– Ева, – произнес он, точно пробуя мое имя на вкус, и улыбнулся шире. – Какая ты красивая!
– Ты тоже ничего, – сказала я, устраиваясь рядом в позе лотоса.
Мамуля очнулась и принялась улыбаться:
– Доча…
– Она самая, – кивнула я.
– Познакомься, это Максик.
Называть здоровенного мужика Максиком – белая горячка, но, взглянув на его сияющую физиономию, я тут же согласилась: это точно про него.
– И сколько стоит это счастье? – перешла я к насущному, не желая впадать в нирвану. Хотя уже тянуло.
– Доча… – укоризненно произнесла мама, косясь на Максика.
– И все же, мамуля, на какой кредит тебя здесь развели?
– Какой еще кредит? – фыркнула она.
– Это меня как раз и интересует. Если ты тут отираешься несколько дней, значит, тебе впарили абонемент, а денег на него у тебя нет. Надеюсь, ты не взяла абонемент на год?
– Да что ты прицепилась со своим абонементом?! – в сердцах воскликнула мама и добавила: – На месяц я взяла, на месяц!
От сердца малость отлегло. Может, обошлось без кредита? У нас уже было два: на телевизор, который никто не смотрел, и на мамину шубу, которую наверняка уже моль приканчивает.
– Максик одолжил мне денег, – счастливо сообщила мама.
– Под процент одолжил? – сурово осведомилась я.
– Нет, – засмеялся Максик моему предположению, точно забавной шутке. – Мама может вообще эти деньги не отдавать. Не проблема.
– Вы сейчас свою маму имеете в виду? Он доверчиво таращился, а я продолжила: – Мама у нас теперь общая?
– Видишь, что творится? – заговорила мамуля, обращаясь к тренеру. – Я же говорила, ей нужна помощь.
– Будем медитировать? – обрадовалась я.
– Прекрати паясничать! – рявкнула мама, и Максик от неожиданности подпрыгнул.
Мамуля тут же расцвела улыбкой и притихла, а я поднялась и сказала:
– Рада, что у вас все хорошо.
– Доча, тебе требуется помощь…
– Это точно, – кивнула я.
– Первое, что ты должна сделать, освободить свое сознание…
– Пойду освобождать. Всего доброго.
Мама неохотно поднялась.
– Довезешь меня до дома? – спросила она.
– На чем? – Свою машину я продала месяц назад, чтобы расплатиться с самыми насущными долгами, но мама успела забыть об этом.
– Ах да…
– Давайте я вас отвезу, – предложил лучезарный Максик.
– А вам не надо еще немного помедитировать? – удивилась я.
– Не надо, – ответил он. – Мой рабочий день уже закончился.
– Счастье какое, тогда везите.
– Кошмарный характер, – прокомментировала мама. – Ослиное упрямство… Отцовские гены.
– Да, все плохое у меня от папы.
Я направилась к двери, а Максик спросил:
– У тебя неприятности?
– У меня хренова туча неприятностей. Боюсь, не рассосется, даже если сутками освобождать свое сознание.
– Ты разозлилась, что я о Константинове забыла? – вздохнула мама, сворачивая свой коврик. – Ну, извини, увлеклась. Как там старикан, живой?
– Надеюсь.
Очень захотелось сказать маме про картину, не только ей меня радовать, но при Максике делать этого уж точно не стоило. И я спешно покинула зал, а потом и фитнес‑центр, ругаясь сквозь зубы.
До дома я добиралась довольно долго, а, оказавшись возле своего подъезда, на скамейке обнаружила Максика. На сей раз он был не в шортах и носках, а в джинсах и белоснежном пуловере, и я подумала, не хватает только крыльев и нимба над головой.
– Маму я отвез, – сообщил он застенчиво.
– Ты брачный аферист? Или тебе просто жить негде?
– У меня квартира в центре, а твоя мама – хороший человек и нуждается в помощи. Она очень несчастна.
– И что мешает ей быть счастливой? – вздохнула я.
– Отсутствие любви.
– Ну, теперь‑то, как я понимаю, с этим порядок.
Он весело засмеялся.
– Она вовсе не влюблена в меня, как ты, наверное, решила, – вдоволь насмеявшись, заявил он.
– Ага, вы просто родственные души.
– Лучше не скажешь. Не так часто встретишь человека, с которым даже помолчать приятно… Такими людьми надо дорожить.
– Ага. А здесь‑то ты с какой стати устроился?
– Мама беспокоится. Ей кажется, у тебя неприятности.
– Кажется? Передай маме, со вчерашнего дня мало что изменилось.
– Я знаю о ваших трудностях. Мама мне все рассказала. Вы можете на меня рассчитывать.
– В смысле – вместе ограбим банк?
– Это противозаконно. Совершать противозаконные поступки – значит…
– …послать свою карму на фиг, – подхватила я.
– Ну, можно и так сказать, – пожал плечами он. – А что у тебя в пакете?
Должно быть, парень решил сменить тему, но весьма неудачно. При упоминании о пакете меня заметно перекосило.
– Портрет, – ответила я.
– Твой?
– Нет, одного малопривлекательного дяди. Между прочим, его обессмертил Пикассо.
– Типа у тебя в пакете картина Пикассо?
– Типа да.
– Прикольно.
– Не факт. Ладно, маму будем спасать завтра. Я, так и быть, спасусь сама. Всего доброго.
– Рад был познакомиться, – сказал Максик, протягивая мне руку.
– А уж я как рада.
Он аккуратно пожал мою ладонь и зашагал к машине, старенькому «Ленд Крузеру», что притулился на въезде во двор.
– Охренеть, – пробормотала я, подводя итог этого дня.
Полночи я не могла уснуть. Ожидала то звонка от Верки, то появления полиции с ордером на арест.
Вскочила в семь. С трудом дождалась восьми утра и поехала к Константинову. К девяти должна была вернуться Светлана. Если повезет, Верка дом тут же покинет и я наконец избавлюсь от Пикассо.
Еще только свернув в переулок, я поняла: дело плохо. Точнее, я знала это с того момента, когда вчера вечером не смогла попасть в дом. Теперь самые жуткие опасения материализовались в виде сразу трех полицейских машин, стоявших у ворот.
– Пикассо… – простонала я, в том смысле, что меньше трех машин ему уж точно не полагается, и притормозила.
Первым побуждением было идти в дом и сдаваться. Объясню, как все было, позора не избежать, но посадить вроде не должны, раз сама пришла и картину вернула. Хотя… тут же потянуло бежать отсюда со всех ног… Это‑то я могу, а с картиной что делать? Спрятать где‑нибудь, а когда все уляжется, каким‑то образом незаметно вернуть. Подозревать первым делом начнут меня и Светлану Петровну. А тут еще мой поспешный уход вчера…
Я топталась на месте, понимая, что пора решаться. Чертыхнулась и зашагала в супермаркет по соседству. Сунула пакет в ящик для хранения вещей на входе, для вида прошлась по магазину и отправилась к дому Константинова.
Чем ближе я к нему подходила, тем очевиднее становилась вся глупость моего вчерашнего поведения. Надо было дождаться Верку, а потом хоть оглушить ее, тем самым ненадолго избавившись, и вернуть портрет на законное место.
Я уже подходила к калитке, когда услышала голос Светланы Петровны:
– Евочка!
Я повернулась и увидела, что сиделка бегом меня догоняет, развив весьма приличную скорость, и это при больных коленях, на которые она вечно жаловалась.
Комментариев нет