Грудная клетка, когда Лин подтащила табурет к телевизору и забралась на него, болела так, будто ночью по ней проехался каток — стотонный такой каток, — увесистый и беспощадный.
«Наверное, ребро все-таки треснуло».
О себе теперь почему-то думалось бездушно, как об оболочке. Не хотелось ни смотреть в зеркало, ни вообще представлять, что когда-то Белинда нормально выглядела.
Еще вчера. Вчера утром, когда у нее болтались по плечам волосы, под глазами не синели фингалы, а вдыхать можно было, не корчась от боли.
Какая страшная ночь… Поганая. Самая жуткая ночь в ее жизни.
Но все уже позади — как-то, когда-то оно переживется.
Когда пальцы нащупали спрятанные за телевизором банкноты, настроение, как птица с перебитым крылом, чуть взлетело, но тут же рухнуло вниз — вчера в рюкзаке лежала пачка денег. А сегодня осталась лишь одна заначка. Жалкая, как сама Лин.
Дура ты. Нужно было ехать в другой город, мотать отсюда, как можно скорее. На что ты надеялась? На удачу? Какая, в жопу, удача может быть у идиота?
Подселенец «включился», продрал глаза и ожил.
Жаль, что он не умер, не получил носком ботинка Джордана по виску; внутренний монолог Белинда не слушала. Ей срочно требовалось уехать отсюда — из ненавистного места, от ночных кошмаров, оттуда, где не приключилось ничего, кроме очередного несчастья.
На вокзал. На первый автобус. И срать она хотела на жителей Ринт-Крука, на матерящегося при виде пятен на ковре администратора, на пропитанные так и не узнанной ей историей достопримечательности хмурых холмов.
Дождь продолжался почти сутки. То принимался стучать по вычищенному уже до блеска асфальту, по черным тротуарам, по утопленным в лужах хвойным иглам, то вдруг уставал и брал передышку, и тогда в воздухе висела похожая на распластавшееся у земли облако плотная морось, в которой от изобилия влаги становилось трудно дышать.
За последние двенадцать часов дождь достал Лин до колик. Сырая кофта, сырые штаны, сырой рюкзак — ей казалось, что она медленно превращается из человека в земноводное: еще чуть-чуть, и на шее раскроются жабры.
Здание вокзала пустовало как снаружи, так и внутри. Узкие и вытянутые окна, ряд белых металлических кресел с испещренными, как дуршлаг, сиденьями; пыльное табло-вертушка на дальней стене не работало — на нем застыло число трехнедельной давности. Исправно тикали, впрочем, круглые, подвешенные справа от табло часы — стрелки на них показывали немного за полдень.
Касс нашлось три, но работала только одна; Белинда, чавкая мокрыми носками в кроссовках, подошла к пластиковому оконцу, оканчивающемуся облупленным поддоном для денег, бросила рюкзак у ног и порылась в карманах. На нее из-за прозрачной перегородки взглянула коротающая время за чтением журнала кассирша.
— День добрый. Куда едем?
Спросила равнодушно, но как-то едко, отчего Лин вдруг ощутила себя жертвой городка, из которого еще никто и никогда не уезжал, — психоделическое ощущение дешевого триллера.
— Добрый. Во сколько и в каком направлении отходит ближайший автобус?
— Ближайший? В два, до Пембертона.
Нет, обратно к Килли однозначно не хотелось. Даже если они никогда не столкнуться вновь на знакомых улицах, Лин ежеминутно будет ждать взгляда в спину.
Вдруг она встретит общих знакомых, и ему доложат? Лучше не рисковать.
— А другие автобусы? Куда?
Тетка в сером жакете и дешевыми стекляшками в ушах продолжала смотреть в журнал — видимо, нехитрое расписание держала в голове. Отозвалась монотонно, как выдавший заложенную в мозговой процессор фразу робот:
— В пятнадцать тридцать автобус на Касл-Эдинг, в шестнадцать двадцать на Ротсборо, в семнадцать ноль пять на…
— Доринг?
Произнесли они одновременно, и невидимая шерсть Белинды вновь встала дыбом.
«Четыре пути, и каждый из них заканчивается твоей смертью», — всплыл в голове голос призрачной Миры — той самой Миры, которую, как Белинда убедила себя, направляясь обратно в отель, никогда не существовало.
«Если поедет в Доринг, там наткнется на завсегдатаев из бара „Трур“,… пырнут ножом… — фатальный исход».
Фатальный исход. Фатальный исход. Фатальный исход.
Мысль кружила, как черная ворона над будущей могилой, и Белинда хрипло спросила:
— А там есть бар «Трур»?
Кассирша оторвала взгляд от глянцевых страниц.
Скажи, что нету. Скажи, что не знаешь, скажи…
— Есть, — в прозрачных кубиках-сережках преломлялись, исторгая на поверхности разноцветные искры, лучи от боковой лампы-стержня. — Есть. И «Трур», и «У Эдди», и «Три оленя». Туда все наши ездят напиваться. Здесь-то алкоголь купить негде — закон местного управляющего.
Лин едва могла нормально дышать — сердце глухо хлопало пульсом, как калитка на сквозняке.
— А еще куда-нибудь есть автобусы? Чтобы не туда… куда вы уже сказали.
Не могла эта галлюцинация на мосту оказаться настолько… правой. Не могла знать, что Белинда захочет уехать и купит билет в один из этих незнакомых городков. Или снова Пембертон.
«Не выбирай месть. Мстящий всегда умирает сам… Ты лучше этого…»
— Должны быть направления еще…
— Я все вам перечислила, девушка. Все. Ринт-Крук маленький, сюда приходит всего четыре автобуса в сутки. Если куда еще, то только пешком или на такси.
Рябью на поверхности болота колыхнулась надежда.
— А куда-то можно дойти пешком? — ты не дойдешь. — Или на такси? Куда можно на такси? Есть ли где-то ближайшие деревеньки?
Только бы не сбылось пророчество. Если Лин направится не в Доринг, Касл-Эдинг, Ротсборо или Пембертон, а сначала в какой-нибудь сраный поселок «Гнилой угол», то сказанное Мирой не сбудется. Наверное. Не должно. Ведь не должно?
— На такси вы доедете туда же — ближайших населенных пунктов, кроме перечисленных, нет. А вам мало?
— А пешком?
Взметнувшаяся ввысь надежда медленно угасала среди зловонных газов все того же болота.
— Пешком только лес вокруг. И холмы. Так билет вы будете брать или нет?
Белинда невнятно промычала, мотнула головой и отошла от кассы.
Не должно быть так, не должно. Кто бы ни вел с ней диалог на мосту — призраки или собственные галлюцинации, — они знали обо всем наперед.
«Не в Пембертон… Не выбирай месть. Четыре пути — четыре беды…»
И вновь знакомый пейзаж — тот же самый, на который она смотрела вчера, сойдя с автобуса: поросшие буйной хвойной гривой холмы, мелкий городишко, единственная, ведущая за поворот от парковки улица…
Что за напасть?
Шагая к вокзалу, Белинда была уверена, что уже через час — максимум через два — она снова будет сидеть в автобусе, чтобы прочь, чтобы вновь дороги, чтобы неизвестность. Но стоило кассирше озвучить названия тех же самых населенных пунктов, что и женщина-призрак на мосту, как всякая уверенность в правильности принятого решения рухнула. Проклятье. Над Лин как будто нависло проклятье.
Комментариев нет