Для Витте, впрочем, эта игра тоже не заканчивается успехом. Ему не удается избежать кризиса – в российской экономике начинается депрессия, из которой страна начнет выбираться только после 1907 года, когда самого Витте уже не будет в правительстве.
Художники и рабы
Сергей Дягилев, хоть и уволен из дирекции императорских театров, не остался без должности – финансирование его журнала продолжается. В июле 1902 года официально объявлено, что субсидирование «Мира искусства» продолжится – из личных средств императора, правда, уже в размере 10, а не 15 тысяч. Но теперь проблемы все чаще возникают внутри самого объединения художников. Дягилев считает, что молодые силы должны вместе выступить против отживающих авторитетов: таков, по его словам, общемировой культурный тренд. Он пытается убедить молодых русских художников в том, что все они должны сплотиться именно вокруг него, потому что он принесет им славу. «Я хочу выхолить русскую живопись, вычистить ее и, главное, поднести ее Западу, возвеличить ее на Западе», – пишет он своему другу Александру Бенуа. Но даже Бенуа это кажется фантазией и бредом.
Все сильнее отдаляется от Дягилева Дима Философов – в отношениях с супругами Мережковскими он чувствует себя свободнее. Освободиться от «дягилевского рабства» мечтает не только его двоюродный брат. Многие участники считают выставки «Мира искусства» диктаторскими, особенно возмущены московские художники, которым всегда достается меньше места в экспозиции, чем петербургским друзьям Дягилева.
16 февраля 1903 года, после очередной выставки, в редакции «Мира искусства» (то есть в квартире Дягилева) собираются все лучшие молодые художники страны: и московские, и петербургские. Собрание превращается в восстание: все говорят про диктаторские замашки Дягилева, требуют создать постоянное жюри, которое отбирало бы работы. Главный удар для Дягилева: сторону бунтовщиков принимают самые близкие ему люди – Бенуа и Философов. Первый говорит, что пора создать новое общество. А второй резюмирует: «Ну и слава богу, конец значит».
Дягилев понимает, что спасти свой проект может, только пригласив на место уходящих звезд новых. Он забрасывает письмами Антона Чехова: хочет, чтобы модный драматург стал литературным редактором «Мира искусства». Чехов отвечает на каждое письмо Дягилева – длинными и очень вежливыми отказами. Причин в целом две: он не может по состоянию здоровья переехать в Петербург и не сможет работать вместе с сотрудником журнала Мережковским – из‑за отношения к религии. «Как бы я ужился под одной крышей с Д. С. Мережковским, который верует определенно, можно сказать, верует учительски, в то время как я давно растерял свою веру и только с недоумением поглядываю на всякого интеллигентного верующего».
Но Дягилев не сдается. Ему так и не удается заманить к себе Чехова, но все же Диму Философова он у Мережковских отбивает. Весной 1902 года после долгих уговоров и скандалов Философов фактически сбегает из дома Мурузи, оставив супругам записку: «Я выхожу из нашего союза не потому, что не верю в дело, а потому, что я лично не могу в этом участвовать». Дягилев счастлив. Они с Философовым уезжают вдвоем в долгое путешествие по Италии.
Царьград наш
От отца новому императору Николаю II достаются в наследство весь двор, все правительство, все военное командование и все накопленные страной проблемы. Первым испытанием для Николая становится идея военной операции по захвату Стамбула (тогда город официально называется Константинополь, а для многих русских патриотов – это былинный «Царьград»).
Проект «возвращение Царьграда» (никогда России не принадлежавшего) был одним из самых популярных в российском обществе конца XIX века. Российские войска уже однажды остановились в шаге от Константинополя – в 1878 году, во время Русско‑турецкой войны, в конце правления Александра II. Патриоты‑славянофилы мечтали завладеть Константинополем, этот вопрос постоянно обсуждала пресса, и самым известным фанатом этой идеи был Федор Достоевский: «Золотой Рог и Константинополь – все это будет наше, но не для захвата и не для насилия, отвечу я, – писал Достоевский. – И, во‑первых, это случится само собой, именно потому, что время пришло, а если не пришло еще и теперь, то действительно время близко, все к тому признаки. Это выход естественный, это, так сказать, слово самой природы».
Витте вспоминает, что еще со времен Александра II в генштабе существовал план захвата черноморских проливов и турецкой столицы – русские войска должны были приплыть к Босфору на плотах. Однако Александр III решил воздержаться от каких‑либо войн с Турцией (в целом, он был не против, но считал, что момент неудачный). Появление Николая II открыло новые возможности для давних поклонников идеи «водрузить православный крест над Святой Софией».
Вскоре после коронации Николая правительство собирается, чтобы обсудить первоочередной вопрос: стоит ли готовиться к захвату Константинополя? Инициатор обсуждения – посол России в Турции Александр Нелидов. Он предсказывает скорую политическую катастрофу в Османской империи, которой России непременно стоит воспользоваться и захватить Босфор.
Почти все участники заседания выступают «за»: глава генштаба, военный и морской министры, глава МИД, симпатизирует идее и сам Николай II. Против только Витте, он говорит, что «эта затея приведет, в конце концов, к европейской войне и поколеблет то прекрасное политическое и финансовое положение, в которое поставил Российскую Империю Император Александр III».
Николай II выслушивает все доводы – и дает добро на начало операции. Решено подготовить десант, который должен отправиться в Турцию из Одессы и Севастополя, и спровоцировать в Константинополе волнения, которые могли бы стать предлогом для ввода войск. Министр финансов просит занести в протокол заседания его особую позицию: все это «крайне рискованно, а потому может иметь гибельное последствие».
Император на особое мнение Витте не обращает никакого внимания. Но Сергей Витте опытный бюрократ, он давно в правительстве, хорошо знает двор, в теплых отношениях с матерью императора. Он отправляется жаловаться на царя старшим. Сначала – дяде царя, великому князю Владимиру, командующему гвардией и Петербургским военным округом. Владимир участвовал в предыдущей Русско‑турецкой войне, в которой российские войска так близко подошли к Константинополю. С одной стороны, князь Владимир – самый авторитетный из военных страны, с другой – человек культурный, любит искусство и возглавляет Академию художеств.
Поговорив с дядей, Витте отправляется к Победоносцеву. Воспитатель императора хоть и близко дружил с покойным Достоевским, но никогда не разделял его идею, что Россия как «предводительница Православия» и «столица Всеславянства» должна завладеть Царьградом. «Помилуй нас Бог», – пишет Победоносцев Витте, прочитав о санкции царя на военную операцию. Победоносцев боится любых потрясений.
Усилия Витте приносят плоды, старшие переубеждают Николая. Приехав в Константинополь, посол Нелидов получает указания ничего не предпринимать. Война отменяется, но Николай очень зол на Витте и едва ли не перестает разговаривать с ним. Императору очень хочется славы и новых достижений, а интриган Витте все портит. С одной стороны, царь не решается ослушаться дядю и Победоносцева и отменяет захват Константинополя, с другой – не может простить Витте своей собственной нерешительности.
Комментариев нет