– Насколько я знаю, на том канале, для которого ты делаешь репортаж о премьере, криминальные новости не идут, – заметил я.
– Это само собой, – согласилась Катя. – Но мое основное место работы на другом канале, я же тебе говорила. Я уже позвонила туда, договорилась, они обещали заплатить оператору, если он поможет мне сделать материал. Ну Игорек, ну что тебе стоит?
– Кать, я ни с кем из них не знаком, я не могу их ни о чем просить.
– Ну почему? Ты же их коллега, тоже милиционер. Они тебя послушают.
– Катя, люди работают, неужели ты не понимаешь? Это же не разграбленный ларек, это два трупа, два мертвых человека. Сейчас надо место происшествия осматривать, очевидцев искать и опрашивать, протокол составлять, работы выше головы, а ты с глупостями лезешь.
– Но я тоже работаю! – возмутилась она. – Думаешь, для меня большое удовольствие трупы снимать?
– Ага, новости – ваша профессия, – поддакнул я. – Катя, я никого не буду ни о чем просить. Если тебе надо, иди сама и договаривайся.
– Я уже пробовала, – понуро призналась она.
– И как?
– Послали.
– Грубо?
– Да нет, не очень. Скорее, даже вежливо. Но твердо.
– Вот видишь, я был прав, им не до тебя. Для таких случаев в каждом управлении есть пресс‑служба, они и дают всякие комментарии.
– Но с пресс‑службой же договариваться надо! – в отчаянии воскликнула Катя. – А у меня горящий материал! Это же такая редкая удача – оказаться с камерой на месте происшествия как раз в момент убийства! Ты что, не понимаешь?
– Да понимаю я. Но ты сама подумай своей головой, ну что сыщики тебе могут сейчас сказать? Они только что приехали, они даже толком не знают еще, что здесь случилось. Какие слова ты хочешь от них услышать? Мол, приехали по вызову на двойное убийство и сами пока не поняли, что к чему? Этого ты хочешь? Даже я на данный момент знаю больше них.
– Ну давай, я у тебя возьму интервью, а, Игорь?
– Я же не в форме, – хмыкнул я.
– Ничего, это даже еще круче: милиционер в смокинге, – возбужденно заговорила Катерина. – Все равно титр даем, место работы и должность указываем. А по картинке будет хорошо!
– Катя, отстань.
– Ну почему?
– Потому что твой материал пройдет в эфире и через полчаса о нем все забудут, а мне еще работать и работать. У меня, знаешь ли, начальники есть, и все они смотрят телевизор, и далеко не у всех хороший характер и нормальная психика. Какому начальнику понравится, когда их подчиненный дает интервью по чужому преступлению, да еще без их разрешения, но зато в смокинге? И думать забудь.
Я увидел, как сквозь заметно поредевшую толпу пробирается ко мне Иван Хвыля.
– Все, Катюша, закрываем дебаты, мне надо идти.
Она тут же сделала стойку.
– Куда?
Да, напора ей не занимать. Далеко пойдет. И в старости я буду рассказывать внукам, как однажды провел ночь со знаменитой журналисткой Екатериной Кибальчич, которая в те времена была совсем молоденькой, очень хорошенькой, но мало кому известной… И было это в то самое время, когда их знаменитый прадедушка пел в «Трубадуре» в постановке знаменитого Вернера Фрая. Мои внуки будут расти под сенью сплошных знаменитостей.
Катя перехватила мой взгляд и ринулась к Ивану.
– Екатерина Кибальчич, программа «Город», – быстро заговорила она. – Вы могли бы дать короткий комментарий к случившемуся? Всего несколько слов для наших телезрителей.
Иван растерялся. Молодой еще.
– Да что тут комментировать? Сами пока ничего не знаем.
Я молча схватил его за руку и потащил к служебному входу. Пока я шнырял в толпе, выискивая свидетелей, холод как‑то не ощущался, но теперь я почувствовал, что замерз окончательно, бесповоротно и на всю оставшуюся жизнь. Я уже никогда не отогреюсь и до гробовой доски буду идти рука об руку с насморком, имеющим в среде специалистов благородное название «острый ринит». Он даже не станет хроническим, он так и будет острым до самого конца. Возможно, третьим в нашей теплой компании станет острый бронхит. На троих‑то оно веселее.
На вахте сидели бравый дядя‑охранник с выправкой бывшего военного и обожаемая мною старенькая, но полная сил, энергии и любознательности тетя Зоя, которая работала на этом самом месте, когда я был еще ребенком, то есть в те давние‑давние времена, когда звери еще говорили, а вахтерами служили женщины и старики. Тетя Зоя была папиной поклонницей, поэтому меня любила, баловала и всегда угощала пирожными, которые покупала специально для меня в театральном буфете. Да, были, были такие времена, когда в магазинах пирожных могло и не оказаться, а вот в театральных буфетах они были всегда, как и бутерброды с дефицитной красной и белой рыбой.
Увидев меня, тетя Зоя всплеснула руками.
– Игоречек, что же это делается? Там что, правда кого‑то убили? Я смотрю, никто из артистов не выходит, Дмитрий Евгеньевич по радио объявил, чтобы никто не покидал здание, я тут сижу, сижу, ничего не знаю, никто ничего не говорит, просто ужас какой‑то! – затараторила она. – Твоя мама два раза спускалась, спрашивала, не возвращался ли ты, она тебе все время звонит на мобильник, а ты не отвечаешь. Все так волнуются, никто ничего не понимает, мне велено никого не выпускать…
– Тетя Зоя, там действительно произошло несчастье, застрелили двух человек, поэтому вас просят помочь милиции и обеспечить присутствие в театре всех возможных свидетелей. Вы уж постарайтесь, не подведите, ладно?
– Так какие же могут быть свидетели, если все артисты здесь, в театре, а убили на улице? – неподдельно удивилась старая вахтерша. – Никто ведь не выходил еще, никто ничего и не видел.
– Так надо, тетя Зоя, – умиротворяюще улыбнулся я, продвигаясь к лестнице, ведущей наверх, к гримуборным. – Милиции виднее. Это они так распорядились.
– Я смотрю, ты здесь свой, – ухмыльнулся Иван, когда мы миновали один пролет.
Было в этих словах что‑то презрительное, а может, мне просто так показалось, но тем не менее, стало обидно. Участковый‑театрал. Нелепо, наверное. До сегодняшнего дня эта мысль мне в голову не приходила. И до сегодняшнего дня мне не приходилось стесняться своей, пусть и косвенной, но причастности к этому миру сцены и кулис. Что ж, как говорится, все когда‑то случается в первый раз.
– Так вышло, – коротко ответил я, не вдаваясь в пространные объяснения. Весь сегодняшний ресурс длинных реплик был уже израсходован на мамулю во время ее панических телефонных звонков.
– Тогда подскажи, с кого лучше начать, – попросил Иван.
Впрочем, просьбой его слова можно было считать чисто условно, они куда больше напоминали требование, если вообще не приказ. Ну да, все правильно, на месте происшествия главный – следователь, ему подчиняются оперативники, а все прочие милицейские деятели у них на побегушках.
Комментариев нет