Вечный дозор

Загадочно улыбнувшись я пошёл за Семёном через открывшийся турникет.

– Давай ко мне? – предложил Семён. – У меня новый кабинет. Буржуйский! Всё сверкает. От секретарши еле отбился!

– Кем тебя назначили?

– Начальник патрульной службы, – с лёгкой гордостью ответил Семён. – Скажу тебе честно, давно было пора реорганизовать работу. Я уже полгода бьюсь… инерция у нас чудовищная, знаешь ли…

Он вызвал лифт.

– Семён, – сказал я. – Я к тебе с удовольствием зайду. Могу даже сказать, что непременно и по делу. Но сейчас мне к шефу.

– А мы на одном этаже, – кивнул Семён.

Двери лифта открылись. Внутри тоже всё было современно – сверкающие зеркальные стены, огромный экран напротив двери – по нему транслировался какой‑то фильм. Горделивого вида мужчина в развевающемся плаще взмахом руки скрутил в воздухе сверкающее огненное кольцо, после чего открыл портал и куда‑то переместился.

Да, судя по ремонту – переселение в Москва‑Сити пока не планируется.

– Молодёжь… – пробормотал Семён, косясь на экран. – Всё бы им комиксы, настоящая работа скучна, видите ли…

– Семён, – сказал я, пока лифт плавно шёл вверх. – Они меня что, не знают?

Семён почесал кончик носа.

– Ну как сказать… Ты как Мерлин, тебя все…

– Семён!

– Конечно, знают! По имени, и что ты сделал. В лицо не знают, – Семён покосился на меня. – Ты на фотографиях моложе.

– А, – кивнул я. – Ну да. Я как‑то не подумал. Ты знаешь, сам этого не замечаешь.

У Гесера тоже был новый кабинет. Войдя я даже испугался – неужели шеф изменил своей привычке собирать в кабинете сотни и тысячи забавных и неожиданных вещей, порой магических, а порой просто чем‑то памятных? Слишком уж всё было светло, функционально и современно – на полу мягкое ковровое покрытие, никакого затёртого паркета, стены в ячейках стеклянных стеллажей, за огромным письменным столом – здоровенный экран компьютера, вдоль длинного стола для совещаний, протянувшегося от письменного стола к дверям – ряды лёгких функциональных кресел. Даже полотно «Ночного Дозора», про которое ходили слухи, что оно‑то и есть настоящее, только магическим образом уменьшенное, на стене не висело. Зато на стене за столом имелась какая‑то узкая и высоченная картина с тёмным холстом, на котором были изображены два человека в средневековых одеждах. Один, с длинными светлыми волосами, другой, полноватый и усатый, в чёрной шляпе, задумчиво смотрел перед собой. Между ними толкался какой‑то ребёнок с широким будто блин лицом – ну, это обычное дело, в средние века не умели рисовать детей.

Странно было то, что человек в шляпе очень сильно походил на Гесера.

Гесер, сидящий за столом, поймал мой взгляд и недовольно поморщился.

– А где Рембрандт? – спросил я.

– Уж много, много лет – в церкви Вестеркерк, в Амстердаме, – с грустью в голосе ответил Гесер.

– Я про картину.

– У меня за спиной.

– Но это… – я вдруг сообразил, что по цвету и стилю узкое полотно выглядит точь‑в‑точь как «Ночной Дозор». – Это… фрагмент что ли? Правда?

– В своё время я озаботился, чтобы картину обрезали, – пояснил Гесер, оглянувшись. – На память. Да и вообще, по глупости позировал. Опасно оставаться таким же, как на картине сотню лет кряду.

Значит, не показалось.

– Хорошо, что у меня таких проблем нет и не будет, – бодро сказал я. – Надо попозировать кому‑нибудь.

Я уселся за стол перед Гесером.

– Рад, что ты не передумал, – сказал Великий. – Смотри…

Он развернул монитор на столе так, чтобы я мог видеть изображение. Это была какая‑то программа вывода изображений – я обнаружил сетку из девяти квадратов, где было восемь картинок ночных улиц. Очень неплохого качества, кстати. Один квадрат оставался серым. Я присмотрелся и обрадованно воскликнул:

– А вот и я!

На одном застывшем кадре и впрямь шёл я. Возвращался домой.

– Вчера вечером, – кивнул Гесер. – К сожалению, сама остановка ни на одну городскую камеру не попала. Что даже странно. Поэтому у нас есть кадр, где ты идёшь от магазина вместе с молодым оборотнем, – он ткнул старинной перьевой ручкой в экран. – Есть кадр, где ты через двенадцать минут уходишь. И есть записи с камер, на которых никто кроме вас не идёт к остановке и не уходит оттуда.

– И что это значит? – спросил я.

– Ничего, – признал Гесер. – Убийца мог передвигаться в Сумраке. Мог наложить на себя невидимость. Мог ждать на остановке, а потом уехать на трамвае, через семь минут подошёл двадцатый номер. Я не сомневаюсь в твоих словах, Антон, я пытаюсь помочь тебе в расследовании.

Я кивнул.

– Самый лучший способ в любом расследовании, – Гесер подпёр подбородок руками, задумчиво глядя на монитор, – он же и самый старый. «Cui podest malum?»

– Кому выгодно зло, – согласился я.

– Но в данном случае это не работает, – продолжил Гесер. – Есть много тех, кто хотел бы твоей смерти. Есть много тех, кто хотел бы тебя подставить. Есть много тех, кто готов причинить боль Светлане или Надежде, подставив тебя. Есть много тех, кто хотел бы прибить юного оборотня Антона.

– А он‑то кому навредил?

– Оборотни, – Гесер брезгливо поморщился. – Они все на эмоциях. Всегда готовы поссориться, подраться, полаяться… Так что единственная зацепка, которую я тебе дам – девятая камера. Она должна была самым краешком изображения захватывать остановку, но по какой‑то причине не работала. Чем могу. Хотя пустое, даже если бы камера работала – скамейку, на которой нашли тело, она не снимала. Вот распечатка.

Он протянул мне лист бумаги – там был указан номер камеры, точка на карте Москвы, где она стоит и телефоны контролирующих служб.

Я был впечатлён. Обычно Гесер не считает нужным вникать во всякую оперативную мелочёвку. Его дело поставить задание, может быть дать совет или просто мудрое напутствие (самым популярным является «не натвори фигни») и ждать выполнения.

– Спасибо, – сказал я. – Ну так пойду…

– Подожди. Пойдёт он… – Гесер вздохнул, открыл ящик стола и принялся в нём копаться. Я в ожидании осматривался.

Кое‑что осталось с прежних времён. Вот несколько рядов стеклянных полок с фигурками мышей. Вот золотистый хоккейный шлём, только раньше в нём торчали стрелки от дартса, а сейчас их нет и даже следов не осталось. Вот прямоугольный брусочек, сделанный из белого бисера… я вдруг подумал, что он очень напоминает Мел Судьбы.

А кое‑что новое, странное и даже неожиданное. Старый плёночный фотоаппарат «ФЭД‑2», потёртый и хорошо послуживший. Шахматная фигурка – белый конь. Ну допустим шахматы Гесер очень любит, а к чему тут три карты в общем паспарту – джокер, дама черви и шестёрка черви? Причём шестёрка крест‑накрест перечёркнута синим маркером. Вот сувенирная бутылочка грушевого шнапса из синего стекла. Такие любят привозить туристы из Германии, когда спохватываются в последний момент и начинают искать сувениры. Ещё китайская вазочка из белого фарфора, на вид – обычный дешёвый ширпотреб… может она какая‑то волшебная? Мне же теперь не понять.