Я бью обмотанным пластырем кулаком в ладонь другой руки. Истон подбегает ко мне.
– Разгромим уродов!
– Еще как!
Сейчас между нами полное взаимопонимание. Мы не можем выплеснуть злость друг на друга, но сейчас будет матч, а потом – бои. Может, нам обоим удастся прийти в норму.
Девлин‑Хай выигрывает в жеребьевке и выбирает возврат начального удара, получая право первого нападения. Мы с Истоном ударяем шлемами и бежим на защиту.
– Сколько вы заплатили судьям сегодня? – весело кричит тайт‑энд, когда я встаю в линию игроков напротив него.
Болтливый придурок. Не помню, как его зовут. Бетми. Беттински. Беттмэн? Да и какая разница. Посмотрю на свитере, когда впечатаю его зад в поле на пути к их квотербеку.
Мяч в игре, мы с Истоном несемся к игрокам нападения за линию розыгрыша. Тайт‑энд едва касается меня, и мы уже там, встречаем раннингбэка, который только что получил в руки мяч. Я опускаю голову и врезаюсь плечом ему в живот. Он выпускает мяч, и, судя по тому, как громко взревели зрители, кто‑то из Астор‑Парка сумел пробежать еще дальше.
Товарищ по команде хватает меня за щитки и поднимает на ноги, а Истон тем временем пересекает голевую линию.
Я опускаю глаза на раннингбэка и подаю ему руку.
– Чувак, осторожнее: мы с Истоном сегодня в паршивом настроении и собираемся оторваться на вас. Передай всем своим.
Парнишка тревожно смотрит на меня, широко раскрыв глаза.
К нам проталкивается Беттмэн.
– Повезло тебе. Но в следующий раз на земле будет твоя задница.
Я оскаливаюсь.
– Давай, попробуй!
Может, если меня будут сбивать почаще, я смогу хотя бы на пять секунд перестать думать об Элле.
Уэйд хлопает меня по шлему.
– Отличный перехват, Ройал.
Он победно кричит, когда Ист выходит с поля.
– Собираешься оставить нападающих на поле, Истон?
– А что? У нас вся ночь впереди. К тому же, слышал, ты растянул себе пах с той чирлидершей из Норт‑Хай.
Уэйд широко улыбается.
– Она гимнастка, а не чирлидерша. Но да, если ты хочешь забить еще, я только «за».
Глядя поверх его плеча, я вижу Лиама Хантера, который со злобой смотрит на нас. Ему хочется проводить в игре побольше времени. Он в выпускном классе, и ему нужно показать себя.
У меня нет никаких проблем с Хантером, но из‑за того, как он сейчас смотрит на меня, мне хочется вмазать по его квадратной челюсти. Проклятье. Мне нужно подраться.
Я бью шлемом по руке. В то же время на поле Беттмэн продолжает тарахтеть, его рот работает лучше, чем блокировки. После первой четверти я встаю прямо перед ним, но Истон оттаскивает меня.
– Оставь силы на потом, – предупреждает он.
К перерыву после половины матча за нами уже четыре тачдауна: еще один во время защиты и два во время нападения. Хантер записывает на свой счет парочку ярких моментов, которые пригодятся ему для колледжа, разметав несколько защитников. Теперь мы должны быть в хорошем настроении.
Тренер даже не произносит перед нами никаких мотивирующих речей. Он прохаживается, похлопывает игроков по голове, а затем скрывается в своем кабинете, чтобы подумать о перестановках в составе, покурить или подрочить.
Пока остальные парни болтают про вечеринку после матча и телок, я достаю телефон и отправляю сообщение.
Бои будут?
Посмотрев на Истона, я беззвучно произношу: «Ты идешь?».
Он выразительно кивает. Перебрасывая телефон из руки в руку, я жду ответа.
Бой в 11. Док 10. Ист будет?
Будет.
Тренер выходит из кабинета и показывает, что перерыв окончен. Когда защита снова набирает очки, нам говорят, что это будет последний даун для состава, который начал игру. А значит, мне придется просидеть на скамейке до конца третьей четверти и всю четвертую. Отстой.
Когда я встаю на линию напротив Беттмэна, от моего самообладания не осталось почти ничего. Я упираюсь рукой в искусственное покрытие поля и разминаю ноги.
– Слышал, у твоей новой сестрички такая большая дыра, что туда влезают два Ройала.
И я срываюсь. Глаза застилает красная пелена, и я оказываюсь верхом на ублюдке еще до того, как он успевает оторвать руки от искусственного газона. Я срываю с него шлем и бью правым кулаком. Хрящ и кость его носа ломаются. Беттмэн кричит. Я снова бью. Но несколько пар рук оттаскивают меня от него прежде, чем мне удается нанести очередной удар.
Судья свистит в свисток прямо у меня перед лицом и показывает большим пальцем за свое плечо.
– Ты удален! – орет он, покраснев сильнее, чем вареный рак.
С боковой линии мне кричит тренер.
– Где твоя голова, Ройал? Где твоя гребаная башка?!
Моя голова у меня на плечах. Никому не позволено так говорить про Эллу.
Вернувшись в раздевалку, я снимаю форму и сажусь на полотенце перед своим шкафчиком. До меня доходит, какую ошибку я совершил. Меня больше ничего не отвлекает, и все, что мне остается, – снова думать об Элле.
Я стараюсь отогнать от себя мысли о ней, прислушиваясь к приглушенным свистам и реву трибун, доносящимся с поля, но воспоминания вспыхивают перед глазами, как трейлер фильма.
То, как она приехала в наш дом, такая сексуальная, что глаз не оторвать.
То, как она заявилась на вечеринку у Джордан, разодетая, как на прием к королеве, и мне так хотелось сорвать с нее одежду и наклонить над балюстрадой.
То, как она танцевала. Черт, как же она танцевала!
Я вскакиваю на ноги и иду в душевую. Злой, охваченный вожделением, я выворачиваю барашек на кране с холодной водой и встаю под ледяные струи.
Но это не помогает.
Желание не ослабевает. Черт, есть ли смысл сопротивляться ему?
Я беру свой член в руку и закрываю глаза, представляя, что нахожусь в доме Джордан Каррингтон и наблюдаю за движениями Эллы. Какое у нее соблазнительное тело: длинные ноги, тонкая талия и идеальная грудь. Дребезжащая музыка из телевизора превращается в чувственную мелодию, которая отзывается в покачивании ее бедер и изящных движениях рук.
Я еще сильнее сжимаю в руке свой член. Картинка меняется, и вместо дома Каррингтонов мы оказываемся в ее комнате. Я помню ее вкус. Какая она сладкая. Как ее рот открылся идеальной, соблазнительной буквой «О», когда она кончила первый раз.
И я не выдерживаю. Внизу спину покалывает от напряжения, и я представляю ее под собой, выгоревшие на солнце волосы разметались на моей коже, глаза смотрят на меня с ненасытным желанием.
Когда тело расслабляется, ненависть к самому себе возвращается с новой силой. Я таращусь на свою руку, сжимающую член. Если можно пасть еще ниже, то я уже на полпути туда.
Комментариев нет