Сияние

Вы потеряли контроль над собой.

Он резко провел ладонью по губам и последовал за Уотсоном в бойлерную. Там оказалось очень влажно, но лоб, живот и ноги Джека покрылись отвратительно липким потом не от сырости. Так подействовало воспоминание, настолько живое и острое, будто события ночи двухлетней давности произошли каких-то два часа назад. Словно не было никакой временно2й дистанции. Вернулись стыд, отвращение к себе, осознание собственной никчемности. В свою очередь, эти чувства всегда вызывали у Джека жгучее желание выпить, а тяга к алкоголю только глубже погружала его в черную бездну безысходного отчаяния: да будет ли в жизни хотя бы час (заметьте, не неделя и не целый день, а всего лишь час), когда его перестанет заставать врасплох стремление приложиться к бутылке?

– Бойлер, – провозгласил Уотсон. Затем вытащил из заднего кармана брюк красно-синюю бандану, беззастенчиво и смачно высморкался в нее и убрал с глаз долой, предварительно бегло взглянув, не вылезло ли на свет божий чего интересного.

Котел – длинная стальная цистерна, покрытая слоем меди и во многих местах уже залатанная, – покоился на четырех бетонных блоках. Поверх него находилось мудреное переплетение сочлененных между собой труб и патрубков, которые зигзагами уходили в высокий, сплошь покрытый густой паутиной потолок подвала. Справа от Джека из стены выходили две крупные отопительные трубы от топки.

– Вот манометр. – Уотсон постучал по прибору. – Давление измеряется в фунтах на квадратный дюйм. Но уж такие штуки ты сам должен знать. Я сейчас снизил его до сотни, и по ночам в номерах холодновато. Плевать. Почти никто не жалуется. И какого лешего? Надо быть вообще полным мудаком, чтобы притащиться сюда в сентябре. К тому же этот старичок уже давно отжил свое. На нем больше заплаток, чем на портках, которые бесплатно раздают безработным.

Бандана снова появилась на свет божий. Громкий хрюкающий звук. Быстрый взгляд. И платок исчез в кармане.

– Я и сам подцепил сучью простуду, – сообщил Уотсон. – Каждый сентябрь одна и та же песня. Я тут парюсь с этой старой хреновиной, а потом вылезаю наружу постричь траву или разровнять корт. С жары на холод – и простуда обеспечена, как говаривала моя мамаша, упокой, Господи, ее душу. Шесть лет как померла. Рак доконал. Рак – он такой. Если завелся, все, тебе кранты. Пиши завещание.

Ты вообще можешь не поднимать давление выше пятидесяти или шестидесяти. Мистер Уллман велел прогревать сегодня западное крыло, завтра – центр, а послезавтра – левое крыло. Он больной на всю голову, ты заметил? Ненавижу этого маленького недоноска! Ля-ля-ля… И так целый день. Он смахивает на комнатную собачонку, что цапнет тебя за лодыжку, а потом отбежит в сторонку и твой же ковер обоссыт. Если бы мозги делали из пороха, ему бы не удалось взорвать даже собственный шнобель. Иногда такое творит, что хочется схватиться за пистолет. Вот только жаль, его у меня нет.

Теперь глянь сюда. Подачу тепла в трубы будешь регулировать вот этими вентилями. Я их все для тебя пометил. Те, что с синими висюльками, идут в номера восточного крыла. С красными – в центр. Желтые, стало быть, обогревают западную часть. Когда станешь прогревать западное крыло, помни, что та часть отеля больше всего страдает от стужи. Когда завернет мороз, в номерах там холоднее, чем у фригидной телки в причинном месте. А потому в дни прогрева западной стороны поднимай давление до восьмидесяти. Я бы так и делал на твоем месте.

– Наверху я заметил термостаты и подумал… – начал было Джек.

Но Уотсон принялся так выразительно мотать головой, что шапка волос на его голове заходила ходуном.

– Регуляторы в номерах никуда не подключены. Их воткнули для видимости. Понимаешь, есть субчики, особенно из какой-нибудь там Калифорнии, которым никогда не бывает достаточно тепло, если в их сраных спальнях нельзя пальмы выращивать. Нет, температурой можно управлять только отсюда. Но не забывай присматривать за давлением. Видишь, как ползет вверх?

Он снова постучал пальцем по стеклу основного манометра, стрелка которого, пока Уотсон разглагольствовал, действительно успела подняться со ста фунтов на квадратный дюйм до ста двух. Внезапно у Джека по спине побежали мурашки, и он мысленно пропел: Гусь только что прошел по моей могиле. Уотсон крутанул вентиль, раздалось громкое шипение, и стрелка опустилась до отметки «девяносто один». Затем Уотсон перекрыл клапан, и шипящий звук постепенно затих.

– Да, так и норовит подняться само собой, – объяснил он. – Но доложи об этом нашему толстяку Уллману, и он притащит стопку своих бухгалтерских талмудов, чтобы потом три часа втолковывать тебе, почему не может позволить установить новый котел аж до тысяча девятьсот восемьдесят второго года. Скажу тебе прямо: в один прекрасный день здесь все взлетит на воздух, и я лишь надеюсь, что наш занудливый пухлый сучонок окажется в тот момент на месте, чтобы поучаствовать в полете. Бог свидетель, хотел бы я быть таким же добреньким, как моя мамаша. Та в каждом видела только хорошее. Но я… Я злобный, что твоя гремучая змея после линьки. И тут уж ни хрена не поделаешь. Натура берет свое.

Помни, что сюда нужно спускаться два раза в день и еще вечером, прежде чем отправиться на боковую. Всегда проверяй давление. Если забудешь, оно начнет ползти и ползти вверх, и как-нибудь ты вместе со всей семейкой проснешься на треклятой луне. Но если понемногу спускать пар, все будет тип-топ.

– Каков максимальный уровень?

– Конечно, по документам котел должен выдерживать все двести пятьдесят. Но теперь он точно взорвется гораздо раньше. Ты меня силком не заставишь спуститься сюда и встать рядом с этой бочкой, если стрелка встанет даже на ста восьмидесяти.

– А разве здесь не предусмотрен аварийный клапан?

– Не-а. Котел поставили еще до того, как такие причиндалы сделали обязательными. Это теперь правительство стало во все совать свой нос, верно? ФБР письма вскрывает, ЦРУ прослушивает каждый чертов телефон… А вспомни, что сталось с Никсоном. Вот уж было жалкое зрелище.

– Как насчет водопровода и канализации?

– Да, кстати. Я как раз собирался перейти к этому. Проходи через вон ту арку.

Они попали в прямоугольное помещение длиной, казалось, не меньше мили. Уотсон дернул за веревку, и единственная лампочка на семьдесят пять ватт озарила их лучами тоскливо мерцающего света. Прямо перед ними располагалось дно шахты лифта, с покрытыми густой смазкой тросами, обвивавшимися вокруг двадцатифутовых шкивов, и забитым смазкой электромотором. Повсюду лежали старые газеты: в кипах, в связках, в коробках. Также имелись ящики, помеченные надписями типа «Учетные книги», «Счета», «Квитанции», сопровождавшимися призывом «НЕ ВЫБРАСЫВАТЬ!». Пахло старой бумагой и плесенью. Некоторые картонки начали разваливаться, и из них по полу разлетелись пожелтевшие ломкие листки, которым на вид было не менее двух десятков лет. Джек с интересом осматривался по сторонам. Вся история «Оверлука» могла находиться прямо здесь, погребенная в этой постепенно гниющей картонной таре.