Жанна

Терпение – главное, чему он меня научил. До чего же тяжело было совладать с собой и, скажем, не выбросить мерзавца в окно за то, что на белом домашнем диване лежит теплая свежая куча, а он невинно отводит глаза в сторону, как бы «ну это не я, нет». А ведь винить нужно только себя – все вопросы всегда к хозяину.

– Как там Лука? – иногда интересовалась Жанна.

– Ведет себя как маленький фюрер.

– Ты единственный, кого он слушается.

Он много путешествовал с нами. Как настоящий турист, со своим собачьим паспортом, прививками, дорожной сумкой. Да и вообще жил счастливой собачьей жизнью: я возил его на притравку (это когда собаке‑охотнику позволяют загнать дикое животное), мы подбирали ему породистых подружек, баловали его сахарными косточками…

Так или иначе мы вместе и каждый по отдельности были готовы к рождению малыша и совершенно не боялись. Больше того, мы уже начали придумывать свою жизнь втроем – после того, как ребенок появится на свет: Жанна много говорила о том, как соскучилась по спорту, что мечтает снова, как до беременности, совершать пробежки вдоль океана, вновь ощутить легкость. А вот вернуться на сцену не спешила, желая насладиться долгожданным материнством.

Ближе к родам, когда я отлучался в Москву, приезжала погостить сестра Жанны, потом ее мать. Тогда я не думал, что, связывая свою судьбу с женщиной, я становлюсь связан с ее семьей. Удивительно, насколько чужими и разными людьми мы оказались, насколько другой и непохожей на своих родственников была моя Жанна.

Горе, словно океан, разделило нас. Но это всё потом.

А пока – океан из окон и океан счастья внутри, одежки размером с ладонь и трепет.

Глава 5

Так вот, беременность очень шла Жанне. Ее прежняя природная плавность словно еще усилилась, а ее и без того гипнотическая улыбка сделалась еще теплее. Ближе к концу срока ей стало тяжеловато, но я не помню, чтобы она жаловалась. Разве только на грусть во время разлуки: мне все же приходилось улетать по делам в Москву, и все эти дни порознь мы проводили, бесконечно созваниваясь и переписываясь. Впрочем, в марте я вернулся, чтобы уже наверняка «досидеть» до появления на свет нашего первенца.

Я очень хотел присутствовать на родах. Это было не праздное любопытство – для меня было важно увидеть появление сына собственными глазами, стать, насколько это возможно, участником. К тому же я был совершенно уверен, что смогу быть поддержкой для Жанны в такую важную для нас обоих минуту. Меньше всего мне хотелось бледным как полотно стоять в больничном коридоре и, изнывая, ждать, когда же выйдет врач и скажет: «У вас мальчик». В общем, для себя решил, что обязательно пойду, но при условии, что это не стеснит Жанну, и если она попросит, то незамедлительно выйду. Мы поговорили об этом незадолго до родов:

– Ты не будешь возражать, если я буду с тобой?

– Конечно нет. Я сама хотела спросить, не хочешь ли ты пойти.

Ну что же, и врача, и клинику, где Платону предстоит появиться на свет, мы выбирали вместе. Значит, будем вместе и сейчас. Решено.

Но время шло, а Платон не торопился. В начале апреля, слегка озадаченные, мы пришли на очередной прием к нашему жизнерадостному врачу. Осмотрев нас, он невозмутимо заметил:

– Пора, откладывать больше не стоит. Выбирайте дату.

– То есть как – выбирайте дату?

– Давайте назначим удобный для всех день.

– Удобный день? А как же таинство рождения, предусмотренное природой? Судьба, космос, звезды?..

– Молодые люди, природа не идеальна. А мы помогаем ей исправлять ее ошибки. Давайте, выбирайте.

– А давайте сегодня, чего тянуть? – предлагаю решительно.

– Никаких «сегодня». Я не готова. Нет, – заупрямилась Жанна. Моя сильная, мудрая женщина вдруг превратилась в испуганную девочку. – Нет.

– Хотите, давайте послезавтра?

Мы переглянулись.

– Ты как?

– Почему бы и нет. А какое послезавтра число?

– Кажется, седьмое апреля. Мне нравится.

– И мне.

Так, выбирая дату рождения сына, мы угодили в годовщину нашего счастья – двухлетие первого свидания в Берлине. Сообразил я это только намного позже, перебирая в памяти архивы нашей короткой любви. Удивительное совпадение.

Итак, по желанию родителей именно 7 апреля 2013 года на свет должен был появиться наш сын Платон.

Воодушевленные и взволнованные, не скрывая одновременно облегчения и трепета, мы принялись собираться в госпиталь, где уже втроем проведем последующие два дня. Иронии ради замечу, что на этот раз Жанна изменила своей многолетней привычке собираться в последний момент.

В полночь, как в сказке, по велению нашего многоопытного доктора, мы отправились в клинику. Мама вышла проводить нас на улицу, держа на руках Луку. Мы махали на прощание, как будто отправлялись в долгое путешествие, – так были взволнованы.

Шумел океан. Загорелую влажную кожу облизывал теплый ночной бриз. Темная южная ночь. Такая же, как вчера, и такая же, как будет завтра. Только для нас двоих она была особенной. Мы ощущали себя заговорщиками. Будто у нас был секретный план, о котором знали только мы двое.

Через несколько часов, ранним утром, окончив все больничные подготовительные процедуры, врач произнес:

– Всё отлично. Ну, – посмотрев на меня, а потом на Жанну, – начнем?

– Давайте!

Если до этого всё происходящее было для меня просто занимательно и любопытно, то в эту минуту я понял – дороги назад нет, вот оно, сейчас начнется, и спросил сам себя: остаешься? И, ни секунды не раздумывая, ответил: конечно. В это время в палату вкатили дребезжащий медицинский стол, на котором побрякивали прикрытые зеленым полотенцем диковинные стальные инструменты и приспособления – как же без них? От этого тонкого нескладного звона мне стало совершенно не по себе. Я прислонился к стене, голова закружилась. Отличное начало, посмеялся я над собой. Но эта слабость длилась одно мгновение, после чего, отмахнувшись от ненужных эмоций, я подошел к Жанне и взял ее за руку.

После я ни разу не пожалел, что эти важнейшие часы в нашей жизни мы провели вместе. Признаться, изначально, представляя свое участие в рождении, я шел не только затем, чтобы помочь, но и за эмоциями, которые – кто знает – быть может, больше в моей жизни никогда не повторятся. Но, пробыв рядом с Жанной эти долгие часы рождения новой жизни, понял, каких трудов это стоит женщине, какое это страдание, какая боль и какая работа. Это было захватывающее и волнительное таинство, которое невозможно передать словами. Удивительное единение с любимой, которое я испытал, ни на шаг не отходя от нее, держа ее за руку, приободряя, деля с ней отдых, помогая дышать и после вновь берясь за труд.