Обслуживали нас корректно. Москва, конечно, не Питер. И не толерантный Париж или Лондон, где кваzи – как грязи. Но и у нас с топорами за кваzи никто не гоняется.
Я заказал пирожки с мясом и горячий бульон. Михаил – картофельные и капустные пирожки, после чего поинтересовался:
– Там точно не будет животных белков?
– Жарим на растительном масле, – ответила жующая жвачку молоденькая «пиратка» – официантка с затейливым пирсингом на щеке: сотней, не меньше, крошечных светодиодов. Когда девушка говорила, светодиоды вспыхивали, рисуя абстрактные узоры. – Кваzи их любят.
– Бери‑бери. Разве что червячок в капусте попадётся, – сказал я.
– Червячка я как‑нибудь переживу, – ответил Михаил.
Официантка возмущённо посмотрела на меня:
– Нет у нас червячков в капусте.
Светодиоды на её щеке окрасились красным и запульсировали.
– Я шучу, – извинился я. – Шикарный пирсинг.
– Спасибо. – Она снова посмотрела на Михаила. Щека окрасилась зелёным и розовым. – Возьмите овощной взвар. Очень вкусно. Даже не вегетарианцы берут.
Михаил взял.
Сейчас мы съели по первому пирожку, Михаил одобрительно кивнул, я размышлял, будет ли уместно выпить пива. Решил, что всё‑таки нет, но пообещал себе взять реванш вечером.
– Это хорошее место, да? – спросил Михаил, оглядывая зал. Дети галдели, родители ели. Большинство взрослых пили пиво. Оно тут очень неплохое.
– Для родителей с детьми – идеальное, если ты об этом, – сказал я.
– Спасибо. Да, я об этом. – Михаил помолчал, вращая пальцами стакан на столе. – Мне довольно трудно быть отцом живому ребёнку, Денис. Те вещи, которые вы, живые, понимаете интуитивно, мне приходится постигать логически.
– А у тебя своих не было? – спросил я.
– Был сын, была дочь, – коротко ответил Михаил, и я понял, что их уже нет. – Но очень давно. Мне и дедушкой‑то быть поздно.
– Тебе в земле пора лежать, – очень невежливо сказал я.
– Ну да. Однако мир изменился… Так вот, спасибо. Мне порой трудно понять, что ребёнку хорошо, а что – нет… У тебя ведь был сын?
– Да. Погиб в самом начале…
– Соболезную.
Я кивнул. За его словами не могло быть настоящих чувств, и Михаил знал, что я это знаю, но он всё же счёл нужным это сказать…
– Ровесник Найда, – сказал я. – Был бы ровесник. Только он в Ольгу пошёл, в жену… совсем светленький. Ему и года не исполнилось… А зачем ты изображаешь из себя отца мальчику? Ты ведь его не любишь. Нет, я понимаю, ты его спас во время катастрофы. Но потом? Почему не передал в человеческую семью на усыновление?
Михаил ответил не сразу.
– Кто такой хороший полицейский, Денис?
Я пожал плечами.
– Ну я, например.
– А без шуток?
– Ну, есть основные принципы, – сказал я. – Защищать людей. Не брать взяток. Руки с мылом мыть перед едой.
Михаил кивнул:
– Тоже годится. Но основное – справедливость. Хороший полицейский не может предотвратить все преступления и исправить все ошибки. Но он должен добиваться того, чтобы справедливость восторжествовала. Хотя бы в том, что зависит от него.
– Допустим, – сказал я. – Ты хороший полицейский, надеюсь, что и я тоже. А при чём тут мальчик Найд?
– Справедливость заключается в том, – рассудительно, будто ребёнку, объяснил Михаил, – чтобы я был ему отцом. Насколько могу – хорошим отцом. И то, что я не могу по‑настоящему его любить, ничего не меняет, поскольку я должен стремиться к справедливости.
Я посмотрел на него и покачал головой:
– Жаль, Михаил, что ты не человек. Мы бы могли подружиться.
– А мы и так уже подружились, – ответил кваzи.
Я засмеялся и глотнул бульона.
– Нет, извини. Ты мой напарник, так сложилось. Ты хороший полицейский, я хороший полицейский, и это накладывает свой отпечаток. Но мы не друзья и никогда ими не станем. Точно так же, как ты не можешь стать Найду настоящим отцом.
Михаил задумался.
– Это неправильно. Найд считает меня отцом. А ты можешь считать меня другом. В чём разница, если я веду себя как хороший отец и хороший друг?
Я почесал затылок, вздохнул.
– Блин, хороший вопрос, как бы тебе ответить…
Джек Воробей суетился у соседнего столика, пытаясь вовлечь толстого веснушчатого мальчишку в игру. Пацан не втягивался. Ему хотелось есть пирожки. Я взял со стола салфетку, аккуратно скомкал и запустил Джеку Воробью в затылок. Аниматор начал озираться в поисках агрессора. Толстяк, видевший моё движение, захихикал. Я заговорщицки подмигнул мальчишке, тот подмигнул мне. Джек Воробей, утратив к нему интерес, двинулся по залу, явно выслеживая напавшего на него шалопая.
– Это не было хорошим поступком, – укоризненно сказал Михаил.
Я промолчал.
– Твои действия должны были мне что‑то продемонстрировать и привести к пониманию моей неполноценности, – продолжал Михаил задумчиво. – Я подумаю. Но ты всё равно не прав.
Я махнул рукой:
– Оставь, Михаил. Будем считать, что ты меня переспорил и победил. А Найда сюда приведи. На следующей неделе как раз начнутся девятые «Пираты», дети их обожают. Говорят, правда, что Джонни Депп там почти не играет, он как стал кваzи, так очень разборчив в ролях, в основном его компьютерный аватар. Но какая разница, если он ведёт себя точно так же, как настоящий?
Михаил жевал бутерброд, размышляя о чём‑то. Потом спросил:
– Скажи, то, чем мы занимались всё утро, это и есть твоя основная работа?
– Это ещё самая интересная её часть, – признался я.
– Ты заслуживаешь большего, – сказал Михаил с укоризной. – Ты хороший полицейский.
– Ну, так если заслуживаю и если мы друзья – колись, – предложил я. – Зачем ты прибыл в Москву, что расследуешь на самом деле.
– Это всё очень сложно, – ответил Михаил.
– А ты как‑нибудь простенько.
Михаил колебался. Кажется, он и впрямь был готов к какой‑то откровенности.
И тут у меня заиграл телефон.
– Как я ненавижу сотовую связь! – воскликнул я, доставая трубку. – И начальство!
Только на вызов царицы у меня стояла старая песня «Наша служба и опасна, и трудна».
– Михаил рядом? – спросила она, не здороваясь.
– Да…
– Дуйте к храму, быстро!
– Какому храму? – не понял я.
– К большому! Где приют Лазаря Вифанийского!
Связь прервалась.
– По коням, – сказал я, вставая. – Пирожки дожуёшь по дороге.
– Что случилось? – спросил Михаил, вставая.
– Не знаю. Но какая‑то гадость, нутром чую.
Всем традиционным религиям случившееся десять лет назад сильно подпортило карму. Трудно говорить про «чаю воскресения мёртвых», когда ожившие покойники ходят вокруг и пытаются тебя сожрать. Невозможно обещать гурий в раю, когда мёртвому хочется гурий сожрать. И с сансарой как‑то неудобно получается, разве что признать наш мир миром голодных духов.
Но человек – существо гибкое, а вера его – ещё гибче.
Все приспособились. Так или иначе.
И с миром восставших и кваzи тоже стали взаимодействовать.
Так или иначе.
Комментариев нет