К сообщению прилагалась кодированная ссылка. Прогнав ее через декодер, Питфей запустил восстановленное видео с камеры. Завершив просмотр, он пару минут сидел в глубокой задумчивости, машинально почесывая бритый подбородок ногтем среднего пальца, а затем включил повтор. Нет, ему не померещилось. Девчонка, голая и грязная девчонка, рвала в клочья табун байкеров. Результаты ее действий впечатляли. Шея свернута, кадык разбит. Затылок размозжен. Грудная клетка проломлена. Конечности едва ли не оторваны. Девчонка старалась не повторяться. В финале она оседлала последнего выжившего, вдоволь наскакалась на его распухшем агрегате, возбужденном при помощи шнурка, встала, сделала пару шагов и свалилась без чувств.
Ловец Теней был прав: жесть.
Фургон объявился через две с половиной минуты. Без мигалок и, похоже, без сирен – звук камера не писала. Люди в форме, плохо различимой в темноте, с деловитостью опытных санитаров погрузили девчонку в фургон – только девчонку, байкеры «санитаров» не заинтересовали. После того, как фургон уехал, прошло еще четыре минуты, и боковой проулок озарился суматошными сполохами полицейских мигалок.
Дальше смотреть не имело смысла.
Да, отметил Питфей. Никакого камня, летящего в камеру перед началом бойни. «…Почистил, художества обнулил.»
Он вновь прошелся по кабинету; вернулся к монитору, вслепую уставился на стоп‑кадр. Девчонка валит семерых байкеров? Не такое уж чудо, как может показаться на первый взгляд. Компания придурков, заторможенных алкоголем и наркотой, а девчонка, к примеру, успела лет пять отстреляться и набегаться в горячих точках – в той же Киликии или Колхиде. Питфей навидался таких девочек, знал, на что они бывают способны. Если еще и планка упадет…
Фургон, сказал он себе. Таинственный фургон увозит лишившуюся чувств фурию. Здесь тоже при желании найдется с десяток банальных объяснений. Размышляя, Питфей глянул на плазменную стенную панель, потянулся к пульту, собираясь выключить назойливое мельтешение новостей – и окаменел. Я это уже видел, беззвучно вскрикнул он. Только что видел! Голая девчонка – и седеющий дылда в жилете и шортах‑карго. Пятачок на окраине Кекрополя, освещенный мигающим фонарем – и зал бойцовского клуба «Элевсин», залитый электрическим заревом. Табун байкеров и толпа зрителей. Отредактированная Ловцом запись и свежие городские новости. Различия не имели значения, потому что у этих двоих была одинаковая моторика движений: у дылды и девчонки. Они словно приноравливались, пробегали пальцами по клавишам инструмента, изучали функции и настройки. Выясняли по ходу дела: на что способно это тело в симфонии насилия? А если так? И вот так? Оба не повторялись в выборе средств: толчок, затрещина, удар кулаком. Захват, бросок, зало́м…
Оба двигались беззвучно.
Звук, с опозданием вспомнил Питфей. Надо включить звук. И отдернул руку от пульта, как от ядовитой гадины, изготовившейся к броску. Нет. Звук только помешает.
Действия дылды, и прежде не отличавшегося миролюбием, становились все агрессивнее, жестче, сокрушительней. Качество записи оставляло желать лучшего – монтаж двух‑трех съемок, сделанных вайферами случайных зрителей, оказавшихся вне побоища. Изображение прыгало, мигало, уходило в сторону, но Питфей уверился: дылда сейчас начнет убивать. Уверился – и ошибся. Может, дылда и начал бы убивать, но ему не дали. С верхнего ряда рухнула тень, опрокинула, швырнула вниз. В кадре мелькнуло лицо Тезея, болезненно резкое, контрастное, похожее на карнавальную птичью маску; при виде внука у деда нехорошо ёкнуло сердце…
Обошлось.
