Он читал журнал. Я заметила у него под нижней губой тонкую белую пленочку или налет; пленочка прилипла к углам рта, в тех местах, где смыкаются верхняя и нижняя губы. Почти каждое утро я видела эту белую пленочку. После того, как он принимал душ, пленка обычно пропадала.
Может, там просто остаток зубной пасты? Или налет появлялся оттого, что он всю ночь дышал ртом? Может, его налет – то же самое, что гной из глаз? Когда читал, он жевал очень медленно, как будто хотел сберечь силы, как будто сосредоточенность на книге замедляла его глотательные способности. Иногда между движениями челюстей и глотательными движениями наблюдался большой разрыв. Проглотив очередную порцию, он немного выжидал, а затем брал из миски еще одну ложку с горкой и рассеянно подносил ее ко рту. Всякий раз, когда он набирал такую полную ложку, я думала, что он прольет молоко на подбородок, хотя ничего такого не случалось. И все это делалось машинально.
Мышцы на лице у него напряжены. Даже сейчас. Даже когда он сидит за рулем и ведет машину.
Как я могу запретить себе представлять, что мы с ним будем вместе завтракать и через двадцать, и через тридцать лет? Будет ли у него каждый день такой же белый налет? Станет ли он хуже? Неужели все, у кого серьезные отношения, думают о такой ерунде? Я наблюдала за тем, как он глотает, как двигается его выступающий кадык, похожий на искривленную персиковую косточку, которую запихнули ему в глотку.
Иногда после еды, обычно после сытной еды, его организм издает звуки, похожие на те, что производит остывающая машина после долгой поездки. Я слышу, как внутри его тела перемещаются жидкости. Чаще всего такое бывает не после завтрака, а после ужина.
Терпеть не могу думать о таких вещах. Они не имеют значения и банальны, но необходимо подумать о них до того, как наши отношения перейдут на новую ступень. Правда, такие мысли меня бесят. Я с ума схожу из-за того, что думаю о таких вещах.
Джейк умен. Вскоре он станет настоящим профессором. Университет заключит с ним бессрочный контракт и все такое. Это приятно. Это делает жизнь хорошей. Он высокий и симпатичный – его неуклюжесть по-своему притягательна. Он привлекательный мизантроп. Именно о таком муже я мечтала, когда была моложе. Джейк мне подходит по всем пунктам. Только я не уверена в том, что хочу этого, когда наблюдаю за тем, как он ест кашу, и слышу, как в нем переливаются жидкости.
– Как по-твоему, у твоих родителей тоже есть тайны? – спрашиваю я.
– Конечно. Даже не сомневаюсь. По-другому и быть не может.
Самое странное – и это беспримесная ирония судьбы, как сказал бы Джейк, – что я не могу поделиться с ним своими сомнениями. Все мои сомнения имеют отношение к нему, а он – единственный человек на свете, с которым мне неприятно об этом говорить. Я ничего ему не скажу, пока не буду уверена, что все кончено. Не могу. То, над чем я думаю, связано с нами обоими, имеет последствия для нас обоих, однако принять решение я могу только в одиночку. Что там говорят о серьезных отношениях? Еще одно в длинной веренице противоречий начального этапа отношений.
– Почему тебя так интересуют тайны?
– Просто так, – отвечаю я. – Я думаю, и все.
Может быть, надо просто наслаждаться поездкой, а не мудрить, не перегружать голову мыслями. Вылезти из собственной головы. Радоваться; пусть все происходит естественным путем.
Не знаю, что это значит, но часто слышу: «Пусть все происходит естественным путем, пусть все идет как идет». Так часто говорят в связи с серьезными отношениями. Разве не это происходит у нас сейчас? Я позволяю себе задумываться, обдумывать такие мысли. Все естественно. Я не собираюсь подавлять сомнения. Разве это не было бы менее естественным?
Я спрашиваю себя, какие у меня причины для того, чтобы все закончить, – и мне не удается придумать ничего существенного. Но как можно не задаваться таким вопросом, если находишься в серьезных отношениях? Что придает им силу, позволяет продолжаться? Делает их достойными? Главным образом, я просто думаю, что мне будет лучше без Джейка, что так будет разумнее, чем продолжать. Правда, я ни в чем не уверена. Да и как я могу быть уверена? Раньше я еще ни разу не порывала с парнем.
В основном мои прошлые романы напоминали пакеты молока с истекшим сроком годности. Отношения доходят до определенной точки и скисают; хотя от них еще не тошнит, этого достаточно, чтобы заметить перемену во вкусе. Может быть, вместо того, чтобы думать о Джейке, мне бы задаться вопросом, способна ли я испытывать страсть. Возможно, во всем виновата я сама.
– Я не против холода, мороза, – говорит Джейк. – Лишь бы небо было ясное. Всегда можно закутаться потеплее. Сильный мороз очень бодрит.
– Лето лучше, – говорю я. – Терпеть не могу холода. Но весна начнется через месяц, не меньше. Похоже, месяц будет тянуться целую вечность.
– Как-то летом я видел Венеру без телескопа. – Типичный ответ Джейка. – Это было однажды ночью, перед рассветом. Теперь Венеру нельзя будет увидеть с Земли больше ста лет. Тогда наблюдался очень редкий парад планет; Венера была видна на фоне Солнца в виде крошечной черной точки… Было по-настоящему круто.
– Если бы тогда мы с тобой уже познакомились, ты рассказал бы мне о параде планет. Я ничего не видела.
– В том-то и дело, – говорит он. – Обычно никто не смотрит на небо. Так странно! Можно наблюдать Венеру, а большинство людей смотрели телевизор. Не обижайся, если и ты тоже этим занималась.
Я знаю, что Венера – вторая планета от Солнца. А кроме этого, мне почти ничего о ней не известно.
– Тебе нравится Венера? – спрашиваю я.
– Конечно.
– Почему? Почему она тебе нравится?
– Один день на Венере – все равно что сто пятьдесят земных дней. Ее атмосфера состоит из азота и углекислого газа, а ядро у нее железное. Кроме того, на Венере много вулканов и отвердевшей лавы – она немного похожа на Исландию. Мне следовало бы знать ее орбитальную скорость, но я не помню, а выдумывать не хочу.
– Вот и хорошо! – говорю я.
– Но больше всего мне нравится то, что, если не считать Солнца и Луны, Венера – самое яркое небесное тело. Большинство людей этого не знают.
Мне нравится, когда он ведет такие разговоры. Мне хочется узнать больше.
– Ты всегда интересовался космосом?
– Не знаю, – отвечает он. – Да, наверное. В космосе у всего свое место. Космос – это сущность, да, но вместе с тем он безграничен. Чем дальше движешься, тем меньше плотность, и можно всегда продолжать двигаться. Не существует четкой границы между началом и концом. Мы никогда до конца не поймем и не узнаем его. Мы не можем.
Комментариев нет