Тут я подумала о Светлане Петровне и схватилась за мобильный. Не отвечала она довольно долго, наконец я услышала ее голос.
– Ева, с тобой все нормально? – испуганно зашептала она.
– Нормально, – вовсе в этом не уверенная, ответила я. – Вас долго вопросами мучили?
– Думала, помру от этих вопросов. И знаешь, так хитро выспрашивают, вопрос пять раз зададут – и все вроде по‑разному. Договоришься до тюрьмы, господи спаси. А стыд‑то какой, Евочка! Бросила больного старика из‑за своих дурацких огурцов. Впервые со мной такое… я же никогда… чтобы я пост оставила… Не иначе как бес попутал! А еще эта Верка. Вот ведь шалава…
– Очень хорошо, что вы ушли, – сказала я. – И Верка, приди не вовремя, могла вместе со стариком погибнуть.
– Это да… Но все равно стыдно. Получается, я этот… долг свой не выполнила. Я вот знаешь, что подумала: а вдруг все подстроено?
– Ограбление?
– Ага. Сменщицу брать не торопились, точно ждали, когда у меня терпение лопнет и я сбегу. Следили за нами, Евочка, вот тебе крест… И в дом полезли, потому что знали: старик‑то один.
– Верка могла приехать в любой момент. Или вы и ее подозреваете?
– Пес знает. Уж очень она плакала, дядю жалела, прямо сердце разрывалось, глядя на нее. Хотя, как есть, шалава. Ветер в башке свищет. Нет, не она это. Ветер свищет, но чтоб человека, да еще родного дядю лихим людям на убийство отдать… Верка вообще‑то девка добрая.
К этому моменту я окончательно запуталась, подозревать Верку или нет. Я с ней встречалась несколько раз, запомнилась она редкой болтушкой, об остальных аспектах Веркиного характера и биографии я знала со слов той же Светланы, которая отличалась крайней непоследовательностью. В зависимости от ситуации наследники были то пройдохами, то чуть ли не мучениками, если учесть скверный нрав старика.
– А вы следователю о своих подозрениях рассказали? – задала вопрос я.
– Ой, да я толком и не помню, что говорила. Можно сказать, находилась в беспамятстве. Теперь страшно, не пришили бы соучастие. Я слышала, как Олег со следователем говорил, мол, старик денег не давал, его содержание наследникам обходилось дорого. У Верки с деньгами напряг, и у Олега не всегда были возможности… Вот, мол, и обходились, как могли.
– Думаете, так и было?
– Кто знает? Старик, когда с ними беседы беседовал, меня из комнаты всегда гнал. Но то, что он прижимистый да вредный, это факт, а против фактов не попрешь.
«Судя по всему, никакие злодеи Светлане не угрожали, а значит, мое недавнее похищение никак с убийством не связано», – подумала я, закончив разговор с сиделкой. Тогда кто хотел меня увезти и с какой целью? В обсуждение этого вопроса охотно включилась подруга.
– Каверин это. Помяни мое слово. А может, Осмолов? Решил, если тебя на суде не будет, дело запросто развалят. – Она испуганно на меня вытаращилась, я махнула рукой.
– Там томов сорок дела и пол‑Китая обманутых вкладчиков, чего тут разваливать? Если Осмолов решит оторвать мне голову, то лишь на почве глубокой личной неприязни.
– И что? От этого легче?
– Нет, конечно. Ладно, я пошла.
К тому моменту волнения дня меня уже доконали, хотелось покоя и одиночества.
– Куда? – не поняла Олеська.
– Домой, естественно.
– Ты спятила?! – заголосила подруга. – Ее белым днем хватают на улице, а она домой!
– Здесь оставаться тоже опасно. Еще и тебя подставлю.
– Идем к Кирюхе. У него точно искать не будут. Он тебе кто? Никто. Вот и отсидишься. Я тебе соберу самое необходимое.
Олеська стала искать ночнушку и зубную щетку, а я тосковала на диване, толком не зная, как поступить. Ситуация попеременно виделась то безнадежной, то умеренно оптимистичной.
Наконец сумка была собрана, и мы поехали к бывшему.
Кирюха, открыв дверь, посмотрел на нас с явным неудовольствием.
– Чего притащились? – спросил он, препятствуя нашему проникновению в квартиру.
– Еве надо где‑то отсидеться. Понял?
– Опять?! – возмутился Кирюха.
– Не опять, а снова, – отрезала Олеська, он чертыхнулся.
– Почему у меня‑то?
– А где? На тебя никто не подумает. Ева, не молчи! – Подруга толкнула меня локтем в бок.
– Короче, Кирюха, дело правда стремное…
– А у тебя других нет, – съязвил он и перешел на шепот. – Между прочим, у меня девушка.
Если он думал этим нас остановить, то зря надеялся.
– Здесь? – спросила она и, решительно подвинув Кирюху, шагнула в квартиру. – Хотелось бы познакомиться.
– Зачем? – зашипел бывший и заметался между мной и Олеськой, в конце концов махнул рукой, затащил меня в квартиру, запер дверь и крикнул: – Оля, у нас гости!
Из комнаты появилась девица с синими волосами. Бровь, нос, губу и щеку украшали серебряные кольца. Кожаная юбка в обтяжку и бесформенная футболка, наряд завершал дурацкий капроновый бант на затылке, который успел сбиться на одну сторону.
Олеська, судя по ее физиономии, осталась довольна – девица укладывалась в определение «тихий ужас».
– Кирюху надо спасать, – заявила подружка вместо «здравствуйте», а Синяя спросила с вызовом:
– Это кто?
– Я его жена. Бывшая, – мстительно сообщила подруга. – А это невеста, тоже бывшая. А вы по вызову работаете? Страшилки на дом?
– Блин, Олеська, заткнись! – рявкнул Кирюха, но впечатление, как всегда, не произвел.
Девушка, окинув нас взглядом, сказала:
– Пока. Я позвоню, – и удалилась ввиду явного перевеса сил.
Кирюха вздохнул, закрывая за ней дверь, но в этом вздохе чувствовалось облегчение.
– На фига лезть в мою личную жизнь? – вопросил он.
Олеська отмахнулась.
– Радуйся, что эта пародия на семейку Адамс ушла. У нее, поди, в пупке еще кило железа, а под юбкой граната подвешена.
– Почему граната? – не понял Кирюха, я, кстати, тоже не поняла.
– От таких только и жди пакостей. В общем, Ева поживет у тебя, – сменила она тему. – Сколько, пока не ясно, но с девицами придется повременить.
В гробовом молчании мы устроились в кухне пить чай, на этом настояла Олеська. Чаю никому не хотелось, Кирюха, вздохнув, достал из холодильника три бутылки пива и поставил на стол.
– Рассказывайте, в какое дерьмо Ева опять вляпалась.
«Точнее не скажешь», – мысленно согласилась я. Именно в дерьмо, именно вляпалась. Господи, ну какого лешего я побежала стекло менять?! Могла бы в следующий свой приход сообщить Олегу, что стекло куда‑то делось, хрен бы кто вспомнил, когда и куда.
Подруга взглянула на меня с немым вопросом, вновь повторять свой рассказ не хотелось, но и сказать что‑то было надо. Я приняла Соломоново решение: красочно живописала нападение, но промолчала о портрете.
– Поменьше бы лезла в чужие разборки, – заявил Кирюха, приканчивая свою бутылку. – Самой спокойно не живется, и другим не даешь.
Комментариев нет