Переводчик

Он ехал в такси на автовокзал и думал, что только клинический идиот или шпион, вместо того чтобы просто поехать и взять в камере хранения то, что ему там оставили, способен накручивать круги по Москве, стараясь засечь и сбросить наружку. И в то же время понимал, что вбитые многими годами навыки никогда не позволят ему поступить иначе.

Когда-то его занесло в Иваново, еще в той, другой жизни. Когда чеченцы еще не захватывали школы и больницы, а чеченили там, у себя, на малой родине, когда профессия офицера была не только героической, но еще и престижной, когда ни один государственный муж не мог позволить себе надраться, как стадо свиней, и возжелать, как последний Ростропович, подирижировать оркестром где-нибудь за рубежом… Короче, когда-то давно у Сергея был хороший друг Виталя Новоселов из Иванова. Так вот, Сергей ездил в то самое Иваново к Витале на свадьбу, и тот хохмы ради показал другу единственный в СССР Конспиративный переулок. Они еще смеялись, два молодых дурака, и фантазировали, что скоро в Конспиративный понаедет со всего мира куча отставных шпионов и будут они, старые пердуны, следуя усердно вбитым в них привычкам и инструкциям, ходить из дома в булочную или там аптеку обязательно через Кострому или даже Ярославль, зорко отслеживая выцветшими старческими глазами, не пасет ли их кто. М-да, весело и пьяно было им тогда в Конспиративном… А Виталя через полгода погиб в Южной Америке.

Перед входом в автовокзал на телефонной будке висело объявление, написанное от руки неровным, очевидно старческим, почерком, сообщающее, что пропал котик. Писавший был еще тот грамотей и вместо «котик» написал «коток». В объявлении был даже указан номер телефона, по которому нашедший странно названное животное мог позвонить и получить «вазнагражденя», причем последнюю цифру телефонного номера без криптографа разобрать было невозможно. Сергей мазнул взглядом по объявлению, хмыкнул про себя и, не задерживаясь, прошел мимо. Теперь он знал не только номер ячейки в автоматической камере хранения, но и цифровой код.

Когда он с жадностью уплетал дома поздний ужин в счет несъеденного обеда, тот же самый урод опять позвонил и начал пытать, куда же он (урод) в очередной раз попал. Сергей с уверенностью подтвердил, что место попадания урода ничуть за прошедшее время не изменилось и он по-прежнему в жопе. На том и расстались.

После ужина настроение поднялось и в Конспиративный переулок ехать расхотелось. Может, потом как-нибудь.

 Глава 3. Сами мы не местные…

Рассказывать о себе Сергей не очень любил, вернее – очень не любил, ибо справедливо полагал, что излишние знания всегда создают проблемы для того, о ком что-то знают. Ну, к примеру, считает обожаемая шефиня, что единственный китаист в ее фирме когда-то окончил пединститут где-то в Сибири или на Дальнем Востоке и долго работал с языком практически, и пусть себе считает. Потому что, узнай вдруг она, где ему довелось изучать эту иноземную мову и как он ею действительно владеет, дамочка обязательно постаралась бы платить меньше, а требовать больше.

Сергей Волков родился в первой половине шестидесятых в Москве. Отец был скромным клерком в министерстве внешней торговли, а мать преподавала английский в военном институте иностранных языков. Ему не было и пяти, когда папу, выпускника восточного факультета МГУ, направили на скромную должность в торгпредство Советского Союза в Гонконг. В Гонконге папина карьера неожиданно резко пошла на взлет, и на долгие годы он стал незаменимым. В торгпредстве было полно блатных мажоров и пламенных партийцев, но Москва требовала результатов, и кто-то должен был их давать. Так семейство Волковых и прожило в Гонконге долгие двенадцать лет, изредка выбираясь в отпуска в Союз.

Попав в столь юном возрасте в многоязыкий Вавилон, Волков-младший к семи годам бойко изъяснялся на «наньяне» (южный вариант китайского языка), вовсю трепался по-английски и даже немного понимал французский. Такая вот компания сложилась у них во дворе. По достижении семи лет юного полиглота было решено отдать в школу для иностранцев с преподаванием на английском и китайском языках. А чтобы чадо не забывало язык родины, дома с ним говорили только по-русски, да еще заставляли читать русскую же классику. Вот потому к семнадцати годам Сергей свободно изъяснялся на китайском в двух вариантах – на южном диалекте и на общегосударственном языке КНР «путунхуа», – на английском и прилично владел французским. Его папа не стеснялся пользоваться услугами юного дарования, а потому лет с пятнадцати Сергею довелось познать прелесть переводческой работы.

Если с учебой проблем особых не возникало, то отношения с одноклассниками порой строились непросто. Не секрет, что к советским гражданам никто, никогда и нигде не испытывал особых симпатий. Вообще-то, если честно, и на родине-то их не особенно любили. Когда Сергею исполнилось десять, в его класс перевели трех юных штатников. И началось. Троица невзлюбила его мгновенно – как «коммуниста», во-первых, и как первого ученика, во-вторых. Организовать бойкот «коммунисту» не получилось, тогда его стали отлавливать и поколачивать. А так как спасаться бегством удавалось далеко не всегда, то вскоре Волков-младший начал регулярно приносить домой не только отличные отметки, но и синяки. С этим что-то нужно было делать, и на семейном совете решили, что сыну пора заняться спортом. Поэтому в один прекрасный день Волков-старший отвел сына в боксерский клуб «Цзинь Лун» («Золотой дракон»). Почему именно бокс, ведь в то время мир сходил с ума по восточным единоборствам, и в Гонконге было полно мест для желающих этой экзотикой заняться? Да потому, что Николай Владимирович в молодости сам не без успеха выступал на ринге и, что самое главное, он был прагматиком и реалистом. Как известно, ничто так не способствует развитию здорового прагматизма, как работа в сфере внешней торговли.

В боксе у Волкова-младшего почти сразу стало получаться. Выяснилось, что у него хорошая реакция, быстрота и при этом унаследованные от папы прагматизм и трудолюбие. Вдобавок ко всему кровожадные дебилы из школьной группы поддержки ни на минуту не давали расслабляться, и Сергей пахал в зале как проклятый. Где-то через полгода у него прорезались острые и резкие удары с обеих рук, достаточно неожиданные при его тогда хрупком телосложении. В итоге, когда святая троица в очередной раз подстерегла его в укромном месте, Сергей убегать не стал, а просто их всех отколотил, причем, помня советы прагматика-папы, по физиономиям не бил, а от души настучал обидчикам по жирным пузам. Проигравшая сторона, покидая поле битвы, клятвенно обещала устроить «третью мировую войну», однако на следующий день сначала сделала вид, что в упор не замечает Сергея, а потом и вовсе стала набиваться в друзья. Так, один из америкосов даже пригласил его к себе домой на день рождения. Папа посоветовал пойти и даже составил компанию сыну. Он выпил виски с отцом некогда избитого одноклассника, пригласил его к себе в гости и в итоге подружился. Результатом этой дружбы стал крупный контракт, подписанный американской фирмой-монстром, с одной стороны, и министерством внешней торговли – с другой. Из всего умел извлекать пользу Волков-старший. Много лет спустя Сергей всерьез подумывал о том, что папа имел какое-то отношение к истории его вражды с юными штатниками, уж больно все сложилось складно по месту и времени.