После

– Правда, ты не можешь это признать. Но я вижу, – говорит он высокомерно.

В ответ я могу только отрицательно покачать головой. Он улыбается еще шире, и я инстинктивно отступаю к стене. Хардин делает следующий шаг, и у меня вырывается умоляющий стон. Не надо!

– Твой пульс участился? И губы сухие. Ты думаешь обо мне и чувствуешь… там, внизу. Разве не так, Тереза?

Все, что он говорит, правда, и чем дольше он говорит мне это, тем сильнее я его хочу. Так странно, хочу и ненавижу одновременно. Хардин меня физически привлекает, и это странно, учитывая, как сильно он отличается от Ноя. Никто не привлекал меня так, кроме Ноя.

Я знаю, что, если я сейчас чего-нибудь не скажу, он победит. Не хочу, чтобы он победил.

– Ты ошибаешься, – бормочу я.

Он улыбается. Одна эта улыбка пронизывает меня, как ток.

– Я никогда не ошибаюсь, – сообщает он, – не в этом.

Отступаю в сторону прежде, чем он может прижать меня к стене.

– И ты продолжаешь утверждать, что я вцепилась в тебя, когда сам сейчас загоняешь меня в угол? – спрашиваю я, и моя злость на этого невыносимого парня в татухах пересиливает желание.

– Потому что ты сделала первый шаг. Не пойми меня неверно, но я был удивлен.

– Я была пьяна, и это была ужасная ночь, ты знаешь. Я стеснялась, а ты был добр ко мне. Ну, твоя версия недурна.

Я стремглав проскакиваю мимо него и сажусь на обочине. Так я оказываюсь вне зоны досягаемости. Разговор слишком утомителен.

– И я жесток к тебе, – говорит он, нависая надо мной, и утверждение больше похоже на вопрос.

– Да, жесток. Ты превосходишь самого себя в грубости. И не только ко мне, ко всем. Но со мной ты, кажется, особенно стараешься.

Надо же, мы все еще так спокойно беседуем. Знаю, это минутная передышка, скоро он снова на меня накинется.

– Это просто не так. Я отношусь к тебе так же, как и ко всему остальному миру.

Я молчу. Я знала, что нормально поговорить не получится.

– Не знаю, зачем я трачу на тебя время, – кричу я и возвращаюсь к дороге.

– Прости. Иди сюда.

Мысленно вою, но ноги реагируют быстрее, чем мозг успевает отдать команду, и я останавливаюсь в нескольких шагах от него.

Он сидит на бордюре, там, где только что была я.

– Садись, – командует он.

Повинуюсь.

– Ты сидишь ужасно далеко, – говорит он, и я закатываю глаза. – Ты мне не доверяешь?

– Нет, конечно. С какой стати?

Хардин несколько мрачнеет, словно сказанное его задевает, но вскоре возвращается к обычной невозмутимости. Неужели ему не все равно, доверяю ли я ему?

– Мы можем договориться держаться друг от друга подальше или остаться друзьями. Я не собираюсь и дальше с тобой воевать.

Я вздыхаю, и он придвигается немного ближе.

Он делает глубокий вдох и затем произносит:

– Но я не хочу держаться от тебя подальше.

Что? Сердце, похоже, сейчас выпрыгнет из груди.

– Я хочу сказать… Я не думаю, что мы сможем не общаться, раз твоя соседка – один из моих лучших друзей, ну и все такое. Так что думаю, мы должны быть друзьями.

Чувствую разочарование; но разве это не то, чего я хочу? Я же не могу целоваться с Хардином, обманывая Ноя.

– Ну ладно, значит, друзья? – спрашиваю я, стремясь не обращать внимания на неприятный осадок в душе.

– Друзья, – подтверждает он и протягивает руку.

– Но никаких чуть больше, – напоминаю я, пожимая его руку и чувствуя, как кровь приливает к щекам.

Посмеиваясь, он играет с кольцом в брови.

– Что ты имеешь в виду?

– А то ты не знаешь. Стеф мне уже рассказала.

– О чем, обо мне и ней?

– О вас, и о тебе, и о других девушках.

Я вымученно смеюсь, но получается похоже на кашель, и я кашляю еще, чтобы он не заметил моего смущения.

Он поднимает бровь, но я не обращаю внимания.

– Ну, мы со Стеф… это было весело. – Он улыбается воспоминаниям, а я проглатываю комок в горле.

– И да, у меня есть девушки, которых я трахаю. А почему тебя это волнует, подруга?

Он говорит об этом так беззаботно, что я просто в шоке. Признание, что он спит с другими девушками, не должно меня волновать, но я ревную. Хардин мне не принадлежит; мой парень – Ной. Мой парень – Ной. Мой парень – Ной, – мысленно повторяю я.

– Не волнует. Просто я не хочу, чтобы ты считал меня одной из них.

– Ого… ты ревнуешь, Тереза? – усмехается он.

Я толкаю его. В жизни в этом не признаюсь.

– Вовсе нет. Мне их жаль.

Он игриво поднимает брови.

– О, не жалей их. Поверь, они со мной счастливы.

– Ладно, ладно. Не пора ли нам сменить тему? – Я вздыхаю и запрокидываю голову, чтобы посмотреть на небо и забыть образ Хардина и его гарема. – Так ты попробуешь быть со мной повежливей?

– Конечно. Если ты перестанешь все время быть такой нервной стервой.

Глядя на облака, мечтательно тяну:

– Я не стерва, просто ты отвратительный.

Смотрю на Хардина, и меня разбирает смех. К счастью, он смеется вместе со мной. Это хорошая замена скандалу. Еще не решен главный вопрос: какие чувства я могу или не могу к нему испытывать, но если я пресеку его попытки целовать меня и сосредоточусь на Ное, то выйду из этого ужасного замкнутого круга прежде, чем станет еще хуже.

– Посмотри на нас, двух друзей. – Акцент у Хардина очень приятный, когда он не грубит.

Черт, акцент делает его голос еще мягче. Слова льются с его языка, сквозь розовые губы… Я не должна об этом думать. Отрываю взгляд от его лица и встаю, отряхивая юбку.

– Эта юбка и правда ужасная, Тесс. Если хочешь остаться мне другом, не надевай ее больше.

На мгновение мне становится обидно, но когда я смотрю на него, он улыбается. Наверно, он так шутит, грубо, но не злобно, как обычно.

На моем телефоне срабатывает будильник.

– Мне нужно вернуться на занятия.

– Ты устанавливаешь будильник на каждую лекцию?

– Я много на что ставлю напоминалки; я всегда так делаю. – Надеюсь, он не собирается над этим смеяться.

– Хорошо, установи напоминалку на завтра после занятий, чтобы как-нибудь повеселиться.

Кто это и где настоящий Хардин?

– Не думаю, что могу веселиться так же, как ты. – Не представляю даже, что Хардин подразумевает под словом «повеселиться».

– Ну, мы просто принесем в жертву пару котов, сожжем несколько домов…

Я, не удержавшись, прыскаю, и он улыбается в ответ.