Потом сообразил, что вряд ли кто с дивидиплеером сюда провалился, а тут небось одни патефоны были. Вот и слушают то, что есть. Тут еще круглых черных тарелок радиоточек ждешь, но пока на глаза не попадались.
Был у меня когда-то патефон, я его на даче на чердаке нашел, когда еще совсем сопляком был. Копался в старом, пыльном хламе – и вытащил. Патефон и квадратный черный чемоданчик с удивительно тяжелыми, толстыми и одновременно хрупкими пластинками с красными и синими бумажными «яблоками» в середине, которые крутились очень быстро и у которых на каждой стороне было записано по две песни, звучавших словно с того света. Но мне этот агрегат с пружинным приводом очень нравился, и я с удовольствием слушал «Утомленное солнце», «Брызги шампанского» и «Гоп со смыком».
Затрещал двигатель, мимо прокатил мотоцикл с коляской, за рулем которого сидел человек в танковом шлеме и в зеленой плащ-палатке. В коляске, против ожиданий, пулеметчика не было, а лежал большой мешок, на котором мне удалось разглядеть надпись «Сахар». Ага, добыл где-то. Тоже молодец.
Из шашлычной «Телави», когда я проходил мимо нее, потянуло вкусно и так остро, что я слюну сглотнул, перехватив любопытствующий взгляд толстяка кавказской наружности, стоящего на крыльце со сложенными на груди толстыми руками. Я лишь ускорился, успев с сожалением вспомнить, что у меня в кармане только талоны на бесплатное питание, а уж они наверняка шашлычного человека не заинтересуют. Почему-то я в этом уверен.
Бочаров не соврал – идти оказалось недалеко. Вскоре я увидел высокий забор, в нем – серьезные зеленые ворота с красными звездами, выглядевшие непривычно ухоженными на фоне всеобщего запустения, а забор превратился затем в стену дома с высоким крыльцом.
«Горсвет». И все, никакой расшифровки, вроде как у ропперов, или как там назвал тружеников по приему поселенцев рыжий сержант. Скромно, но со вкусом.
Вестибюль с дежурным в мощной клетке был просторным, из бывшего приемного зала почтамта переделанным. Колонны с барельефами вверху, на стене мозаика – вдохновенный горняк демонстрирует свой отбойный молоток восхищенной колхознице. И все это на фоне трактора и спелой нивы. Как на это поле попал шахтер, я так и не понял. Докопался, наверное, снизу. И деву напугал: вид у нее и правда какой-то неуместно экзальтированный.
В отличие от пустынного вестибюля РОПП, здесь было шумно и суетно. Сновали туда-сюда люди, кто-то громко говорил в коридоре, где-то звонили телефоны. На меня внимания никто не обращал – лишь дежурный, пропуская меня через клетку-шлюз, уже привычно направил мне в глаза фонарь-переноску, забрал у меня бумажку, прочитал ее внимательно, а затем вернул, сказав бесцветным голосом:
– Отдел кадров напротив, туда пропуск не нужен, – и указал рукой на дверь у меня за спиной.
Действительно, там была обитая дерматином дверь с требуемой табличкой. «Горсвет, Отдел кадров. Зам. н. ОК Березаев Павел Демьянович». Стучать в такую дверь было бесполезно – все равно не услышат, так что я ее просто потянул на себя и вошел.
Отдел был представлен одним-единственным человеком – седым и лысоватым дядьком годам к шестидесяти, росту такого, что его едва было видно из-за стола, одетого, к моему удивлению, в костюм, хоть и без галстука, однако сорочка была застегнута под самое горло, до верхней пуговички. А сам костюм был столь удивительного цвета, что я заподозрил: что портной украл сукно для его пошива с бильярдного стола.
Дядек был не лишен чувства юмора – на стене висел плакат с надписью, гласившей: «Приходи редко, проси мало, уходи быстро». При этом непохоже, что он был работой перегружен.
– Садись, – сказал дядек, после того как мы обменялись приветствиями, и указал на неудобный, как «кресло грешников», стул с прямой спинкой и бурым дерматиновым сиденьем системы «але, геморрой».
Точно, на таком не засидишься – уйдешь быстро и просить ничего не захочешь. Это я осознал сразу, едва усевшись.
– Давай направление, – сказал он, протягивая руку с вытатуированным на тыльной стороне ладони якорем.
Читал он его недолго, хмыкнул пару раз каким-то своим мыслям, затем аккуратно подшил в папку, которую, не вставая, извлек из шкафа. Затем сунул мне ротапринтную анкету на трех листах, спросив попутно:
– Чернильницей пользоваться умеешь или карандашик дать?
– Лучше карандашик, – честно ответил я.
– Держи, только очинен худо, – сказал Березаев, прокатив по столешнице простой карандаш, действительно заточенный кое-как, словно топором. – Документов-то никаких небось?
– Откуда?! – чуть преувеличенно удивился я. – Во двор на минутку вышел.
– А где тебя закрыло?
– В сарайчике.
– А я в подвал за огурцами полез на даче. Новый год справляли. То-то, думаю, гости удивились, куда хозяин пропал, – вздохнул дядек. – А жена так в особенности – решила небось, что к любовнице сдернул.
– А давно было, Пал Демьяныч? – вежливо поинтересовался я.
– Да девять лет уже как. Ты пиши анкету – времени мало, мне тебе документы выписывать, а потом бухгалтерия, замбой – в общем, хватает дел.
Анкета оказалась хоть и длинной, но простенькой, касалась больше бывших мест работы да полезных навыков. Березаев, почитав ее бегло, отчеркнул красным карандашом пункты про срочную службу, военную кафедру, охоту и рыбалку, чуть подняв брови, обвел в яркий овал мою запись о долгом стаже за рулем мотоцикла. Даже спросил:
– Мотоцикл точно водишь?
– Точно вожу. А что?
– Да мало кто умеет у нас, – сказал он, опуская глаза в анкету. – Мы же не французы сюда ссыпаемся, климат сам знаешь какой – вот и получается, что мотоциклов тут много вроде как, а мотоциклистов мало. Учим, естественно, но все равно это уметь надо.
– Ну… могу, если надо, – пожал я плечами. – Только у вас тут что за климат?
– Обычный. Но с коляской и зимой гоняем. Как в войну ездили, так и у нас ездят.
Я немного опешил, но потом вспомнил, что вроде как в той же хронике мотоциклисты круглый год катались. Да и что это за транспорт на войне, если он сезонный?
– А у вас тут что, «цюндапы» какие-нибудь трофейные? – заинтересовался я.
– «Харлеи», нас на снабжение с ленд-лизовского склада поставили, так что иного не полагается, – сказал Пал Демьяныч, отодвигая анкету в сторону. – Претендуешь?
– С коляской?
– С ней самой, – подтвердил тот. – И с приводом на коляску.
– Я с коляской не ездил, – чуть растерялся я.
– Поездишь, – резонно возразил Березаев. – У нас тут и без коляски поначалу никто не ездил, а вот пожалста. Привыкнешь. Плащ тебе дадим трофейный, кожаный, от самокатчика немецкого, – все девки твои будут.
Комментариев нет