Эммануэль

И он с поклоном подал Эммануэль бокал. Она сделала глубокий глоток. Марио внимательно наблюдал за нею.

– В объятиях только одного мужчины женщина выглядит как бы наполовину брошенной. И уж коль верно, что необходимый ответ на требования вашего разума есть кортеж любовников, проносящийся в вашем мозгу, надо, чтобы и тело оставалось в небрежении. И поскольку один мужчина не может быть для вас всем, обладать вами одновременно и там, и тут, – надо, чтобы к нему на помощь пришел второй. И лишь когда эти скрипки зазвучат в унисон, только тогда вы услышите подлинный гимн женщине и ее красоте.

И он необычайно вежливо осведомился:

– Вам нравится?

Эммануэль опустила глаза, закашлялась. Он продолжал без всякой жалости:

– Я имею в виду обладание двумя мужчинами одновременно. Не только в мечтах.

– Не знаю, – не нашла Эммануэль другого ответа.

– Как это так? – совершенно искренне удивился Марио.

– Я никогда этого не делала…

– Правда? А почему?

Она пожала плечами.

– Вы возражаете против такого способа? – тон его стал необычайно едким.

Эммануэль была в замешательстве: что ответить на это? Марио не приходил ей на помощь. Молчание становилось тягостным, когда вдруг последовал неожиданный вопрос:

– Зачем вы вышли замуж?

И снова она не знала, что ответить. Ей казалось, что ее схватили за плечи и закрутили вокруг себя, как при игре в жмурки. С завязанными глазами, с беспомощно растопыренными руками, она не может решиться на один-единственный шаг – таким враждебным кажется ей невидимое пространство. Ей не хотелось признаваться Марио, что замуж она вышла из-за любви к Жану или из любви заниматься с ним любовью. К счастью, ей в голову пришла мысль, которая должна была помочь ей остаться на высоте положения.

– Я лесбиянка, – выпалила она. Марио пристально посмотрел на нее.

– Очень хорошо, – одобрил он, но тут же с подозрением в голосе спросил:

– Вы постоянно были лесбиянкой или только занимались этим в детстве?

– Я лесбиянка всю жизнь, – ответила Эммануэль с вызовом.

И тут же волна тоски и тревоги окатила ее. Правда ли это? Разве когда-нибудь еще сможет она прижать к себе женское тело? Ведь Би потеряна навсегда, а с нею потеряно все…

– Вашему мужу известно о ваших вкусах?

– Естественно. Впрочем, их знают все, это не секрет. Я горжусь тем, что люблю молодых девушек, а они любят меня.

Она трубила сигнал вызова, не думая, повредит он ее репутации или нет.

Марио поднялся, зашагал по комнате. Казалось, он был в восторге. Потом он подошел к дивану, очутился на коленях, обнял ноги Эммануэль.

– Женщины все прекрасны, – забормотал он, – Только женщины умеют любить. «Останься с нами, Билитис, останься. И если у тебя страстная душа, ты увидишь, как в зеркале, свою красоту в телах твоих подруг».

Эммануэль с меланхолической иронией подумала, что ей не повезло: было бы слишком, чтобы в нее влюбились сразу и женщина, которая не вполне лесбиянка, и мужчина, который гомосексуалист чересчур.

Марио, однако вернулся к своему обычному спокойствию, и допрос возобновился.

– У вас много любовниц?

– О да!

Она решила, что воспоминание о Би не должно стеснять ее в этот вечер, и поспешила добавить:

– Я люблю их часто менять.

– И вы всегда, когда захотите, находите новых?

– Это нетрудно. Стоит им только предложить.

– И не бывает никого, кто бы отказался?

– Конечно, есть девицы, которых не совратить. Но тем хуже для них!

– Абсолютно верно, – согласился Марио. – А вы? Вам нравится быть покоренной и совращенной?

– Да, я люблю быть пассивной.

И, улыбнувшись своему признанию, пояснила:

– Но при условии, что мои совратительницы красивы. Я боюсь всякой некрасивой женщины.

– Совершенно правильное мышление, – снова одобрительно произнес Марио. И вернулся к своей, судя по всему, излюбленной теме:

– Вы сказали, что ваш муж в курсе ваших приключений. Но он их одобряет?

– Он даже их поощряет. Никогда у меня не было столько связей, как с тех пор, как я вышла замуж.

– А он не боится, что ласки ваших подруг отвратят вас от него?

– Глупости! Любовь женщин совсем не то, что любовь мужчины. Одно другого не заменяет. Нужно, чтобы было и то, и это. Быть только лесбиянкой – значит слишком от многого отказаться.

Такая категоричность неожиданно насторожила Марио:

– Предполагаю, что ваш муж тоже пользуется прелестями ваших любовниц…

Эммануэль шаловливо улыбнулась…

– Особенно тех, которые мечтают об этом, – откликнулась она.

– А вы не ревнуете?

– Это было бы смешно.

– Вы правы, – сказал Марио. – Радость надо делить с близкими.

Он прикрыл веки, словно вызывая заманчивые образы. И Эммануэль тоже постаралась представить себе обнаженные тела своих подруг, такие голые, такие горячие наощупь, такие красивые! И новый вопрос Марио донесся до нее из прекрасного далека:

– А он?

– Он? – Эммануэль широко раскрыла глаза.

– Ну да, ваш муж. Он много мужчин для вас добывает?

– Что вы, – протянула удивленная до глубины души Эммануэль. – Конечно, нет!

– В таком случае, – холодно заключил Марио, – я не могу понять, в чем же для вас обоих заключается преимущество супружеской жизни.

Он отхлебнул шампанского, смакуя его, и снова спросил, на этот раз насмешливым, пренебрежительным тоном:

– Вы что, запрещаете ему любить других?

Эммануэль поспешила ответить отрицательно. В глубине души она не была уверена, что этот ответ ее украшает.

– А вы говорили ему, что он может это делать?

– Не совсем так, конечно, – прерывающимся голосом выдавила из себя Эммануэль. – Но он никогда не спрашивал, делаю ли я это. Я совершенно свободна.

Марио с сожалением покачал головой.

– Вот за это вы должны его упрекнуть. Это не та свобода, которой требует эротизм.

Прежде чем Эммануэль смогла возразить, последовал новый вопрос.

– Когда вы написали мужу из Парижа, вы сообщали ему хронику своих побед?

Эммануэль была буквально сражена сознанием собственной банальности и попыталась все же избежать прямого ответа.

– Я говорила ему о своих возлюбленных.

Жест Марио означал: это все же лучше, чем ничего. Снова наступило молчание. Эммануэль взглянула на Квентина. Тот улыбался с замечательным постоянством. Она спрашивала себя, понимает ли он что-нибудь в этом разговоре или улыбка его – улыбка вежливости, желание показать, что ему не так уж смертельно скучно.

– Только, ради Бога, не примите Жана за ревнивца, – возбужденно заговорила Эммануэль, спеша рассеять дурное впечатление, какое, казалось, произвела на Марио ее уклончивость. – Он не более ревнив, чем я сама. Ведь это он научил меня показывать ноги. Он любит, когда я надеваю узкие платья, чтобы при выходе из машины юбка задиралась как можно выше. И вы можете мне поверить, что даже на самых чопорных приемах я веду себя совсем без стеснения.