Рэй

У старушки с бэйджиком «Анна‑Мари Клэйтон» Тами спросила, как ей отыскать раздел программирования, а после, снабдив себя парой увесистых книг, уселась за дальний стол на рассохшуюся скамью. Открыла первый томик.

Летнее утро, но хмуро и ветрено. Сквозь открытые окна непрерывно шелестели березы; кажется, собиралась гроза.

«От примитивов к синтезу алгоритма».

Зачем ей криптография? Она сама не знала. Но что‑то сделалось с ее головой после того выстрела – некий сдвиг мозга. Всегда люто ненавидящая алгебру, геометрию и другие точные науки, Тамарис вдруг начала испытывать непреодолимую тягу к различного рода шифрам и загадкам. К логическим пазлам, зашифрованным посланиям, в общем, ко всему, что на первый взгляд не очевидно, но в итоге (если поскрипеть шестернями) складывалось в стройную картинку.

Ей это нравилось. И в итоге превратилось в единственное, что отвлекало от грустных мыслей.

Уйти бы от него… Начать все сначала.

Она не заметила, что не читает, а вновь думает о Вальдаре: «Почему человек с идеальной внешностью не может быть идеальным по характеру?»

Или заново привить любовь.

Да. Которая, вроде бы, была вначале – кажется, полгода или около того, – но потом (когда она впервые назвала его учителя «очкариком») незаметно и неотвратимо схлынула.

«Да ну его в задницу».

Тамарис заставила себя вчитаться в мелкий текст:

«Как передать нужную информацию нужному адресату втайне от других? Каждый из читателей в разное время и с разными целями наверняка пытался решить для себя эту практическую задачу (для удобства дальнейших ссылок назовем ее задача „ТП“, т. е. задача Тайной Передачи). Выбрав подходящее решение, он, скорее всего, повторил изобретение одного из способов скрытой передачи информации, которое уже было изобретено в том или ином виде до него…»

Лучше бы она занялась тем, что разгадала бы что‑то важное. Нашла бы таинственную карту, отыскала бы клад, куда‑нибудь съездила и отвлеклась. Не бесцельно, но с миссией.

Мечты.

«Что же является предметом криптографии? Для ответа на этот вопрос вернемся к задаче ТП, чтобы уточнить ситуацию и используемые понятия. Прежде всего заметим, что эта задача возникает только для информации, которая нуждается в защите…»

В последнее время ей до боли не хватало подруги – душевных посиделок, излияний души тому, кто поймет, слов поддержки.

Но Ким после «эксперимента» будто подменили.

Они поначалу общались, да, но как‑то натужно, стянуто. И в знакомых глазах вдруг стал просвечивать упрек: «мол, почему ты меня не отговорила?»

«Я тебя туда не тянула».

Они никогда не обсуждали это вслух. Тамарис стеснялась спросить, как все прошло у Ким – в нее тоже стреляли? Словно гиря висела на языке, словно вшили молнию в губы.

«А если ей попался тот, кто не стрелял, а, например, душил? Или сначала насиловал? Или резал?»

После этой мысли Тами вообще зареклась поднимать тему.

Говорили чаще о пустом – о бытовых делах, погоде, новостях. После перестали звать друг друга в гости, а еще через пару месяцев вдруг стало ясно, что «не звонить» почему‑то приятнее, чем звонить.

И все. Нет больше подруги.

Тами слышала, что Кимберли уехала. Продала квартиру, снялась с места и скрылась в неизвестном направлении – без прощаний и весточки. Может, оно и к лучшему. Зато теперь никто и ничто не напоминало о злополучном «убийстве» или, лучше сказать, «самоубийстве» чужими руками, на которое она подписалась.

Её иногда интересовало, спокойно ли спал после того случая стрелявший в нее мужик?

Но она гнала от себя эти мысли – пустое. Она была дурой, но большей ей не будет.

Осталось что‑то решить с Вальдаром.

Однако если решение само не приходит, она не будет пытаться притянуть его, словно упирающегося осла на веревке. Лучше почитает. Все в нужное время придет само.

Глава 2

(Brand X Music – ReGenesis)

За последние годы он стал отшельником. Все больше пропадал вдали от городов – чаще на природе, прочь от цивилизации. Когда рядом не было других людей, его отпускало: не так сильно давила на плечи плита неполноценности, расправлялась для глубокого дыхания грудь, распрямлялось сознание.

Вот и теперь Рэй стоял на вершине громадного утеса, в метре от его ботинка круто уходящего вниз почти на два километра, – спокойно созерцал низкое и размытое, похожее на перевернутый водопад небо. Внизу, так далеко, что не слышно, текла зеленоватая река; через обрыв по ту сторону горы. Позади них еще никого нет – Уровень закрыт. Возможно, когда‑нибудь здесь встанет высотный из камня и стекла город; возможно, когда‑нибудь к этому самому уступу, куда он потихоньку взбирался, интуитивно вынюхивая дорогу почти два часа, проведут канатную дорогу. Поставят ограждение, лавочки, дальноскопы. И будут здесь сидеть, наблюдая за фотографирующимися на память туристами, романтичные парочки.

Это случится позже. Или не случится никогда.

А пока он один. Как практически всегда за последние три года – да, ребята поначалу обижались, звонили, спрашивали, но однажды он их собрал и все начистоту объяснил. Звонки почти прекратились. Остались те редкие, которые про «как дела/жизнь/здоровье». Но чаще всего его телефон вообще не ловил сигнал, и потому был отключен. Хантера это полностью устраивало – он до сих пор числился в штате, выполнял свою работу отлично, Дрейк был доволен.

Тучи уже добрались до границы реки – скоро хлынет и здесь. Нужно поторопиться назад – Рэй за мгновенье до того, как это произошло, ухватил ощущение надвигающегося паралича – замер для безопасности.

Он научился это делать – предчувствовать. Не заносить ногу в шаге, чтобы не упасть, не брать в руки горячее, чтобы не обжечься, не принимать неудобных поз. Четыре секунды – это долго. За четыре секунды может случиться всякое. Пришлось забыть про альпинизм – автоматически разжимались пальцы. И про вождение, конечно же, тоже, ведь застывшая нога на педали газа – то еще приключение. Жаль, потому что он любил водить.

Хантер отправился назад. Неторопливо, с опытом ежедневных путешествий по пересеченной местности, внимательно выбирал место для каждого шага, использовал для балласта длинную палку.

Возможно, дождь пройдет стороной и утес не заденет. Скорее всего, судя по направлению холодного ветра, так и будет. Но вдруг? Хорошо бы представить Начальнику поскорее отчет, но вечером по возвращению в город его снова накроет, как и всегда. Это, как пульсация: сначала душат бессилие, ярость, обида, гнев. Затем они уступают место пустоте, далее спокойствию. После робкой радости. Радость, как он уже заметил, чаще накатывала на него здесь – в самых дальних уголках мира Уровней, – а вот раздражение возвращалось сразу же, едва он слышал гул машин, людских голосов, окунался в знакомый и некогда привычный быт.