Тщеславие



— Здравствуйте. — Без рюмки, в свете ярких ламп Димка не знал, как обращаться к Гелеранскому: на «ты» или всё-таки на «вы»? Про цвет собственной рубашки он решил с Гелером не спорить. Бывают люди, которые живут в мире трёх-четырёх цветов, кровь у них всегда красная, трава зелёная, а небо обязательно голубое. Пытаться разуверить их в этом бессмысленно и порой опасно.

— Настрой боевой?

— Боевой! — как можно боевитее улыбнулся Димка.

— Правильно. Что бы ни случилось, унывать нельзя! — Гелер выдержал многозначительную паузу. — Ты ведь не расклеишься, если премию не получишь? — Гелер отступил от Димки на шажок и внимательно вгляделся в него. Реакцией интересовался.

— Не расклеюсь, — ответил Димка. Пол качнулся под ногами, словно палуба подбитого эсминца. Пришлось собрать всю внутреннюю силу, чтобы выглядеть беззаботно. — Чего унывать-то?!

— Как, чего унывать?! Менее талантливый человек получит премию, а ты останешься с носом! — продолжил наступление Гелер, и Димка не выдержал:

— А кто получит?

Гелер весь расплылся в улыбке. Хотел добиться реакции и добился. Разбирается в людях.

— Не могу сказать, сам через полчаса узнаешь.

— Тогда я кое-что скажу! — выпалил Димка.

У ошибочных поступков есть что-то гипнотическое — понимаешь, что так поступать не надо, а всё равно делаешь, будто заколдованный. Как с табличками на дверях «на себя» и «от себя»: прочитал и всё равно толкаешь, когда нужно дёрнуть, и дёргаешь, когда требуется толкнуть. Раз за разом. Какая-то фатальная обречённость.

— Филологиня наша кровавая вовсе не беременна! Разыгрывает, чтобы разжалобить жюри! Илюша-ветеран, во-первых, не Илюша, во-вторых, никогда не воевал, а в-третьих, он пишет только ради денег, не светило бы пять штук зеленью, не писал бы! А Лисе…

— Тссс, не шуми — народ вокруг, — шипел Гелер, приплясывая от радости.

— …Лисе вообще тридцать лет, она не имеет права участвовать! А Марат сумасшедший! На людей бросается, ему место в дурдоме! Понятно?! — Димка задыхался. Он чуть не плакал, голос срывался, как у женщины. Он был уверен: скажи он всё это, и полегчает. Не полегчало. Наоборот. Будто снегом в горах завалило. Ни вздохнуть, ни пошевельнуться.

— Кто такая Лиса, Маринка, что ли? Так про неё мы знаем, про беременную и про Яшу тоже. Получили твои конвертики.

— Откуда ты… вы знаете? Почему мои? — Димка почувствовал, что вот-вот сорвётся в пропасть.

— А разве не твои? — Гелер наблюдал за Димкой со смаком, как наблюдают гурманы за приготовлением блюда.

— Не мои! Почему обязательно мои? Чего вам надо от меня вообще!

— Извини, извини. Не хотел тебя нервировать. Пускай не твои конвертики. Пускай. Просто там всё точно так же описано. А с разоблачением ты опоздал. Раньше надо было, всё уже решено. — Гелер пощекотал Димке живот и с распростёртыми объятиями поспешил навстречу только что вошедшему Мамадакову с супругой.

* * *

«Как конверты попали к Гелеру?! Я же их выбросил! И как он вычислил, что я автор???!!! Марат! Конечно, Марат! Кто ж ещё. Он, сука, выследил и сдал! Как стыдно! Боже, как стыдно! Перед Гелером стыдно, перед всем жюри. Они, наверное, думали, что я благородный романтик, а оказался — трусливый стукач и паникёр»… На душе было гнусно, кисловато и мерзко. Он совершил непоправимое. Окружающие огни и праздничные наряды только усиливали неприязнь к самому себе. Димка пошёл, не разбирая пути, наступил на ногу какой-то даме… Ему казалось, что Зотов отводит глаза, Окунькова смотрит с жалостью, а Липницкая вообще сделала вид, что не узнала…

