– Где ты ее нашел? – спросила я.
– Должно быть, в свое время дядя Эммет спрятал коробку под застреху хлопкового сарая – в тот самый угол, который разворотил упавший кипарис. Думаю, он ее именно спрятал, и спрятал неплохо, поскольку с тех пор, как дядя умер, она ни разу мне не попадалась. Я был бы очень признателен, если бы ты ее разобрала и переписала все, что там лежит. Я дам тебе несколько пластиковых пакетиков, чтобы ты могла разложить по ним детали. – Он слегка пожал плечами. – Возможно, дядя Эммет был прав и там действительно найдется что‑то, что может мне пригодиться, но пока эти железки свалены в одну кучу, там просто невозможно ничего найти.
И Томми засунул руки в передние карманы джинсов, как он делал всегда, когда его что‑то беспокоило, но ему не хотелось этого показывать. Первым моим побуждением было сказать ему – нет, я не собираюсь этим заниматься, и единственное, чего мне по‑настоящему хочется, это сесть вместе с Кло на ближайший рейс до Калифорнии и улететь отсюда как можно скорее, лишь бы не видеть мать и не злиться на женщину, которой она когда‑то была. Это, без сомнения, был самый очевидный, самый легкий и самый простой путь, но в том, как старательно Томми пытался не смотреть на меня, было столько затаенной надежды, что мне не хватило мужества принять это решение. Как сказал Трипп, «ты бросила и его тоже».
– Да, конечно, – услышала я свой собственный голос, который звучал просто на удивление приветливо и дружелюбно. – Давай сюда свои пакетики, я все сделаю, а Кло мне поможет. Правда, Кло?.. Сейчас нам все равно нечем заняться, и мы… – Я не договорила, увидев две фигуры, которые двигались к нам от дома. Это были Трипп и еще один мужчина лет пятидесяти на вид – коренастый, грузный, одышливый. Одет он был в полицейскую форму и «стетсон» с такими широкими полями, что во время дождя на его выпирающий живот, несомненно, не попадало ни одной капли.
Когда полицейский приблизился, я разглядела молочно‑белую, казавшуюся прозрачной кожу, почти сплошь покрытую веснушками размером чуть меньше чайного блюдечка. На нем были солнечные очки‑«капельки», но я догадывалась, что глаза у него светло‑голубые, а волосы под шляпой – светлые, как пух на утенке. Человеку с такой кожей и с такими волосами, несомненно, приходилось несладко на миссисипском солнце. Да и на любом солнце, наверное… Нет, этот человек не был альбиносом, но я все равно подумала, что ему было бы лучше поселиться где‑нибудь на севере.
Трипп и Томми кивнули друг другу в знак приветствия, а я скорее почувствовала, чем увидела, что Кло невольно пятится, стараясь оказаться как можно дальше от моего бывшего одноклассника. Похоже, вчера Трипп ее изрядно напугал, хотя, возможно, дело было не только в этом.
Обернувшись, чтобы как‑то подбодрить девочку, я увидела, что Кэрол‑Линн ведет Кло к садовой калитке. На ходу обе оживленно размахивали руками, словно младенцы, увлеченно играющие в песочнице. Их босые ноги глубоко увязали во влажной глине и издавали громкий чавкающий звук. Интересно, подумалось мне, как моя мать относится к запустению, воцарившемуся в саду после смерти Бутси? Я не исключала, что картина хаоса, которая открывалась ее взгляду по десятку раз в день, каждый раз повергала ее в шок, словно увиденная впервые. Впору было ее пожалеть: ужасаться засилью сорняков и буйству трав, заполонивших грядки и клумбы, по несколько раз на дню – это, пожалуй, было уже чересчур. Впрочем, я тут же подумала, что не знаю, насколько далеко зашел материн Альцгеймер. Если она не помнит того, что было утром, – это одно, но, быть может, Кэрол‑Линн давно забыла, чей это сад, каким он был когда‑то и каким должен быть. В этом последнем случае она, пожалуй, не так уж страдает.
Увы, провожая ее взглядом, я заметила, как мать задержалась перед садовой калиткой, и ее рука взметнулась к губам. Так бывало всегда, когда она была чем‑то глубоко расстроена. Это была одна из немногих ее привычек, которая по какой‑то причине задержалась у меня в памяти. Значит, что‑то она помнит… И, не в силах и дальше наблюдать за матерью, я снова повернулась к Триппу и шерифу.
– Познакомься, Вив, – представил меня Трипп, – это шериф Донни Адамс. Он в наших краях недавно, поэтому тебе придется вкратце поделиться с ним своей семейной историей.
Шериф галантно снял шляпу, и я поняла, что немного ошиблась насчет цвета его волос. Он был совершенно лыс, и кожа на голове казалась еще более светлой, чем на лице. Выставив вперед мясистую ладонь, шериф вежливо пожал мне руку.
– Не такой уж я новичок, – произнес он довольно приятным баритоном. – Я родом из Леланда – это совсем недалеко отсюда, да и здесь я шерифствую уже больше пяти лет. Право, немного странно, что до сих пор мне не приходилось с вами сталкиваться.
– Но ведь я… меня тут не… – Я замолчала. Пульсирующая боль в голове возобновилась, мешая мне составлять слова в предложения.
– Вивьен только недавно вернулась. Последние девять лет она жила в Калифорнии, – «перевел» Трипп мой бессвязный лепет.
Шериф кивнул и снова надел шляпу.
– Понятно.
Как раз в этот момент зазвонил мобильник Триппа, и он отошел в сторону, чтобы ответить на вызов. Шериф Адамс словно этого и ждал. Достав блокнот и вынув из нагрудного кармана карандаш, он повернулся ко мне. Я заметила, что конец карандаша был замусолен и изгрызен, словно над ним потрудилась целая бобровая семейка.
– Итак, – протянул шериф, – у меня к вам несколько вопросов, мэм. Позвольте мне начать с главного: вы знаете, кто мог быть похоронен под упавшим деревом? Может, какие‑то догадки или семейные легенды?.. – Он метнул быстрый взгляд в сторону Триппа. – Поверьте, я расспрашиваю вас о ваших семейных преданиях не из праздного любопытства. Похоже, этот скелет старше вас на несколько десятилетий. Возможно, кто‑то из ваших близких хотя бы упоминал о… о чем‑то подобном?
– О чем? О трупе, закопанном на нашем заднем дворе?
– Нет, мэм. О пропавшем родственнике или знакомом. О том, кто уехал и не вернулся.
Прежде чем ответить, я долго смотрела на шерифа. Моя мигрень разыгралась не на шутку, и я с трудом могла сосредоточиться на его словах. Наконец я покачала головой.
– Нет, сэр, ничего такого я не припоминаю. Никто из моих предков не пропадал… и, по‑моему, это маловероятно. У членов нашей семьи есть такая странная особенность: как бы далеко мы ни уезжали, мы всегда возвращаемся сюда, в Миссисипи, в Индиэн Маунд. Возможно, моя мать что‑то знает, но она… – Я замолчала, не зная, как лучше закончить предложение. Откровенно говоря, я довольно смутно представляла, что́ может знать Кэрол‑Линн, а главное – что́ она способна вспомнить. Мне она за всю жизнь не сказала ничего более значимого, чем «Пока, детка».
Комментариев нет