– Ладно, проедем еще немного вперед, – вздохнула Лилиана.
Но буквально через двести метров Вероника радостно подпрыгнула.
– Вот он! Он меня ждет. Наверное, на его карте была какая‑то ошибка или ему кто‑то неправильно сказал, что здесь есть кафе. Слава богу!
Впереди стоял джип, а рядом с ним Вероника увидела Первушина, который преспокойно прогуливался взад и вперед, поджидая ее. Он был в длинном дождевике с капюшоном, и дождь ему был не страшен.
– Останови, пожалуйста, – попросила Вероника. – Я скажу ему буквально два слова, и поедем в Вену.
Лилиана остановила машину, блаженно потянулась и закурила, выпуская дым в открытую дверь. Вероника выскочила из машины, держа в одной руке папку с отобранными Первушиным материалами, а в другой – раскрытый зонтик.
– Привет! – взбудораженно сказала она. – Ты меня напугал этим несуществующим кафе. Я уж подумала, что неправильно поняла тебя.
– Да я и сам испугался, – ответил Николай, забирая у нее папку. – Потом сообразил, что рано или поздно ты все равно по этой дороге проедешь, и решил ждать.
Он открыл дверь джипа и протянул руку с папкой внутрь.
– Проверь, пожалуйста, – сказал он кому‑то, кого Вероника не видела.
Она попыталась заглянуть внутрь, но Первушин быстро захлопнул дверь, а через тонированные стекла Вероника ничего разглядеть не смогла.
– Ты опоздала, – произнес он как‑то равнодушно, без упрека и без раздражения.
– У меня машина не завелась, – стала оправдываться Вероника. – Представь, время – седьмой час утра, суббота, проливной дождь, ни одной живой души кругом. Хорошо, Лилиана в это время ехала, она меня подвезет до Вены, а там я возьму такси.
Она ожидала, что сейчас Николай удивится, почему она не хочет ехать с ним при такой ситуации, и уже начала придумывать аргументы, которые должны будут убедить его в том, что ей просто необходимо доехать до Вены с Лилианой Кнепке, но он ничего не спросил, принял ее информацию к сведению и все.
– А кто там у тебя? – спросила она, не сумев справиться с любопытством.
– Помощник, – коротко ответил Николай. – Ты же не думаешь, что я оставлю миллион долларов в машине без надежной охраны.
– А‑а, – понимающе протянула Вероника.
В этот момент стекло с их стороны опустилось и женский голос сказал:
– Триста двенадцать страниц. Порядок?
– Порядок, – откликнулся Первушин.
«Ничего себе помощник, – с обидой подумала Вероника. – Баба какая‑то. А я‑то, дура, надеялась, что вечер мы проведем вместе. Зря старалась. Он обо мне и думать забыл. Вот сукин сын!»
– Я могу взглянуть на деньги? – спросила Вероника металлическим голосом, всем своим видом показывая, что ни о каком доверии между ними и речи быть не может.
– Конечно.
Он распахнул заднюю дверь и взял лежащий на сиденье кейс.
– Вот твои деньги.
– Покажи.
Он послушно открыл замки, и внутри Вероника не увидела ничего, кроме множества каких‑то документов.
– Я не поняла, – медленно сказала она. – Мы же договаривались о наличных. Надуть меня хочешь?
– Это и будут наличные, – терпеливо объяснил Николай. – Я не сумасшедший, чтобы возить в незащищенном автомобиле сто пачек по десять тысяч долларов. Может быть, тебе, дуре непроходимой, это кажется нормальным, потому что ты в жизни не заработала ни одной тысячи долларов и для тебя вообще нет разницы, пять долларов или пять миллионов. А я очень хорошо понимаю, что, случись что‑нибудь с машиной или с этими деньгами, меня убьют, если я их не верну в течение месяца. В каждом банке, куда мы с тобой приедем, я буду получать по этим документам наличные, а ты в соседнем окошечке будешь класть их на свое имя. Понятно?
Она почти ничего не поняла, потому что «дура непроходимая» больно резанула ухо и усилила раздражение, возникшее оттого, что в машине оказалась женщина. А она так мечтала…
– Понятно, – ответила она машинально. – Давай сюда папку.
Николай выпростал руку из‑под полы дождевика, и Вероника не сразу поняла, что здесь что‑то не так. Рука не потянулась к открытому окошку, за которым сидела невидимая Веронике женщина, чтобы взять у нее папку с материалами Лебедева. И вообще рука была какой‑то другой формы. В следующее мгновение Вероника Штайнек‑Лебедева поняла, что в руке у Николая пистолет. Она даже не успела додумать эту мысль до конца. Край исчезающего сознания еще успел зацепить непонятный, но страшный звук. Это дико кричала Лилиана Кнепке.
Глава 3
Николай Саприн, он же Николай Первушин в соответствии с липовыми документами, которые он предъявлял Веронике Штайнек, молча вел машину, напряженно ожидая, когда Тамара хоть что‑нибудь произнесет. Но она молчала, как воды в рот набрала. Почему она молчит? Так испугалась, что языком пошевелить не может? Ведь она должна была испугаться, не могла не испугаться, потому что речь шла только о том, что они заберут папку и проедутся по десятку банковских учреждений. Только об этом шла речь, а вовсе не о том, что, забрав папку, он убьет Веронику Штайнек‑Лебедеву.
Почти полгода потратил Саприн на эту проклятую папку. Сначала искал Веронику по всей Австрии, потом уговаривал ее, утрясал всякие мелочи то с ней, то в Москве с Дусиком. Намаялся. И зачем все это в конечном итоге, когда в последний момент Дусик дал команду денег Веронике не отдавать, забрать папку и покончить с этим делом? Саприн был обижен на Дусика, на весь мир и на самого себя. Он заслуженно считался мастером деликатных поручений, связанных с необходимостью найти держателя каких‑нибудь документов и аккуратненько эти документы выкупить, договориться о гарантиях и цене, да так, что обе стороны оставались довольны. Никогда у него не было значительных проколов. Даже в тех случаях, когда искомые документы носили специфический характер и содержали информацию, понятную только специалистам, Николай не жалел времени на то, чтобы получить тщательный инструктаж, вникнуть в детали и потренироваться в «распознавании» текста. Ни разу он не ошибся, не привез туфту вместо важных бумаг.
А вот теперь его использовали в такой грубой операции… Все равно что электронным микрокалькулятором гвозди забивать. Противно. А главное, возникло неожиданное осложнение. Вероника приехала не одна, и пришлось, кроме нее, убивать еще и женщину с маленьким ребенком. Если бы дело было в одной только Веронике, можно было бы вообще не беспокоиться. Кто будет надрываться ради эмигрантки‑санитарки? Никто. Надрываться будут ради связей ее мужа‑контрабандиста, начнут искать в этом направлении, ничего, естественно, не найдут, на том и успокоятся. А эта женщина с ребенком в машине – кто она? Саприн залез, конечно, в ее сумочку, водительским удостоверением поинтересовался. Лилиана Кнепке. Черт ее знает, кто она такая. Может статься, ее семья поднимет шорох, возьмет полицию за горло, дескать, найдите нам во что бы то ни стало убийцу нашей дорогой Лилианы. В этом случае искать будут по линии Кнепке, считая Веронику Штайнек случайной жертвой. Тоже ничего не найдут. Но почему молчит Тамара? Что она себе думает?
Комментариев нет