Слышать такие сплетни было больно и обидно. Но определить точно, кому нужно «сломать лицо», не получалось. Опытный, видно. Спасало лишь то, что слухи эти были весьма непопулярны.
Бо́льшая часть дома Романовых и Высшего света отреагировала сдержанно. То есть затаилась, набрала попкорна и стала дожидаться развития этого конфликта. В то, что мужчина, взявший на шпагу штаб армии, имея всего два десятка бойцов, спустит такие обидны, не верил никто. Да и про внезапное исчезновение Распутина слухи ходили один чудней другого.
Кое‑кто, кстати, Максима даже поддержал. Например, Михаил Александрович – брат императора – прислал ободрительное письмо с самыми наилучшими пожеланиями. Ротмистр ответил. Завязалась переписка. Мягкий, либеральный, но интересный и умный. Каши с ним, конечно, не сваришь, но как приятель – лучше не придумаешь.
К сожалению, несмотря на то что злобствовала очень немногочисленная публика, радости это не добавляло. Очень уж высоким и крепким оказалось их положение. Из‑за чего жизнь у парня стала очень острой и насыщенной – его успехи затирались, заминались и всячески гасились на самом верху. А Император стал идти против своего окружения.
Еще хуже стало после того, как в феврале 1915 года погиб Гвардейский кавалерийский корпус, включая лейб‑гвардии Гусарский полк. А вместе с ним и пять братьев Константиновичей, относящихся к Максиму крайне положительно. Потом, правда, выяснилось, что они в плену, но обстановку это не улучшило. Особенно в свете утраты знамени и фактического уничтожения полка, к которому ротмистр был приписан.
В принципе можно было бы и возродить всю конную гвардию. Но с этим не спешили, просто выведя полки в резерв. Распускать, кстати, тоже не торопились. Из‑за чего Максим подвис в воздухе.
Понимая, что от него ждут прошение на перевод и, желательно, куда подальше от лейб‑гвардии, ротмистр сделал ход конем. Он подал прошение на имя Государя с просьбой преобразовать бывший запасной эскадрон своего полка в отдельный лейб‑гвардии эскадрон. Формально – при его полку, но без упоминания в названии. Немного поколебавшись, ему это позволили. А почему нет? Чем бы дитё ни тешилось, лишь бы на глазах не мелькало. Сидит себе в Царском Селе. Возится с солдатиками да мастерскими. И пусть. Главное, чтобы подальше от дел серьезных и важных.
Но дурной ротмистр не смог качественно прикинуться ветошью и намеков не понял. Он продолжал активную деятельность. Например, с ноября 1914 года начал активную переписку с широким кругом людей. В том числе и с такими энергичными, деятельными кадрами, как Колчак, Врангель и прочие. Не говоря о своем «добром фее» – генерале Ренненкампфе. С тем‑то понятно – каждую неделю уходило свежее письмо в пухлом конверте. И обсуждали они совсем не мимозы с ландышами.
Особенно Максим сдружился с Колчаком, имея возможность беседовать лично. А потому и смог подбить Александра Васильевича на реализацию довольно необычного предприятия…
Дело было так.
Послушав о том, чем занимается Балтийский флот, ротмистр стал рассуждать про Цусимский синдром.
– Что? Какой‑такой синдром? – удивился Колчак.
– Цусимский. Вы о нем не знаете?
– Нет.
– После серии поражений в Русско‑Японской войне и, особенно, после разгрома Русского Императорского флота в Цусимском сражении моряки наши стали воевать от самой что ни на есть глухой обороны. Боятся наступления. Боятся нового страшного разгрома.
– Но позвольте! Немецкий флот же на голову сильнее нашего!
– И где он стоит?
– Это мне неизвестно, – развел руками Колчак, но весьма неуверенно.
– В Вильгельмсхафене! В Северном море! А здесь, на Балтике, у немцев и кораблей почти нет. Только легкие силы, притом в ограниченном масштабе!
Проболтали они в тот раз несколько часов. Через неделю еще раз встретились. И еще. А потом, вдохновленные своими фантазиями, заявились к командующему Балтийским флотом фон Эссену, с которым у Колчака были удивительно хорошие личные отношения…
И вот 2 февраля 1915 года однотипные броненосцы «Андрей Первозванный» и «Император Павел I» вышли малым ходом в сторону Ирбенского пролива. Их задача была проста и обыденна – прикрыть минные постановки.
В Рижском заливе к ним присоединились четыре канонерские лодки типа «Гиляк II», а также группа эсминцев. На первый взгляд – все прилично и в рамках задуманного дела. Одна беда – на канонерках и эсминцах были слишком уж большие команды… и не имелось мин…
Поэтому ничего удивительного не было в том, что получившийся ордер миновал Ирбенский пролив и двинулся дальше. А уже 4 февраля, в утреннем полумраке на пляже у основания косы Пиллау, начали вылезать шлюпки. Тихо и деловито из них выбирались моряки и рассыпались по берегу, занимая позиции. Плавсредства же отчаливали и шли за следующей партией десанта, ориентируясь на хорошо заметные силуэты кораблей.
Не прошло и часа, как в восьми километрах от Пиллау на берегу скопился сводный батальон вооруженных до зубов моряков. Армейские подразделения специально не стали привлекать, чтобы меньше болтовни и резонанса. Чтобы тише шла подготовка и быстрее. Ограничились добровольцами с морских экипажей.
Заработали орудия «Андрея Первозванного» и «Императора Павла I».
Удивительно бестолково спроектированные броненосцы в данной ситуации оказались очень кстати. Эти чрезвычайно перегруженные корабли обладали настолько плохой мореходностью, что на полном ходу даже в штиль зарывались в воду. Так что ходить они могли только очень неспешно. Однако для своего водоизмещения они обладали исключительным бронированием и вооружением. Что сейчас и пригодилось. Ведь идя в кильватере, они могли работать по берегу из восьми 305‑мм, четырнадцати 203‑мм и дюжины 120‑мм пушек. Солидно? Очень. Особенно учитывая особенность береговых батарей Пиллау.
К счастью, 1930‑е годы еще не наступили и немцы не успели там понастроить мощных железобетонных фортификаций закрытого типа. В феврале 1915 года русские броненосцы встречал совсем другой формат батарей. Обычный, привычный и употребляемый по всему миру. А именно: утопленные в грунт, открытые сверху просторные позиции, защищенные с фронта лишь мощными брустверами. Из кирпича.
Тяжелые фугасы начали методично вспахивать грунт подле батарей. Те стали огрызаться. Но несильно и недолго. Потому что 120‑мм пушки броненосцев работали исключительно шрапнелью. Из‑за чего германским канонирам было просто не подойти к орудиям. А там, где они пытались, все заканчивалось быстро и фатально.
Десантный сводный батальон моряков тем временем форсированным маршем двигался по северному берегу косы. А следом, с некоторым отставанием, шли канонерские лодки и эсминцы, готовые поддержать своих моряков из орудий, да прямой наводкой.
И вот взлетела белая ракета. Оба броненосца прекратили обстрел самой восточной батареи.
Минута покоя. Вторая. Немцы стали выбираться из укрытий.
– Ура! – заорали моряки, почти уже подобравшиеся к батарее. И атаковали ее.
Десятка полтора бойцов, деморализованных и оглушенных тяжелым обстрелом, даже толком не поняли, как их смяли. Походя. Лихо. Неловко. Но с безудержной энергией и душой.
Комментариев нет