломится.
– Не знала, что все так сложится.
– Теперь ты в курсе. И?
– Я подумаю.
– Времени нет.
– В смысле?
– Завтра в полдень тебя оперируют.
– Да.
– Вдруг ты на столе умрешь?
– Люба!
– Мать, я всегда говорю правду. Без лукавства. Никогда не вру. В твоем состоянии риск очень высок. Уж реши, любишь ты меня?
– Да! Больше жизни.
Люба рассмеялась.
– Приятные слова. Осталось подтвердить их делом. Отдать мне жилплощадь, чтобы другим не досталась. Ну! Да? Нет? Скажи, и я сразу пойму, как ты ко мне относишься.
– Хорошо.
– Ты согласна?
– Да, только сейчас уже восемь вечера. Никто не работает. Как мне в город поехать? Сидеть я не могу, идти тем более.
– Нет проблем, мама. Нотариус ждет в коридоре».
Я захлопнула книгу.
– Далее зачитывать не хочется, сообщу, как развивались события. Больше Люба к матери в больницу не приходила. Ни разу не навестила ее. Апартаменты она сразу продала, себе купила прекрасную квартиру в соседнем доме с тем, где детство‑юность провела. А мать туда, куда Баба‑яга не залетала, отправила. Все‑таки процитирую еще один отрывок из книжонки: «При выписке из больницы врач отдал Гаскониной‑старшей медицинские документы. Ксения спросила:
– Мне теперь к онкологу?
– Зачем? – удивился врач.
– Так я же больна раком, – вздохнула Ксения.
– Откуда вы взяли этот бред?
– Сами моей дочери правду сообщили, а она ее мне передала. Скажите честно: сколько мне осталось?
– Понятия не имею. Лет сорок, пятьдесят. Вы в прекрасной форме, операция прошла успешно. Разрабатывайте ногу, не ленитесь, тогда не будете хромать, – сказал хирург, – рака у вас никогда не было.
– Но дочь!..
– Я с ней не встречался.
– Она рассказала, что… А‑а‑а! Наверное, Люба общалась с вашим коллегой.
– У нас каждый ведет своих больных. Чужих не касается».
Я встала, подошла к окну и открыла его.
– Душно тут. Далее Ксения Петровна разоткровенничалась с хирургом, рассказала ему про размен квартиры. Врач мрачно процитировал фразу из романа Булгакова «Мастер и Маргарита»: «…обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их». И Ксения поняла: ее обманули, дочь просто хотела жить одна, без нее, и решила проблему. С той поры, по утверждению автора, она с Любой не виделась.
– Сказать нечего, – поморщился Степа, – попадались мне на жизненном пути разные люди. Некоторые родителей ненавидели. Но Любовь Сергеевна отдельный экземпляр.
– Понимаешь важность последнего отрывка, который я процитировала? – спросила я. – Что в нем главное?
– Ты прямо как Инна Герасимовна, учительница немецкого, – засмеялся муж, – любила она меня к доске вызвать, помариновать там, спросить: «Какая основная мысль в рассказе про мальчика Ганса?» Двойку нарисовать, и свободен.
Я отошла от окна.
– В момент беседы Ксении с врачом, когда мать сообразила, что обожаемая ею Любочка очень жестока, она ей легко соврала про рак, ничего, кроме денег, дочурку не волнует, в этот час кто присутствовал при разговоре?
– Доктор и больная, – протянул Степа. – Я понял, куда ты клонишь. Что книгу написала Ксения Петровна. Но…
– Только не говори про медсестру, которая сидела в кабинете или затаилась в соседнем помещении, – предупредила я.
– Я хотел сказать другое. Зачем Ксении позорить дочь? – спросил Степан.
Я потерла живот.
– Матерям тоже свойственны обидчивость и мстительность. Думаю, балерина не ставила целью опозорить дочь.
Степан поднял бровь.
– Написав этот пасквиль? Любовь утверждает, что все ложь.
– Возможно, мать и присочинила некоторые детали, – вздохнула я, – или по истечении лет у нее память ослабла. Но обрати внимание. Издан всего один экземпляр. Люба есть в соцсетях?
– Конечно, – кивнул Степан, – почти во всех присутствует, похвастаться миллионами подписчиков не может, если суммировать читателей, у нее их около пятисот.
Я села рядом с мужем.
– Что мешает Ксении подписаться на всех и транслировать им правду про дочь? Или выпустить, например, сто экземпляров книги и отправить ее… да хоть бывшим одноклассникам своей дочери?
– Вспомни, сколько лет балерине, – остановил меня супруг, – небось она ничего про Интернет не слышала.
– Вот не надо делать из людей пожилого возраста дураков, – остановила я Степу, – пенсионеры активные пользователи сайтов, которые посвящены саду‑огороду, кулинарии, воспитанию внуков, культурным мероприятиям, здоровью, физкультуре. Там очень активная жизнь идет. И, если мы предполагаем, что книгу написала Ксения, то она ее по емейлу и прислала в издательство.
– Или у нее есть помощник. Надо поговорить с госпожой Гаскониной‑старшей, – подытожил Степа.
Глава 9
Вечером, сев на кровать, я услышала голос:
– Съедено на шестьсот калорий больше. Нарушение диеты.
– Ну и приятного мне аппетита, – хихикнула я.
– Штрафная санкция двести приседаний, – продолжил тенор.
Я зевнула.
– Отличная идея, спокойной ночи.
– С кем ты беседуешь? – поинтересовался Степан, отрываясь от книги.
– Болтаю с поясом «Волшебник», – развеселилась я, – он меня упрекает в обжорстве. Предлагает заняться приседаниями.
Степа положил томик возле лампы.
– Сейчас?
– Да. Глупая идея, – закряхтела я, легла под одеяло, вытянула ноги, вздохнула, пробормотала: – Спокойной ночи, – и услышала храп супруга.
Степа засыпает, как будто в воду падает. Секунду назад он с вами разговаривал, и, хоп, словно его выключили. А когда супруг захрапел, разбудить его почти невозможно. С одной стороны, это очень удобно. Я могу смотреть телевизор, болтать по телефону, слушать музыку, муж даже не пошевелится. С другой… Мне не хочется смотреть романтическую комедию одной. Я тихонечко толкнула Степана.
– Милый!
– Хр‑р‑р, – донеслось в ответ.
Я вздохнула, легла на бок и… получила очень больной щипок за бок.
– Эй, – воскликнула я и повернулась к супругу, – ты что?
– Хр‑р‑р.
– Перестань прикидываться, – велела я, – с какой стати ты решил щипаться? Теперь синяк будет.
– Хр‑р‑р.
Я потрясла мужа.
– Не старайся! Не верю.
– Штрафные санкции. Двести приседаний, – объявил голос.
– Вот только тебя не хватало, – вздохнула я, – спи спокойно, дорогой пояс.
В ту же секунду невидимые пальцы стали интенсивно дергать меня за кожу в районе талии. Понадобилось совсем немного времени, чтобы сообразить: Степа тут ни при чем. Щипок – работа озверевшего «Волшебника».
– Штрафная санкция двести приседаний, штрафная санкция двести приседаний, – монотонно бубнил голос.
Комментариев нет