Предшественница

Я чувствую себя героиней фильма. В доме, построенном и обставленном с таким вкусом, я начинаю двигаться изящнее, обдумываю каждую позу, как можно эффектнее вписываюсь в интерьер. Меня, разумеется, никто не видит, но сам дом словно становится моим зрителем, заполняя пустоты тихой, кинематографической музыкой из автоматического плейлиста «Домовладельца».

Ваша заявка одобрена. Это все, что говорилось в письме. Я сделала дурные выводы из того обстоятельства, что собеседование оказалось таким коротким, однако Эдвард Монкфорд, похоже, во всем стремится к краткости. И я уверена, что не выдумала этот полутон, это легкое напряжение, свидетельствующее об ответном влечении. Что ж, он знает, где меня найти, думаю я. Само ожидание кажется напряженным, чувственным, некоей беззвучной прелюдией.

И еще цветы. В день, когда я въехала, на пороге лежал большой букет лилий, обернутых пленкой. Записки не было; непонятно, одаривает ли он так всех новых жильцов или это – особый жест в мой адрес. На всякий случай я отправила ему письмо с благодарностью.

Два дня спустя прибыл второй, точно такой же букет. Через неделю – третий, лилии в том же порядке, оставленные на том же самом месте у входной двери. Каждый угол Дома один по Фолгейт‑стрит наполнен их густым ароматом. Но это уже немного чересчур.

Когда появляется четвертый букет, я решаю, что хорошенького понемножку. На пленке напечатано название цветочного магазина. Я звоню туда и спрашиваю, нельзя ли заказать что‑нибудь другое.

Женщина на том конце провода озадаченно отвечает:

– Нам не поступал заказ на ваш адрес.

– От Эдварда Монкфорда? Или «Монкфорд партнершип»?

– Ничего похожего. В ваш район мы вообще цветов не отправляли. Мы находимся в Хаммерсмите и так далеко на север города не доставляем.

– Понятно, – недоумевая, говорю я. На следующий день прибывает очередной букет. Я беру его, намереваясь выбросить в мусорное ведро.

И тут я вижу карточку – впервые за все это время, – на которой написано:

Я всегда буду любить тебя, Эмма. Доброй ночи, дорогая.

Тогда: Эмма

Все чудесно, наши ожидания оправдались. Точнее, мои ожидания. Саймон вроде бы смирился, но я вижу, что ему не все по душе. Или же ему претит чувствовать себя обязанным архитектору за то, что тот позволил нам жить здесь, не переплачивая.

Однако даже Саймона впечатлила душевая лейка: она размером с тарелку и включается сама по себе, когда открываешь дверь кабинки, кабинка узнает нас по водонепроницаемым браслетам, которые нам выдали, и сразу выставляет нужную температуру воды. Нашим первым утром мы просыпаемся от медленно загорающегося света – электронная заря, шума с улицы не слышно за толстыми стенами и стеклом, – и я понимаю, что уже много лет так хорошо не спала.

Переезд почти не занял времени: в доме и так много хороших вещей, так что наши пожитки просто отправились в камеру хранения, к Коллекции.

Иногда я сижу на лестнице с чашкой кофе, подтянув колени к груди, и наслаждаюсь красотой вокруг. Смотри, кофе не пролей, завидев меня, восклицает Саймон. Это наша дежурная шутка. Наверное. Ведь именно пролитый кофе обеспечил нам этот дом.

О том, как Монкфорд назвал Саймона козлом – а Саймон не ответил, – мы не вспоминаем.

Довольна? спрашивает Сай, садясь рядом со мной на лестнице.

Довольна, соглашаюсь. Но‑о‑о‑о…

Хочешь съехать, говорит он. Надоело уже. Я так и знал.

На следующей неделе у меня день рождения.

Правда, малыш? Я как‑то забыл. Само собой, он шутит. Для Дней святого Валентина и моих дней рождения Саймон всегда расстарается.

Может, пригласим кого‑нибудь?

Вечеринку хочешь устроить?

Я киваю. В субботу.

Саймон обеспокоен. А нам разве можно устраивать вечеринки?

А мы тихо. Не как в прошлый раз.

В прошлый раз, когда мы гуляли, местный совет пожаловался в службу по контролю за уровнем шума.

Ну ладно, неуверенно говорит Саймон. В субботу так в субботу.

В субботу к девяти вечера дом уже полон гостей. Я зажгла свечи на лестнице и в саду, приглушила свет. Поначалу я волновалась: программа не предусматривает режима «праздник», но я сверилась с перечнем правил, и запрета на вечеринки там нет. Может, его просто забыли внести, однако перечень есть перечень.

Само собой, друзья обалдели от дома, но вовсю шутят по поводу того, куда делась мебель и почему мы еще не распаковали вещи. Саймон в своей стихии – обожает, чтобы ему завидовали, чтобы у него были самые лучшие часы, самые новые приложения, самый модный телефон, а теперь вот он живет в самом лучшем доме. Он на глазах приспосабливается к этой новой версии себя, гордо демонстрирует плиту на кухне, автоматические замки на двери, розетки – три тонкие щелочки в стене, – и ящики для белья под кроватью, с мужской стороны одни, с женской другие.

Я думала пригласить Эдварда Монкфорда, но Саймон меня отговорил. Сейчас, когда по дому разносится «Can’t Get You Out of My Head» Кайли, я понимаю, что Саймон был прав: Монкфорду были бы отвратительны шум, суматоха и танцы. Он, наверное, тут же придумал бы новый запрет и выгнал гостей вон. Я представляю на мгновение, как хозяин является незваным, выключает музыку и велит всем убираться, – и мне становится хорошо. Глупо, это ведь вечеринка в мою честь.

Мимо проходит Саймон с бутылками в руках, целует меня и говорит: чудесно выглядишь, именинница. Это что, новое платье?

Ему сто лет в обед, вру я. Он снова меня целует. Уединитесь уже где‑нибудь, перекрикивает музыку Сол, и Аманда утягивает его в гущу танцующих.

Море выпивки, немного дури, музыка и крики. Гости высыпают в сад покурить, и на них кричат соседи. Но к трем ночи народ начинает рассасываться. Сол минут двадцать уговаривает нас с Саймоном пойти в клуб, но я, хоть и вынюхала две дорожки кокаина, валюсь с ног, а Саймон говорит, что слишком пьян, и в конце концов Аманда уводит Сола домой.

Пошли спать, Эм, говорит Саймон, когда они уходят.

Сейчас, говорю я. Я устала так, что не могу двинуться с места.

Пахнешь роскошно, роскошно, говорит Саймон и трется носом о мою шею. Пошли спать.

Сай… нерешительно говорю я.

Что?

Мне сегодня не до секса. Прости.

Секса у нас не было с самого ограбления. И мы толком об этом не говорили. Как‑то не пришлось.

Ты же сказала, что здесь у нас все будет иначе, мягко произносит Саймон.

И будет, говорю я. Попозже.

Конечно, отвечает Саймон. Нам спешить некуда, Эм. Совсем.

Потом, когда мы лежим в темноте, он тихо говорит: помнишь, как мы отметились в том отеле, в Бельфоре?