– А вы что, не спросили?
– Пока нет. Рано еще. Человек и без того в стрессе, а тут материя деликатная. Вот квартирку вскроем, тогда и объявим ему неприятную правду. Или он ее сам увидит, правду эту.
– Правду? – удивилась она. – То есть вы сами‑то уверены, что Канунников и Погодина…
– Да брось ты, Настя, – перебил ее Давыдов, наблюдая за действиями сидящего в машине криминалиста. – Списываешь меня со счетов раньше времени. Я ж не пальцем деланый, я с матерью‑то Канунникова хорошо поговорил, долго, пока в машине ехал. Она мне и сказала, что ее сын и Милена Погодина знакомы лет шесть или около того и любовь у них страшная, крепкая и любым жизненным катастрофам противостоящая. А не женятся они только лишь потому, что жить им негде, и Олег хочет сначала денег заработать, квартиру купить, а уж потом семью строить. Разумно, правда?
– Правда, – кивнула Настя. – А то, что Милена живет с Седовым, это как? Укладывается в концепцию?
– Нет, – согласился следователь, – но мать Канунникова об этом не знает. Она считает, что Милена живет в каком‑то общежитии или снимает комнату на паях со знакомой девушкой. В общем, что‑то вокруг этого.
– Интересное кино. А…
– А вот и участковый, слесаря ведет, – снова перебил ее Федор Иванович.
Участковый, стройный и очень симпатичный, лет тридцати с небольшим, в ладно сидящей форме, представился и протянул Насте руку:
– Капитан Дорошин. Можно просто Игорь.
– Анастасия, – ответила она.
Участковый Дорошин… Где‑то она слышала эту фамилию. Или читала? Есть такой знаменитый певец Дорошин, но она слышала именно об участковом. Ну да, конечно, в январе она читала доклад об итогах работы ГУВД Москвы за предыдущий год, и там упоминался некий участковый Дорошин, как раз в разделе об опыте привлечения «других служб» к раскрытию преступлений и розыску преступников. Какое же это было преступление? Кажется, убийство… Да, правильно, убийство жены какого‑то бизнесмена возле оперного театра. Настя потому и запомнила, что упоминался оперный театр, это все‑таки большая редкость в контексте «бизнесмены и убийства», чаще загородные дома, рестораны, казино и офисы попадаются.
– Федор Иванович, – криминалист высунулся из салона машины, – посмотрите, уже можно. Ничего особенного, всякий бабский хлам.
– Ага, сейчас.
Давыдов повернулся к Насте:
– Гляну быстренько, что там, и пойдем наверх.
– Э, начальник, – заволновался слесарь, – мне долго еще ждать? Меня вон участковый выдернул прямо с заявки, быстрей, говорит, дело срочное, следователь из прокуратуры ждет, так я все бросил и пришел, а вы тут и не торопитесь. У меня работа стоит, между прочим.
– А мы с тобой пока пойдем, – миролюбиво заговорил участковый, – дверь посмотрим, ты инструмент подберешь. Опять же соседей надо предупредить, что дверь будем ломать, а то они шум услышат, перепугаются и дежурный наряд вызовут. Постучим пока, покричим, может, хозяин все‑таки дома, спит или еще чем занимается, потому и не открывает. Пошли‑пошли, у следователя своя работа, а у нас с тобой – своя.
Он весело подмигнул Насте, и ей почему‑то стало смешно. Славный парень.
В машине Милены Погодиной не нашлось ничего, что могло бы подсказать, что произошло с хозяйкой. Ни записок, ни бумажек с адресами, ни писем с угрозами. Все как у всех: пара атласов Москвы, несколько дисков с музыкальными записями, темные очки, бумажные платки, пудреница, складной зонтик, шариковая ручка, маленький блокнотик с чистыми листами, еще какие‑то мелочи.
– Охохонюшки, – тяжко вздохнул Давыдов, – работа наша грязная и неблагодарная. Представляешь, Настюха, что сейчас будет? Войдем мы в квартирку да и увидим голубков при исполнении, так сказать, сексуальных желаний. Мало того, что скандал, дескать, нарушили святое конституционное право гражданина Канунникова на тайну личной жизни, так еще и Павел наш мордобой устроит и начнет с девушкой своей публично разбираться. Нам оно надо? А куда деваться? Дело возбуждено, обязаны пропавшую девушку искать. И какой козел его возбудил, а?
– Поквартирный обход начали? – спросила Настя вместо ответа.
– Да сделали, что смогли. Пока ты ехала, мы много чего успели. Правда, время сейчас рабочее, никого нет, ну а уж кто дверь открыл, с тем побеседовали. Хорошо еще с территории аж троих оперов прислали, все‑таки дело быстрее пошло. Один из жильцов дома видел, как вчера днем, около половины третьего, Погодина вышла из машины и вошла в подъезд.
– Он твердо уверен, что это была Погодина?
– Твердо, Настюха. Он ее много раз видел, ошибиться не мог.
– А Канунникова кто‑нибудь видел после этого?
– Чего нет – того нет. Ни после этого, ни до этого. Как‑то так вышло, что Канунникова вчера вообще не видел никто из тех, с кем на текущий момент удалось поговорить, но это и не удивительно. Удивительно, что Погодину заметили и запомнили. Сейчас ведь никто никого в лицо не запоминает и внимания ни на кого не обращает. Канунникова, например, в этом доме никто, похоже, и не знает, а вот девушку заприметили. Наверное, она какая‑то особенная. Ладно, пошли наверх, поглядим, что там, в квартирке‑то.
Они двинулись к подъезду. Стоящий метрах в пяти от них Павел Седов бросил на тротуар недокуренную сигарету и решительно пошел следом.
* * *
Настя никогда не считала себя большим специалистом по осмотру места происшествия. Есть следователь, есть техник‑криминалист, уже приехали два оперативника из «убойного» отдела окружной криминальной милиции, окружную бригаду вместе с экспертом‑криминалистом и судебным медиком уже вызвали, они тоже вот‑вот появятся, даже прокурор‑криминалист приедет, и делать ей в квартире Канунникова в общем‑то нечего. Тем более там понятые и Павел Седов. Слишком много народу для маленькой однокомнатной квартиры. Тело Милены Погодиной лежит в комнате, и даже Настиных поверхностных знаний хватило на то, чтобы понять, что она была задушена примерно сутки тому назад.
– Игорь, – она тронула участкового за рукав, – пойдемте отсюда, поговорим.
Они вышли на лестничную площадку и поднялись на один пролет вверх. Настя немедленно уселась на подоконник и вытащила сигареты, Дорошин же как‑то беспокойно закрутился, делая носом короткие вдохи, словно принюхивался.
– Что такое?
– Да запах. Не чувствуете?
– Нет, – Настя принюхалась, но ничего особенного не уловила. – А чем пахнет?
– По‑моему, мочой. Нет?
– Не знаю, – она пожала плечами и затянулась. – Я много лет курю, у меня обоняние притупилось. А вы не курите?
– Нет, поэтому запахи хорошо чую.
Он быстро поднялся еще на один пролет, и через несколько секунд оттуда раздался его голос:
– Ну точно, здесь кто‑то активно справлял нужду.
– Бомжи?
– Это вряд ли, я бомжей гоняю.
Он спустился, присел на корточки рядом с подоконником и принялся что‑то высматривать.
– Вот, – он торжественно вытащил из‑под батареи и поднес к Настиному лицу консервную банку, почти доверху наполненную окурками. – Видите?
Комментариев нет