Тезей, плохо различимый из‑за спин, сгрузил обмякшего буяна в кресло. Обоих заслонила толпа, и Питфей выдохнул с облегчением. Он включил звук на фоне эффектного стоп‑кадра: Тезей с дылдой, соперничая в зрелищности с горной лавиной, рушатся через ряды кресел. Объявилась ведущая, сверкнула агатами глаз, хризолитом кулона на пышной груди, перламутром помады на губах:
– …репортаж нашего собственного корреспондента Диктиса Заробаласа из бойцовского клуба «Элевсин». Побоище в «Элевсине», случившееся полчаса назад, едва не закончилось трагедией, и лишь мужество прославленного чемпиона Тезея Пелопида при поддержке восходящей звезды клуба Пирифоя Флегиаса позволили избежать человеческих жертв. Семеро пострадавших с травмами различной степени тяжести доставлены в больницы города, еще четверым помощь была оказана на месте. Виновник происшествия задержан, полиция ведет следствие…
Ты жаловался на вакуум, криво ухмыльнулся Питфей. На отсутствие информации? Твои жалобы были услышаны – не важно, кем. По двум точкам можно провести прямую и выяснить, куда приведет эта паутинка. Переслать запись, восстановленную Ловцом Теней, внуку. Пусть подтвердит или опровергнет параллели, возникшие у деда. Сопоставить время вчерашней бойни – и момент, когда тебя, Паучок, скрутил приступ. Байкеры погибли за полтора часа до приступа. Седьмой до сих пор жив. Значит, байкеры ни при чем, приступ – не их заслуга. Остается девчонка. Допустим, она умерла позже, в фургоне – или куда там ее доставили. Допустим, это ее смерть аукнулась тебе приступом. Сегодня, в клубе, никто не погиб. Виновник происшествия задержан. Питфей невольно прислушался к собственным ощущениям, хотя смысла в этом не было: приступ всякий раз накатывал резко, бил наотмашь, в полную силу, без предупреждения.
Дылда, если дело в нем, пока жив.
Надо спешить. Надо срочно связаться с Тезеем. Стой! Питфей осадил сам себя, как рвущегося в галоп жеребца. Внука сейчас рвут на части репортеры – или он дает показания в полиции. Полиция – вероятнее. Ответить Тезей не сможет, заняться записью – тоже, а пришедший некстати вызов приведет к лишним вопросам.
Нужно действовать. Надо ждать.
Проклятье!
Фургон. Тот, что увез девчонку. Не удастся ли разобрать номерной знак? Отследить маршрут по другим камерам? Мальчик мой, думал Питфей, набирая номер специалиста из техотдела. Отбрыкивайся, как хочешь, малыш, но больше часа я тебе не дам. Я всегда был жесток к тебе, уж извини. Я был жесток к тебе еще до твоего зачатия.
И я не изменился с годами.
Глава третья
«Я вам не нравлюсь, детектив» – «Человек? Он не человек» – «Он сдох, ты понял? Он дал дуба!» – «Мой мальчик! Мой мальчик…» – «Считай, что я справился с землетрясением.»
1
Тезей
– Представьтесь.
– Зачем? Вам неизвестно, кто я?
– Это нужно для протокола.
Диктофон на столе был включен на запись: на нем горел алый индикатор.
– Тезей Пелопид.
– Ваш род занятий?
– Профессиональный борец.
– Борец?
Молодой навис над Тезеем. Молодой кривился от боли. Молодой тайком щупал ноющую, отбитую поясницу. На скуле молодого багровела, наливалась темной грозовой синевой шикарная гематома – хоть для учебника фотографируй. Челюстью молодой двигал с трудом. Он даже не пытался скрыть неприязнь к Тезею. Вернее, демонстрировал ее напоказ. Слишком явно демонстрировал. Переигрывает? Или вправду невзлюбил?
– Борец, – скучно повторил Тезей. – Профессиональный. Знаете, кто это? Человек, который борется за деньги.
Они находились в допросной: комната три на четыре метра, бежевый пластик стен. В углу, под потолком – видеокамера. Привинчен к полу стол без ящиков. Привинчен к полу стул для допрашиваемого: неудобный, вытертый до блеска сотнями задниц. Пара легких офисных кресел напротив. Крошечное окошко в стальной двери. Классическое смотровое окно в полстены, непрозрачное изнутри. Если допросная – это намек, то смысл намека был Тезею недоступен.
Комментариев нет