Молодых литераторов сначала несколько раз организованно вывели на сцену, отрепетировать перед камерами, объяснили, как и что делать, когда объявят участников очередной номинации, и заперли за кулисами наедине с девушкой-фотографом. Она принялась всех запечатлевать для истории. Конкурсанты нервничали и не могли расслабиться, поэтому у девушки-фотографа быстро собралась коллекция фотографий, годящихся разве что на документы. Когда дело дошло до Яши-Ильи, он предложил обыграть свои мускулы. Не успела фотограф возразить, как Яша-Илья скинул свитер и тельняшку, обнажив бугристый бледнокожий торс и поросшие волосами плечи. Знаете, бывают торсы привлекательные, а бывают какие-то неказистые. Вроде мышцы есть, но некрасивые. Жить, конечно, с таким торсом можно, но вот выпячиваться с ним не стоит. Фотограф прикусила губку, но решила сделать несколько кадров для виду.

— Я только пооджимаюсь немного. Чтобы мышцы в тонус вошли, — вдруг сказал Яша-Илья, упал на пол и принялся порывисто отжиматься. Слышно было его дыхание: уже сфотографированные и ждущие своей очереди молчали. Кто пристально рассматривал собственные ногти, кто прохаживался вдоль стен. Сказочник, снова улизнувший из-под присмотра врачей, беззвучно кусал губы, дагестанский фантаст делал дыхательные упражнения, драматург-революционер шевелил губами, засунув левую руку за борт куртки на манер Сталина, Димка то и дело вытирал стремительно запотевающие ладони о джинсы, Лиса крутила в пальцах какой-то волос, иногда поднося его к губам и что-то шепча. Наконец Яша-Илья перестал отжиматься, вскочил на ноги и сделал ещё одно творческое предложение:

— А давайте я с ножом буду? — Он молниеносно выхватил из накладного кармана штанов нож и принял с ним зверско-героическую позу. Фотограф проверила вспышку, навела резкость и собралась было нажать на кнопку, но Яша-Илья снова запрыгал:

— У меня есть нож побольше! Попробуем? — И он вытащил из-за голенища тесак, напоминающий мачете.

Тут фотограф не выдержала:

— Наденьте, пожалуйста, свитер обратно и спрячьте нож.

Яша-Илья сник и принялся униженно одеваться. Димка подошёл к Лисе.

— Колдуешь? — шугя спросил он, намекая на волос в её руках.

— С такими людьми раз в жизни рядом оказываешься, — серьёзно ответила Лиса, и Димка понял, что это тот самый волос, который был снят вчера с щегольского пиджака во время фотографирования. — Я волосок заговорю, и он моим мужем будет.

Димка улыбнулся на всякий случай и прекратил расспросы. Лиса продолжила нашёптывания. Гул за дверями усилился.

Скоро заиграла музыка, и ведущие вечера — молодой актёр, кумир девочек-подростков, и задутая автозагаром до мулатной смуглости звезда реалити-шоу — объявили церемонию открытой. За кулисы заскочила Людмила Степановна:

— Готовы? Выстраиваемся, как репетировали!

Молодые литераторы встали друг за другом перед дверью, ведущей на сцену. Чувство было, что, как только створки двери распахнутся, на шеренгу обрушится град пуль. Димка такое видел в фильме про высадку американцев в Нормандии. Катера с двумя большими створками подходили к берегу, а когда створки распахивались, первые ряды десантников скашивало пулемётным огнём.

— Начнём с будущих Толстых и Достоевских! Номинация «крупная проза»! — донёсся голос кумира девочек-подростков. Створки распахнулись, ударил свет, первая группа пошла.

— Для вручения приглашается… — перечислив все регалии, вызвали Зотова. Заиграла бравурная музыка, сопровождающая проход Зотова на сцену. Музыка стихла, Зотов взял слово. Он не стал рассусоливать и только отметил, что нынешнему поколению писателей живётся лучше, так как нет стукачей и КГБ.






Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44

Комментариев нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *